…Работы перед выходом хватило с лихвой всем, даже Кили, который сперва отнекивался и говорил, что не справится, но позже втянулся, и в процессе выяснилось, что у него, оказывается, склонность к анализу. Природная робость и забитость сейчас отступили на второй план, и постепенно, в процессе работы, из-под маски услужливого, зашуганного, бесправного полукровки стал появляться настоящий Кили. Точнее, Кайл Сатледж. Такой, каким бы он стал, не попади в жернова геноцида его расы.
И про эпидемию, надо сказать, первым заговорил именно Кили.
— …Надо как-то подстраховаться от грибка, — напомнил он на четвертый день подготовки. — Город большой. А потом мы в Москву поедем, она еще больше, и еще южнее. Вдруг подцепим?
— Не думаю, что подцепим, — успокоил Скрипач. — Мы пойдем в универсальной биологической защите, так что можно не бояться. Но меня волнует другой момент…
— С которым мы не разберемся, пока не добудем хотя бы один образец, — закончил за него Саб. — То, что это искусственная дрянь, не вызывает никаких сомнений. Но я пока что не понимаю, как это сделано.
— Ага, а так же кем это сделано, зачем это сделано, и когда это сделано, — тут же поддел Скрипач.
— Кем — догадаться несложно… — начал Саб, но Скрипач его перебил:
— Ну и кем? — с издевкой спросил он. — Даже «Горизонт» не понял, куда идут отчеты, и где даже не центр, хотя бы узловые точки этой системы. Да и про «зачем» у меня масса вопросов.
— А у меня вопросов нет, — отрезал Саб. — Им нужно уничтожить нашу расу. Для этого и сделано.
— Нашу расу гораздо проще было бы вырезать при таких раскладах, — засмеялся Скрипач. — Опять не сходится, Саб. И потом, ты сказал «им». Так «им» или «ему»?
— Хватит придираться к словам! — рявкнул Саб. — Не понимаю, к чему ты клонишь?
— Он клонит к тому, что нашу расу не просто уничтожают, ее дискредитируют. Причем на уровне нескольких поколений, — спокойно заметил Ит. — Убить было бы слишком просто. А вот создать ряд стереотипов, подсознательных страхов, фобий; облить грязью, причем так, чтобы это навсегда закрепилось в сознании у целого вида — гораздо более сложная задача. Мы видим, как создаются паттерны, Саб. Это гораздо глубже, чем убийство.
— То есть это заговор, — Саб задумался. — Хм. Не слишком ли много хлопот, вам не кажется?
— Кажется, — согласился Ит. — Именно это больше всего и настораживает.
…Эри день за днем тренировалась, чтобы получше вжиться в роль капризной и наглой хозяйки — но лишь на шестой день у нее худо-бедно стало что-то получаться. Кричать на мужчин она стеснялась, и даже если пробовала это делать, естественности в действиях так и не появилось. Ит, подумав, предложил другую тактику — попробовать наоборот понижать голос, и говорить «со льдом». Это вышло гораздо лучше, за удачный экспромт уцепились, потянули — и, в конце концов, создали все-таки образ, который назвали «тихая стерва с котиком». Котика Эри, конечно, водила на поводке, либо же он сидел у нее на плече — хороший штрих, удачная деталь.
— Самое плохое не это, — сердилась Эри. — Самое плохое юбки в пол, платки, и румяна. Румяна, ужас какой! Я — и румяна.
— А названия какие у местных румян, — ржал Скрипач. — «Свеколочка», «морковочка», «сёмушка», «клубничинка», «малиночка», «розанчик»… Нет, народ, это издевательство какое-то и над Русским Сонмом, и над русским языком, и над психикой. Ит, ты можешь себе представить себе Берту — и «свеколочку»?
— Да мы были бы убиты этой «свеколочкой» через две минуты после предложения намазать эту дрянь на лицо, — содрогнулся Ит. — А «сёмушкой» нам бы дали леща, не иначе.
— Ага. Но у нас нет другого выхода. Поэтому… Эри, что предпочтешь? Предлагаю «малиночку» или «розанчик». Они хотя бы не такие ядреные, как всё остальное, — подвел неутешительный итог Скрипач.
План по внедрению получился сложным, но, к сожалению, он был единственным вариантом, при котором систему получалось обмануть надолго и качественно.
Ключом плана решено было сделать смерть, точнее — реакцию системы на смерть. Биологический отпечаток после смерти носителя не исчезал сразу, он затухал постепенно, примерно в течение суток. При болезнях носителей он тоже менялся, но потом восстанавливался.
На планете — умирали. Причем далеко не всегда в пожилом возрасте.
Возник вопрос — можно ли выдать затухание отпечатка за болезнь вместо смерти, и потом восстановить его до исходного? Оказалось, можно. Если бы не «Горизонт», они бы провозились недели две, не меньше, но с помощью корабля удалось завершить анализ за трое суток.
Это был обнадеживающий вывод, на основе которого и сделали план.
Теперь команде предстояло отыскать шесть подходящих смертей, «оживить» носителей, и свести их воедино в нужной точке. Причем свести «чисто», с фиксацией во всех базах, с настоящими, не поддельными документами, с «историей».
И это удалось. Причем в рекордно короткий срок.
…Эри превратилась в Ирину Андревну, тридцатипятилетнюю женщину, полезшую купаться в прорубь на праздник, заболевшую пневмонией, и благополучно скончавшуюся двенадцать часов назад. Пока с настоящей Ириной Андревной возилось безутешное семейство и пара священников, поддельная, которой внезапно стало лучше, села в поезд, имея необходимые бумаги, и отправилась в Петербург.
…Сабу и Сэту даже имена менять не пришлось — оба носителя, места которых они заняли в системе, имели лишь семизначные номера, они являлись имуществом железнодорожной компании «Транзит», и сутки назад, изрядно напившись, попали под поезд. Пока настоящих носителей собирали на путях в мешки, матерясь, их бывшие коллеги, поддельные носители были проданы «Транзитом» Ирине Андревне, и отправлены проходящим товарняком в Петербург.
…Кили пришлось временно превратиться в Колю, приживалу-полкровку, который полез на крышу дома, в котором квартировал, чтобы счистить снег, и сорвался. Пока настоящий носитель со сломанной шеей угасал в местном приюте, Колю перекупила уже у системы всё та же Ирина Андревна, и приказным порядком велела доставить его в Петербург, благо, что до Петербурга было полтора часа езды.
…Скрипач тоже обошелся без имени — его носитель находился в собственности сразу у двух владельцев, первым из которых был комбинат по производству макарон, а вторым компания по уборке территорий, которая сдавала полукровных в наём. Носителя убили в драке, которые в общежитиях не редкость, и пока его бывшие начальники лаялись, кто будет утилизировать тело, Скрипач с документами о его продаже Ирине Андревне уже ехал в Питер.
…Иту достался, по общему мнению, самый спорный вариант — его носитель был выявленным зараженным; он не умер, а находился в карантине. По словам Сэта и Кили из карантина живым все равно никто и никогда не выходил, поэтому риск сводился к минимуму, но все равно другого варианта не было. Носитель остался в камере, под замком. А Ит с его документами и справкой о продаже уже ехал в Петербург на встречу со своей новой хозяйкой, Ириной Андревной.
— И куда ж тебе их столько, уважаемая?
— Дочери в подарок везу, — неприязненно скривила губы Эри. — Дочь у меня замуж выходит.
— Так лучше б деньгами, — мужчина, сидящий за регистрационной стойкой, хмыкнул. — Их же все равно в Москву-то нельзя. Только транзитом.
— Да я знаю, — отмахнулась Эри. — Не в саму же Москву. Чего мы в грязи забыли? Дом у ней, у дочери, за Москвой. Два этажа, кирпич. Работы много. Чего-то ты, уважаемый, всё спрашиваешь. Завидно, поди?
— Попридержи язык, женщина, — мужчина посуровел. — Положено, вот и спрашиваю.
Ит украдкой разглядывал сейчас говорившего. Классический вариант, тут такие через одного, если не каждый. Дородный, ожиревший; лицо круглое, как блин; борода с сильной сединой, клочкастая, нечистая. Одежда более чем неплохая, добротная, с явной отсылкой к военной форме — куртка с нашивками, сильно напоминающими шевроны, украшенная золотистыми пуговицами, круглая шапочка с отстрочкой кантом, из-под которой высовываются сальные волосы; штаны заправлены в высокие сапоги, причем на сапогах еще и металлические набойки.
— Обожди тут, пойду, посмотрю, где свободно, — мужчина встал. — Этим скажи, чтобы отошли. Чего пялятся…
Он пошел куда-то прочь по темному узкому коридору, Эри осталась стоять у стойки. Ит подошел к ней.
— Казак, — прошептала Эри. — Ну вылитый. Точно такие меня тогда… из квартиры…
— Если он что-то тебе сделает, я сломаю ему шею, — беззвучно произнес Ит. — Клянусь.
— Он не сделает, — шепнула в ответ Эри. — Просто гадостно.
— Верю, — кивнул Ит. — Но всё равно.
В коридоре послышалась какая-то возня, затем — приближающиеся шаги. Мужчина возвращался. Ит быстро отошел в сторону и встал рядом с Сэтом.
— Опусти голову, — шепнул тот. — Они не любят, когда на них смотрят.
— Знаю.
— Я не тебе, я Сабу.
— Так. Ты… эта… Ирина Андревна, да? Тебе в женскую, в самый конец коридора, я там открыл уже, ключ в двери. Этих в общую хотел, но там места нет. Поэтому придется мужиков в малую мужскую, а пидаров в кладовке запрем. Не передерутся?
— Я им передерусь, — процедила Эри. — Шкуры живьем спущу.
— Вот это правильно, — похвалил мужчина. — Когда съезжать будешь?
— Послезавтра, — Эри повернулась к Сабу и Сэту. — А ну давайте вещи мои несите… куда нести?
— В самый конец, там дверь открытая, — мужчина брезгливо скривился. — И не противно тебе, что они таскают?
— Не самой же тяжести ворочать, — пожала плечами Эри. — Сумки-то закрытые.
— Ты им вместе быть не давай, — начал поучать мужчина. — Они ж, только отвернись, сразу…
— Не учи, не маленькая я, — с презрением ответила Эри. — Они все уколотые. Им не хочется.
Про химическую кастрацию они узнали в самом начале поиска информации. Использовалась она редко, потому что была дорогой, да и «уколотые» работали после неё неважно, слишком много у препарата оказалось побочных эффектов. Но иметь «уколотых» было престижно, поэтому сейчас Эри очень вовремя использовала информацию. Она была в глазах мужика хоть и женщиной, но — богатой женщиной, при богатом муже, с достатком, с живыми деньгами.