— Про любовь.
— Что-то мне подсказывает, что это была не та любовь, о которой некоторые подумали, — проворчал Скрипач. — Порнография, что ли? На кассетах? Аудиопорно?..
Кили тяжело вздохнул.
— Вроде того. Охи там всякие, вздохи, звуки… ну не мучайте вы меня! — взмолился он. — Зря я вообще про это сказал.
— Не зря, — возразил Ит. — Я-то, признаться, думал, что этому миру уже нечем меня удивить. Оказывается, ошибался. Оказывается, есть.
— Да уж, — согласился Скрипач. — До этого момента мне подобное и в голову не приходило…
Выехали с утра пораньше, причем толком не выспались — Иту поздно вечером пришлось всё-таки поменять потекший радиатор, благо, что удалось достать новый. Сэт предложил поспать подольше, но решили не спать. Если мы не будем действовать по плану, мы вообще никуда не уедем, справедливо сказал Скрипач, и с ним согласились. Да, не уедем. Мы и так тянем и тянем время, непонятно с какой целью, а тянуть его больше уже нельзя.
Почему нельзя — не проговаривал вслух никто, не смотря на то, что у каждого на самом деле были свои причины. Нельзя, и всё тут. Словно невидимая рука толкает в спину: скорее, скорее, торопись. Ведь еще столько всего нужно успеть, прежде чем уйти. И доехать. И как-то устроить. И мост.
И память…
Исчезающая память была даже страшнее той невидимой руки. Самым худшим кошмаром Ита стало то, что он начал ощущать всё нарастающее равнодушие — и у него в глазах темнело от ужаса осознания того факта, что в один день он проснется, и ему станет всё равно. Он не узнает Скрипача, не узнает своего отражения в зеркале, и даже не вспомнит ничего, и ничего не ощутит. Что останется? Тело? Равнодушное, пустое тело, которое, вполне вероятно, сможет ходить, произносить слова, есть, спать, но в котором не будет уже его памяти, и, соответственно, его самого?
Эри тоже ощущала их ужас, но сама она ощущала ещё и кое-что другое — полную невозможность им как-то помочь, и свою вину, которую нечем искупить. Если бы не она, этого всего бы не случилось. Если бы она как-то могла контролировать то, что делала, если бы мосты можно было строить осознанно… но получилось то, что получилось. Эри старалась скрыть то, что ощущает, и, кажется, о том, что с ней, догадался только Саб — но он отлично умел молчать, и ничем её не выдал.
Смятение. Сам же Саб находился в смятении, и чувствовал страх, вот только причины этого страха он не мог объяснить даже себе. Чудовище за стеклом, вот единственная аналогия, которая приходила Сабу в голову. Очень страшное чудовище за стеклом, но оно не способно ему навредить. Оно очень хочет этого, но Саб для него сейчас недосягаем. Однако страх от этого меньше не становился, потому что Саб знал — любое стекло прочно не до бесконечности, рано или поздно оно даст трещину, и тогда… что будет тогда, Саб не знал, но что это нечто хорошим быть не может, знал тоже.
Гала, Кили, и Сэт тоже боялись, но они, к счастью, боялись вполне конкретных вещей. Надо добраться до свободной зоны, правильно? Добраться туда, куда собрались. По крайней мере, есть некая определенность, и есть цель, это уже немало. Однако путь, судя по всему, будет не очень простым: надо как-то миновать патрули, надо, чтобы машина выдержала дорогу, надо будет потом устроиться на новом месте. Страх, который достался им, был страхом неудачи, и, к счастью, этот страх по сравнению с другими выглядел необоснованным и маленьким. Об этом Скрипач им как-то и сказал. Не беспокойтесь вы так, попросил он. Всё получится. Вот увидите. Точно говорю, всё получится, причем, скорее всего, даже лучше, чем вы сейчас можете себе представить. Мы вам поможем, мы вас не бросим, поэтому прекращайте волноваться, и подумайте лучше… ну, вы же взрослые давно, способны сами решить, о чем и впрямь стоит думать. Вот об этом и думайте. А про остальное не волнуйтесь.
— Никогда не была в Пушкинском музее, — призналась Гала. — И, наверное, не буду.
— Не считая этого раза, — кивнул Скрипач. — И все-таки, Саб, может быть, ты объяснишь, для чего мы туда идем? Ты уже черти сколько времени молчишь, а теперь тащишь нас сюда… зачем?
Саб ответил не сразу. Машина сейчас стояла в переулке, и стоять ей тут придется еще долго — ждали наступления ночи. Сэту и Сабу было неудобно, оба они сейчас сидели на заднем сиденье пикапа, но даже там, в самом просторном месте, не было возможности ни нормально выпрямиться, ни вытянуть ноги. Тесно. Машина неплохо подходила для людей и гермо, а вот для больших мужчин рауф годилась не очень.
— Ну? — еще раз требовательно спросил Скрипач. — Ты будешь говорить или нет? Чем ты вообще занимался последний месяц?
— Анализировал, — неохотно отозвался Саб. — У меня были кое-какие предположения, и я хотел их проверить.
— Какие именно предположения? — потерял терпение Скрипач. Кое-как развернулся, чтобы лучше видеть, и зло уставился на Саба. — Это уже не смешно ни разу. Мне надоели твои загадки. Думаю, остальным они надоели тоже. Да, Ит?
Ит неохотно, словно бы через силу, кивнул.
— У меня тоже были кое-какие предположения, но, как мне кажется, они не состоятельны. Хотя бы потому что у меня не хватает информации, точнее, я не знаю, где именно её искать. А Саб… Саб знает, что ищет. Так?
— Приблизительно, — уточнил Саб. — Очень приблизительно.
— Ты будешь говорить или нет? — рявкнул Скрипач.
— Буду, — вымученно согласился Саб. — Тем более что ждать нам еще долго. Вот только то, о чем я хочу говорить… Ладно. Вы помните, что кроме Яхве на планете работали и другие игроки?
— Разумеется, помним, это ведь недавно было, — пожал плечами Ит. — По крайней мере, сейчас мы это точно помним. Пять основных коалиций, верно?
— Да, — кивнул Саб. — В первую очередь я допустил, что Яхве, при всем своем желании, не сумел уничтожить эти коалиции окончательно, хотя сильно старался это сделать. И я оказался прав. Самих коалиций, и богов, их представляющих, на планете уже нет. Но кое-что осталось.
— Так, — Скрипач прищурился. — Уж не про счетчики ли речь?
— В этот раз нет, хотя и до этого мы дойдем. Прежде всего, осталась память. Очень сильно искаженная, перевранная почти до неузнаваемости, но — память. А память — это всегда информация. Которую исказить, конечно, можно, но полностью изменить не получится.
— Хорошо, — Ит задумался. — Если я правильно понимаю, тебя больше интересовал пантеон, к которому принадлежал ты сам?
— Разумеется, — дернул плечом Саб. — Как-то, знаешь ли, проще отследить товарищей по игре. Они хотя бы предсказуемы.
— И ты проследил, — подсказала Эри.
— Не всех. Собственно, мне была интересна только… — Саб замялся. — Только Бастет. Она всегда казалась мне несколько… несколько отличной от остальных.
— Она казалась тебе похожей на тебя, — проницательная Эри тоже повернулась к Сабу. — Ведь так? У вас были похожие цели.
— Да, — Саб неохотно кивнул. — И мы делали похожее дело.
— Простите, что вмешиваюсь, но о чем сейчас идет речь? — спросил Сэт.
— О возникновении расы полукровок, — времени объяснять не было, поэтому Ит решил ограничиться только этим фактом. — В первую очередь, об этом.
— Ну… да, — подтвердил Саб. — Так вот. Я стал искать то, что осталось. И вот что у меня получилось. Гала, когда ты говорила о потопе, ты была права. И ты, Кили, был тоже прав. Это были этапы работы, попытки уничтожить не просто цивилизацию… всё сложнее. Этот мир ключевой, и Яхве пытается вычистить его полностью. Под себя.
— Ты сказал — ключевой? — Ит задумался. — Где-то это уже было…
— Терра-ноль? — недоуменно спросил Скрипач. — Было? Что за чушь! Это не просто было, это так и есть, и о чем вообще…
— Я соединял то, что смог получить от корабля, от вас, и я понял следующее — мы сейчас в начале окончательного витка, после которого этот мир и станет вашей Террой-ноль, — Саб сел поудобнее, расстегнул ворот куртки. — Ит, открой окно, душно здесь что-то. Я знаю примерно, что будет дальше, если слово «дальше» тут вообще применимо.
— Бог смерти, — пробормотал Скрипач. — Ну, давай. Убивай.
— А дальше будет вот что. Во-первых, он уничтожит всё-таки вашу расу. Да, уничтожит — потому что на вашей Терре-ноль таких как вы не было. И памяти о них не было. И вообще ничего не было, ни костей, ни флоры, ни фауны, ничего, связанного с вами. Во-вторых, это он вывел мир туда, где его по сей день ищет ваш этот, как его… «Азимут», или кто там у вас пытается вычислить физические координаты этого самого ключа. Это приведет к катастрофе такого масштаба, что мир не просто изменится, с ним произойдет еще что-то… вам лучше знать, что такое Терра-ноль. Я не понял и сотой части. В-третьих, он допустит фатальную ошибку, суть которой заключается в создании некоей резервной системы, пока что неясно, для чего предназначенной, и часть его ошибки — это вы.
— Мы? — Скрипач усмехнулся. — Теперь еще и ошибки? Кем мы только не были… чтоб я всё помнил… и ключами, и связки эти наши с порталами, и…
— Помолчи, рыжий, — попросил Ит. — Саб, дальше.
— Мы сейчас в точке отсчета создания этой самой системы, — закончил Саб. — Но кое-что я хочу уточнить. Поэтому мы сейчас здесь.
— Уточнить у кого? — спросила Эри. — У кого-то в музее?..
— Да, — подтвердил Саб. — У Бастет.
Идти через темные залы было жутковато, хотя бояться было нечего. Пустые залы, тяжелые двери, переходы — всё это молчало сейчас, словно уснуло. Или умерло. Живыми были шаги, живым был шепот, а вот пространство вокруг, огромное, тихое, темное — живым точно не было.
— Почему все статуи в каких-то тряпках? — удивленно спросил Скрипач, когда шли через греческую экспозицию.
— Потому что они голые, а это непристойно, — шепотом ответила Гала. — Они давно так стоят, лед двадцать точно. Их одели.
— П…ц, — констатировал Скрипач. — А с картинами что? Рубенс там… например…
— Их не выставляют. Не знаю, куда их спрятали. Скрипач, я тут не бывала, но газеты-то я читаю, — объяснила Гала. — Про это много раз писали. Экспозиция такого-то музея «очищена от скверны и непристойностей». А это главный музей Москвы. Его, конечно, очистили одним из первых, когда это началось.