Сутки пробыли на орбите, благо, что пространство казалась абсолютно пустым. Даже искусственных спутников не было, о чем «Горизонт», конечно, сообщил. Видимо, местные в космос не выходили. Что ж, оно и к лучшему.
Эти сутки для всех стали, по общему ощущению, какими-то необычными. Странными. Иту казалось, что реальность, до этого раздробленная, разломанная, словно бы снова собирается воедино. Он силился понять — что же не так, что раньше было неправильно, что неправильно сейчас — и всё никак не находил ответа.
«Что-то с нами за это время случилось, — думал он. — Что-то случилось. И когда мы прошли по этому мосту, тоже что-то случилось, причем что-то такое, чего никогда не бывало раньше. Словно что-то недостижимое, которое было всю жизнь очень далеко, вдруг приблизилось неимоверно, а зрение еще не успело перестроиться, и теперь это нечто — близко. Причем настолько близко, что не видно ничего, одни цветовые пятна и никакой конкретики. Это из-за Эри? Что она вообще теперь такое? Кто она? Ничего не понимаю. Совсем ничего. Надо как-то развеяться и прийти в себя. Чтобы меня отпустило. И Мелтин отпустил, и то, что Эри рассказывает о Береге, и это чертово ощущение ирреальности».
Это ведь он уговорил остальных не тянуть, а снизиться и зависнуть где-нибудь, «где незаметно». Это он хотел пойти на разведку — да какая разведка, просто так, что называется, пройтись «от делать нечего». Это он нашел неприметный северный городишко, и попросил рыжего подвесить корабль «вон у того лесочка, чтобы далеко не тащиться по снегу». Прогуляться захотел. Проветриться. Привести в порядок мысли.
Прогулялся, называется…
— Это что такое? — спустя пятнадцать минут произнес Саб севшим голосом.
— Не узнаёшь? — ехидно поинтересовался Скрипач. — А я вот сразу узнал.
— Рыжий, прекращай идиотничать, и говори, где вы это взяли! — рявкнул Саб.
— В его одежде. А вот это, — Скрипач потряс цепочкой, — было у него на шее. Саб, у тебя постоянные промахи с падалью, тебе не кажется? Сначала Наэль, теперь вот этот…
— Ой, да подожди ты, — Саб рухнул в кресло. — Быть этого всего не может! Этого всего просто не может быть, это нереально!!!
— А что теперь вообще реально? — вкрадчиво спросил Скрипач. — Эри, скажи, это ведь реально всё?
— Ну да, — пожала плечами Эри. — Но я не поняла…
— Давайте по порядку, — Скрипач посерьезнел. — Ит идет в город, так?
— Так, — кивнул Саб. — Потому что он идиот.
— Согласен. Итак, идиот Ит идет в город. В городе он натыкается на того товарища, которого сейчас к первой операции готовит. Я прав?
— Прав, — Саб снова кивнул. — У него срабатывает рефлекс, гм, привитый годами, он хватает этого… гм… пострадавшего… в охапку, и бежит сюда.
— Пострадавшего, во как, — покачал головой Скрипач. — Нет, не бежит. Модуль он вызывает, и на модуле уже сюда. Потому что так быстрее.
— Хорошо, — вымучено согласился Саб. — И в снятой одежде этого самого… которого он принес… находится вот это всё?
— Ну да, — согласился Скрипач.
— Теперь прямой вопрос — это вы ему подсунули?
— Когда?!
— Когда Ит его нес.
— Саб, но зачем? Зачем это делать? — Скрипач покрутил пальцем у виска.
— Потому что вы оба идиоты с извращенным чувством юмора!!! Потому что вы прихватили тогда из дома, и теперь…
— Я вообще ничего не понимаю! — рассердилась Эри. — Кто? Что? Из какого дома? Из того, что на берегу?.. Из дома Саба, где были ундины?
— Замолчали все, — Скрипач встал. — Так. Саб, ты первый. Мы ничего ему не подсовывали, это раз. Такими вещами не шутят, это два. Пациент при смерти, какие вообще могут быть шутки, это три. Когда мы уходили из дома, на нас шли два цунами, это четыре. При всем желании у нас не было времени обыскивать твою комнату, чтобы что-то прихватывать. Взяли то, что было на виду. Облачение, портрет твоей мамы… это всё.
— Коробка была в нише, в стене, под подоконником…
— Спасибо, что просветил. Теперь я в курсе, — хмыкнул Скрипач. — Но учти, в твою комнату мы до начала атаки Яхве ни разу не заходили. И вообще бы не зашли, не начнись эта свистопляска. Так, теперь ты, Эри. Объяснить, что к чему?
Эри кивнула.
— Саб считает, что мы подсунули больному в вещи вот эти три предмета. Мы этого, разумеется, не делали. Понятно?
— Да, — согласилась девушка. — Вы этого не делали, я вижу. Но что с этими предметами не так?
— Да всё вроде бы так, вот только эти вещи… хм… Это — фигурка женщины-кошки, видишь? Знаешь, кто это? Это Бастет, хорошая такая богиня, добрая и умная. А вторая фигурка — это собственной персоной Анубис, бог-шакал, или Саб собственной персоной… вот только маленькая проблемка в том, что непосредственно эта фигурка — на самом деле не фигурка, а передатчик, который Саб раздавал представителям высоких родов, верно? И изготавливал он их тоже сам.
— Это не просто передатчик. Это счетчик, — глухо добавил Саб.
— Еще лучше. Потом пояснишь, что именно и как он считает. Но и это еще не всё. На медальоне, который мы сняли с больного, на обратной стороне вырезан… опять же Саб, ведь так? И подпись стоит. На русском языке.
— А что там написано? — с интересом спросила Эри.
— «Псоглав, веди мысли мои». Эри, ты не будешь так любезна объяснить, в какой мир мы попали благодаря мосту? — Скрипач повернулся к девушке.
— Я… я не знаю. Это просто мир на нашем пути, — Эри выглядела растерянной. — Рыжий, я кроме Сода нигде в жизни не была. Ну, Мелтин, но это ведь вы меня туда привезли, и…
— В общем, ты не знаешь.
— У тебя самого есть какие-то предположения? — спросил Саб.
— Пока нет, — Скрипач прикусил губу. — То есть на самом деле вроде бы есть, но это безумие какое-то получается. Ладно, пока не будем торопиться. Эри, сиди здесь. Саб, пошли помогать, Ит вызывает.
— …сейчас не справится. Потому что даже на биощупах и при сохранности это вмешательство.
— И что ты предлагаешь?
— Снизим вирусную нагрузку, полечим кровь, подкормим, поддержим. Через сутки, если организм позволит, делаем первую очередь — исправляем то, что самое критичное по сердцу. Таким образом убираем первую мишень. Дальше…
— Ит, подожди ты с «дальше», — попросил Скрипач. — Я предлагаю подстраховаться с печенью, и взять фрагмент на доращивание. Потому что своя печень ты сам видел, какая. И сколько там придется удалять, ты видел тоже.
— Хорошо, завтра же и возьмем. Если завтра всё проходит удачно, еще через сутки заходим на второстепенные мишени — каверна в правом легком и селезенка.
— Ты забыл про почки, желудок, и кишечник, — напомнил Саб ехидно. — Короче, весь набор. И всё в приоритете. Не пойму, его что, вообще никогда не лечили, что ли?
— Не пойму, ты в мирах первого-второго уровня вообще никогда не работал, что ли? — в тон ему ответил Ит. — Не лечили, видимо. И зрение не корректировали. Можешь поглядеть, какие чудесные очки я у него в кармане нашел. Вон, лежат, у запасного модуля. Не бойся, я их простерилизовал, если ты об этом.
— Очки? — с интересом переспросил Саб.
— Ну да, очки. Сильные очки, но, судя по тому, что я успел посмотреть, даже эти сильные очки были для него слабыми. Ладно, глаза мы потом сделаем, если вообще его вытащить получится, — Ит задумался. — Его не только не лечили, Саб. Он работал, судя по всему, фактически на убой. Все руки, до локтей, в старых химических ожогах. На голове полно порезов, по всей видимости, голову он либо сам постоянно брил, либо ему брили.
— Он голодал? — спросил Саб, нахмурившись.
— Последние месяцы — однозначно да, — подтвердил Скрипач. — В этом как раз ничего удивительного нет, при циррозе это закономерно. Есть он, скорее всего, не мог, потому что была частая рвота — тоже закономерно. Вообще, тут не позавидуешь — вот так паршиво умирать. Это мучительно, и это больно.
— А почему он такой жутко грязный? — спросила Эри по связи. Она поняла, что в медблок ее не допустят, и решила, что беседовать можно и из рубки. — Ужасно грязный. И запах там был…
— Сейчас запаха уже нет, — успокоил Ит. — Грязный? Если очень долго не мыться, получается грязь. Сама понимаешь.
— Он просто кошмарно выглядит, — сказала Эри. — И на голове болячки везде… бррр…
— Расчесы. Прости за подробность, но это вши, — Ит поморщился. — По личному опыту могу сказать, что это не рекорд. Вот когда я с Колымы приехал…
— Да, это был рекорд, — гордо подтвердил Скрипач. — Это был еще какой рекорд! Ни до, ни после я не видел такое количество вшей на квадратный сантиметр одежды.
— Хватит, а? — попросил Саб. — Какая гадость. Это давно было?
— Очень, — хмыкнул Скрипач. — Предсказываю. Сейчас Саб начнет чесаться. Рефлекторно. Три, два, один… ну?
— Не смешно, — Саб отвернулся. — Совершенно не смешно. Омерзительно. Может быть, всё-таки сожжем эти тряпки?
— Только когда хозяин очнется, и разрешит это сделать, — твердо ответил Ит. — И ни минутой раньше. Рыжий, подежуришь первым?
— Давай, — кивнул Скрипач. — Сначала я, потом Саб, а потом мы оперировать. Потом снова я, потом ты, потом Саб. Думаю, вытащим. И не таких вытаскивали. Да и вообще, если он до сорока девяти дотянул без помощи, то почему бы ему и в этот раз не справиться? Все-таки гермо. А гермо живучие.
— Не совсем гермо, — возразил Саб.
— И что с того? — пожал плечами Скрипач. — Вытащим. Ну да, повозиться придется, но, если честно, я по нормальной работе соскучился уже. Ит, ты в любом случае молодец, что его приволок. Что не бросил. Всё, идите спать, а я тут повожусь еще немножко кое с чем.
— Ит, а о чем ты думал, когда ты его сюда тащил? — шепотом спросила Эри.
— Ни о чем, — признался Ит. — Может быть, о том, дотащу живым или нет. Когда работаешь, не думаешь. Просто работаешь.
— Но тебе его было жалко? — требовательно спросила Эри.
— Ты имеешь в виду сострадание? — уточнил Ит. — Нет. Говорю, же эмоции выключаются. Либо работа, либо эмоции. Именно поэтому запрещено работать со своими. Причем везде. И это правильно. Потому что, если будешь жалеть, с высокой долей вероятности навредишь.