— Почему?
— Потому что дуракам везет, — еще более едко ответил Инит. — Фасти, хватит идиотничать. Давай лучше пойдем обратно, и спросим кое-что у отца.
— А если спрятаться в подвал? — с надеждой спросил Инит.
— Ничего не получится, — старший папа сидел за столом, и перед ним, невиданное дело, стоял стакан с домашним вином. Вроде бы ничего особенного, но Инита этот стакан напугал больше, чем все рассказы про комету. — Подвал слишком мелкий.
— А если пойти в горы и забраться в пещеру?
— Пещеру завалит камнями, и ты всё равно умрешь от голода и жажды, — папа вздохнул. Так тяжело и устало, что у Инита защемило сердце.
— А если нырнуть под воду, глубоко? Или на субмарине…
— Никто даже предсказать не может точно, что будет с морем, но, скорее всего, произойдет цунами, — видно было, что отец пытается подобрать слова, но у него плохо получается. — Никакая субмарина не выдержит такой нагрузки.
— Так что же, получается, спастись вообще нельзя? — шепотом спросил Фасти.
— Нам — точно нельзя, — отец отпил из стакана. — Мы уже взрослые. А вот у вас, может быть, и получится.
— Мы не хотим спасаться без вас, — твердо произнес Инит.
— Идите спать, — попросил отец. — Мы поговорим про это завтра.
На следующий день мама не пошла на работу, она осталась дома. Когда сыновья вернулись из школы, они обнаружили, что мама, оказывается, полдня готовила. И как готовила! По всему домику плыли сейчас восхитительные, волшебные ароматы еды, самой вкусной, самой необыкновенной, самой праздничной! Мама накрыла стол в самой большой комнате, и выставила на стол лучшие и красивые тарелки, а еще она достала набор серебряных вилок, ложек, и ножей, тот, что очень берегла, с фигурками животных на ручках. Набор этот был для братьев под строгим запретом, но Инит иногда тайно открывал бархатную коробку, чтобы полюбоваться своей любимой ложечкой с фигуркой кошки.
— Как будто Новый год… — зачарованно прошептал Фасти.
— Или все Дни рождения сразу, — восхищенно подтвердил Инит.
— Мальчишки, мойте руки, и помогите мне, — позвала мама. — Скоро придут отцы, нужно накрыть на стол. Фасти, неси хлеб, смотри, не урони! Инит, переложи фрукты в вазу, и давай её сюда. Чуть-чуть подвиньте кувшинчик, а то салат не поместится. И переоденьте чистые майки, я вам положила в комнате, на кровати.
— Мам, у нас праздник? — спросил Инит. — Но какой?
— Не совсем праздник, — мама на секунду посерьезнела, но тут же улыбнулась. — Скорее уж праздники. Все праздники вместе.
— Все? — не понял Фасти.
— Все. Прошлые, настоящие, и будущие. А теперь бегом переодеваться.
…Этот странный праздник отличался от других, пожалуй, только тем, что на нем не было гостей. Обычно гости приходили, и за столом, большим, умеющим раскладываться на полкомнаты, собиралось множество народу: друзья мамы и пап с их работ, соседи… В этот же раз за стол сели только пятеро. Старший отец, младший, мама, и двое сыновей.
— Инит, Фасти, — позвал старший папа. — Пока вы не начали есть, вручу-ка я вам наш первый подарок.
— Но почему? — удивился Инит. — Сегодня не наши дни рождения…
— Это неважно, — отец улыбнулся.
— Пап, ты думаешь, что комета… — начал Инит, но отец строго поднял указательный палец, призывая к молчанию.
— Давайте вы сначала послушаете, — попросил он. — Давным-давно, когда вас еще на свете не было, мне приснился мой сон. Что я должен пойти в горы, найти там неприметное место с небольшой пещеркой, и показать это место вашему младшему папе.
— В эту же ночь мне приснился мой сон, — продолжил младший отец. — Что я иду по горной тропе, и вдруг вижу маленькую пещеру, в которой сидит ваш старший папа, и он машет мне рукой — зайди, мол, я хочу тебе показать что-то. Я захожу к нему, и вижу, что в стене есть ниша, а в ней лежат два прозрачных камушка. Я беру эти камушки, выношу на свет, и вижу, что в каждом камушке взмахивает крылышками маленькая бабочка.
— А мне приснился третий сон, — продолжила за ним мама. — Что приходят ко мне оба ваших отца, и говорят — мы принесли тебе из пещеры в горах два камушка, что с ними делать? И отдают эти камушки мне. А я уже знаю, что делать — потому что бабочки эти спасут жизнь моим сыновьям, если к нам постучится беда. Вас тогда еще не было, но я верила, что вы появитесь… так и произошло. Инит, Фасти, подойдите ко мне, — приказала она. — Держите.
И мама протянула сыновьям две цепочки с маленькими кулончиками. Когда Фасти посмотрел на свой кулончик, ему показалось, что да, там, внутри, действительно взмахивает крылышками бабочка.
— Смотрите, не потеряйте, — велела мама. — Наденьте их, и спрячьте под майки. А теперь давайте есть, я очень старалась, и не хочу, чтобы всё остыло.
— Но, мама… — несмело начал Инит.
— Про всё остальное мы поговорим завтра, — тоном, не терпящим возражений, произнес младший папа. — Кстати, еще один подарок. Спать вы сегодня пойдете во сколько захотите.
— Правда? — с восторгом проговорил Фасти.
— Правда, — кивнул папа. — Ну что, кому что положить?
Ночью Инит и Фасти долго не могли заснуть. Они лежали в своих кроватях, потом Фасти, нарушая запреты, перелез в кровать Инита, лег у стенки, и… вдруг заплакал. Тихо, едва слышно, безнадежно, отчаянно.
— Но они же умрут, — всхлипывал он. — Понимаешь? Они же все умрут…
— И они хотят, чтобы мы жили, — не менее безнадежно произнес Инит. — Фасти, самое страшное то, что мы не сможем их ослушаться. Представляешь, как они расстроятся, если мы… если мы их не послушаемся, и тоже…
— А если потихоньку?.. — всхлипывал Фасти. — Я-то сперва обрадовался… праздник… праздник… помнишь, когда соседка, тётя Лиля, умерла, тоже праздник был?.. Поминки называется… я как понял… пирог ел, только чтобы маму не расстраивать…
— Не плачь, — Инит вдруг почувствовал, что сам сейчас расплачется. — И отец пил, ты видел? Он второй день… а до этого вообще никогда… это не честно… я не хочу так… это неправильно…
Фасти плакал и плакал, уткнувшись лицом в промокшую насквозь от его слёз майку брата, а Инит изо всех сил старался держаться, но понимал, что делать это с каждой минутой всё труднее и труднее.
— Знаешь, что? — произнес он твёрдо. — Пойдем, умоемся. Пойдем-пойдем, а то будут утром красные глаза. Мы не должны плакать. Мы должны терпеть.
— Мама же… папы…
— Вот из-за них и должны. Ради них…
Утром, едва забрезжило солнце, в комнату вошла мама, и велела им одеваться. Кажется, она торопилась, то и дело поглядывала на часы, и явно волновалась. Завтракали остатками вчерашнего роскошного ужина, а еще мама собрала два небольших рюкзачка, в которые упаковала, как успел заметить Инит, теплые легкие куртки и два пакета с едой.
Мама была этим утром спокойна, не нарочито, а обычно, буднично. Словно за ночь с ней произошло что-то, что даровало ей это спокойствие, которое в надвигающихся обстоятельствах дорогого стоило.
— Прогуляйтесь немножко по улице, — предложила мама, когда они доели. — Оказывается, у нас еще почти полчаса в запасе, я поторопилась. Только далеко не уходите. Нам скоро в дорогу.
— Куда, мам? — спросил Фасти. Идти ему никуда не хотелось.
— Сначала к морю, а дальше… я не знаю, — вдруг призналась мама. — Идите сюда, оба. Дайте я вас обниму, любимые мои.
Несколько минут оба брата стояли, прижавшись к маме — и никак не могли отойти. Если существует на свете любовь, то это была она, настоящая, самая лучшая, самая прекрасная, и самая вечная. Ни Инит, ни Фасти не хотели никуда отходить от мамы, и если бы кто-то спросил их в тот момент «что ты хочешь делать вечно?» оба они без колебаний ответили бы: стоять вот так, всегда стоять вот так, пока светят на небе солнце и звезды, и пока этот мир не рассыпался в прах.
Вместе с мамой они пришли к морю.
Было еще очень рано, поэтому народу на пляже не было ни души, только пара чаек бродила у воды, да перекликались в камнях, торчащих из воды у берега, черные длинношеие нырки.
У причала Фасти с удивлением заметил небольшую лодку, точнее, яхту. Класс «Звездный», на двоих, паруса смайнаны, но лодка эта была из ожившей мечты, никогда они на такой и не надеялись походить.
— Справишься, Инит? — с тревогой спросил старший папа, указывая на лодку. — Стаксель не ставь. Обойдись гротом. Ваша главная задача — уйти максимально далеко от берега, и при этом не рисковать и не утонуть ни в коем случае.
— А дальше что? — нахмурился Инит.
— Сейчас расскажу.
Фасти сидел в кокпите, скорчившись в три погибели, и рыдал в три ручья. Инит тоже рыдал, но беззвучно, к тому же ему нужно было управлять вертлявой и быстрой лодкой, поэтому вскоре ему стало не до слёз — дело важнее всего. Фасти повсхлипывал еще немного, и принялся помогать. Спрятал рюкзаки в свободное пространство под лавкой, аккуратно свернул шкот, чтобы не болтался под ногами, а потом осторожно вытащил из-за пазухи письмо.
— Я прочту еще раз? — спросил он.
— Прочти. Только смотри, чтобы ветром не унесло. Вслух прочти, я тоже хочу… еще раз…
— «Любимые мои. Не хватит всех слов в мире, чтобы передать, как больно и горько мне писать эти последние строки. Последние — потому что мы больше никогда не увидимся. Знайте главное: все мы, трое, ваши родители, любим вас так, как только возможно, и именно поэтому вы сейчас читаете наше письмо. Я не думал, что это случится, и, хотя предпосылки к тому были раньше, я предпочитал слепо верить, что всё может как-то обойтись. Не обошлось. Но волей проведения получилось так, что вам дается шанс. И вы обязаны им воспользоваться — не только ради себя, но и ради нас, ведь мы уйдем из этого мира с осознанием того, что вы, наше бесценное сокровище, наши дети, останетесь живы.