рецой…
— «Укрепление слабых, отчаявшихся — вот функция веры, — продолжал Южин, — и противопоставление религии науке — архинелепо»…
— Это, часом, не Ленин написал?
— Нет… — Южин кашлянул. — «Ибо… Ибо корень религии кроется отнюдь не в отторжении физики мира, а в потребности ощущать сколь-нибудь надежную опору под ногами. Вера — наиболее доступное средство для обретения таковой. И отход от религии осуществится не с техническим прогрессом, а с прогрессом духа, который не искоренит веру, а лишь изменит ее формы, ее внешнюю подачу. Технический прогресс — помеха религии лишь на узком временном этапе. Наука не излечивает человеческие комплексы, она лишь приближается к ним на расстояние вытянутой руки, в бессилии замирая. На иное она и не способна, так как главный ее стимул — туманный рубикон материального благополучия. Но слаще сахара и солонее соли людям, как они не мудрят, никогда не потребуется. Рост человека — в ином, и по мере приближения к материальному благополучию наукой будет заниматься все более единичное число энтузиастов. Надежда на сытость СЕЙЧАС — основной рычаг науки. По достижении же сытости человечество окунется в вакуум, а вот тогда начнется усиленный поиск новых верований, возврат к старым»…
— Да… — Матвей широко зевнул. — Что-то знакомое, а что — не пойму. Может, все-таки Ленин? Ты взгляни на имя.
— Имени нет, поскольку нет обложки, — Южин покрутил в руках книгу. А по-моему, умный дядька писал.
— На бумаге оно всегда по-умному выходит. Ты в жизни ум прояви!..
— Точно. У меня вот бабка тоже умная была, утром молилась, перед сном чего-то шептала, а спорить со мной боялась. Знала, что переспорю. И всю жизнь зарабатывала какие-то крохи.
Сергей мечтательно забросил руки за голову, протяжно зевнул.
— Был у меня поп знакомый. Пил так, что завидно становилось. На «Волге» разъезжал, книги галиматьей называл. Я, — говорит, — Бога нутром чую и вас, подлецов, этому обучу!..
— Так что? Читать дальше или нет? — не дождавшись ответа, Южин продолжил: — «…Верно, что опасно преподносить религию с детства, лишая навсегда любопытства, загадочное объясняя сомнительным. Религия состояние не разума, но духа. Без предварительного вызревания не будет и свободного выбора, который делается лишь по достижении зрелого возраста»…
— Зрелый возраст — это, значит, когда? Когда в армию гонят или когда жениться можно?
— Когда паспорт выдают.
— А если, к примеру, в четырнадцать обвенчаться с какой-нибудь? Я слышал — разрешают. В порядке исключения. Отличникам там разным, комсомольцам. Так они что? Тоже, значит, зрелыми становятся?
— Раз без паспорта, значит, нет.
— Так мне читать или не читать?
— Не надо, Вань. Голову кружит. Лучше поедим… А? Никто не против? Устроим ленч номер два. Или ланч, не знаю, как правильно…
— Это всегда пожалуйста! Ужин или там ленч — не важно. Если дожидаться, когда сядет солнце, сдохнуть можно. А желудок — орган святой, на него наступать нельзя.
Константин, морщась, сел, несвежими глазами оглядел сверкающую под солнцем крышу.
— Между прочим, орлы, пище скоро конец. Так что опять требуются добровольцы.
— Уж на эту надобность добровольцы всегда найдутся! — Матвей с готовностью поднялся. — Кто со мной, братцы-проглоты? Фуражиров надобно трое.
Южин отложил книжку, вскинул руку.
— Чур, я!
— А нога твоя как? — строго поинтересовался сержант.
— Могу сплясать, если хочешь.
— Ладно, годишься. Кто еще, господа офицеры?
Какое-то время господа офицеры скромно помалкивали. Наконец со вздохом перевалился на спину Сергей.
— Не о том мы думаем. Ох, не о том!.. Как говорится, не хлебом единым…
— Знаем мы твой хлеб, — Матвей хмыкнул.
— А что? Вот сейчас бы сюда Лизу-Лизоньку из нашей библиотеки. Разве плохо было бы?
— Ага, а она тебя пяточкой бы придавила, и всех делов.
— И пусть. Я не против. Хоть пяточкой, хоть каким другим местом.
— Только что от тебя тогда останется?
Чибрин захрюкал, явственно представив неосторожную встречу Марецкого и библиотекарши.
— И ничего-то вы в этих делах не понимаете! — Сергей лениво поднялся. — Сколько мы уже здесь? Почитай, неделю. И ни одной женщины кругом. Катастрофа! Драма и трагедия!..
Матвей уже взваливал на загривок катушку трофейных ниток. Южин вытянул из вертолета за ремни пару автоматов.
— И осторожнее там! — напутствовал Константин. — Знаю вас, оглоедов!
— А знаешь — помалкивай! — нагловато откликнулся Сергей.
— Разговорчики!..
— Давай, давай, командуй. Поглядим потом, кто останется без второго и третьего.
— Совсем распустились, — Константин вздохнул.
Глядя на удаляющихся фуражиров, капитан Чибрин придвинулся к нему.
— Поговорить надо, майор.
— Раз надо, значит надо. Говори.
Капитан начал издалека, рассеянно взял в руки книгу, отложенную Ваней Южиным.
— Откуда такое чудо взялось?
— Спроси что полегче. Должно быть, Серега притащил. Библиотеки на вертолете не полагается. Разве что пара каких-нибудь уставов… А его подружка вечно ему какую-нибудь ерундовину в сумку засовывала. Не всегда же в небе патрулируешь. Иной раз на базе торчать подолгу приходится ждать очередной дозаправки или команды сверху. Вот Серега и читал от скуки.
— Что-то не то ему на этот раз дали.
— Да уж… — Константин снова вздохнул.
— Ладно. Без книг, так без книг, хотя и жаль… А я вот что хотел сказать, майор. Придумать надо бы что-то. Безделье до добра не доводит. Спим, загораем, глаза трем. Серега твой за женщинами подглядывает в бинокль, Матвей трофеями начал увлекаться — вместе с продуктами булавки какие-то прет, пуговицы. На кой ляд они, спрашивается, ему? Вчера копейку медную приволок.
Константин рассеянно потер подбородок.
— Все верно, капитан. Бардак, если разобраться. Дисциплинка падает. Но ведь надо же мужикам чем-то заняться. Со скуки помрут.
— Вот я к тому и веду. Придумать надо им занятие. А кто придумает, как не мы?
— Есть конкретные предложения?
— Как тебе сказать, — Чибрин поморщил нос. — Много чего можно выдумать, но главное — чтобы был смысл, польза какая-то были. Согласен?
— Ну, положим, — Константин кивнул.
— Вот и надо поднапрячь мозги. Помнишь, Матвей драку где-то внизу видел? Кто-то там разбил витрину и так далее?..
— И что?
— Может, нам это — патрулированием заняться? — смутившись от собственного предложения, Чибрин крякнул в кулак. — А что? Вооружение у нас имеется, почему не помочь той же милиции? С режимом у нас все равно нелады, а тут и работенка, и польза. Хоть как-то начнем оправдывать отворованное.
— Ну… Не так уж много мы и воруем, — Константин пожевал губами. — А в общем ты, конечно, прав. Не мешало бы заняться делом. И за патрулирование я проголосовал бы двумя руками, если бы не одно «но».
— Что еще за «но»? — Чибрин нахмурился, готовясь отстаивать и отбиваться.
— Видишь ли, капитан, не долго мы таким образом полетаем.
— Ты говоришь о горючке? А что препятствует время от времени наведываться на базу?
— Я о другом. Горючка — ладно, не такая уж и проблема. Люди нам не дадут патрулировать. Люди.
— Не понял? — Чибрин продолжал хмуриться.
— Чего ж тут не понять? Люди, чай, не слепые. Даже если по ночам будем летать, все равно кто-нибудь да заметит. Поползут слухи, заинтересуется начальство, а потом и на крыши полезут. Организуют какие-нибудь рейды любителей ДОСААФ, и прикроется наше гнездышко.
— Да ну, глупости какие! Кто у нас чем когда интересовался? Снежные человеки вон бегают в лесопарках, и что? — много их ищут? А с нами, думаю, посложнее будет. Попробуй, приметь-ка!
— Верно. Но ты же собрался не вхолостую летать. Ты хочешь за порядком на улицах следить. Значит, придется вмешиваться в жизнь людей. Так сказать — самым активным образом. Вот это вмешательство они рано или поздно заметят.
Чибрин принялся удрученно грызть ноготь большого пальца. А Константин тем временем продолжал:
— К примеру, наблюдаем мы пацанву, громящую какой-нибудь киоск. Или, скажем, трое раздевают одного. Что делаем мы? Экстренно снижаемся, берем правонарушителей на прицел и выдаем по двадцатимиллиметровому гостинцу. Для них это вроде осиного укуса — больно, но не смертельно. Предположим даже, что шпана разбегается, но!.. Без последствий уже никак.
— Это еще почему?
— Потому что свидетели. Потому что улики в виде тех же двадцатимиллиметровых гостинцев. Стоит кому-нибудь копнуть глубже, и вычислят.
— Ну?
— Вот тебе и ну!
Чибрин поскреб затылок.
— А может, черт с ними — с последствиями? Что нам тут — всю жизнь отсиживаться?
— Тоже верно, хотя это уже другой разговор. Ты пойми, я ведь не возражать тороплюсь, я стараюсь анализировать. Мы же до сих пор так ничего и не решили. Может, действительно стоит возобновить переговоры — скажем, в виде переписки с командованием? А условия сами будем диктовать, назначать встречи со спецами и так далее. Или ты настроился всю жизнь прожить в таком обличье?
— Ничего я не настроился! — Чибрин раздраженно поднялся.
— Да ты не серчай. Просто надо обмозговать все как следует. Не выдумаем ничего, займемся патрулированием.
— Ладно, будем думать… Но я припас еще сюрприз. Не знаю, заслуживает ли внимания, но… Словом, сам увидишь.
Капитан неспешно приблизился к вертолету, заглянул в грузовое отделение.
— Вот они, субчики! Специально в сторонку отложил… — он вытянул на свет автомат, за ним еще один. — Полюбуйся на этих красавцев.
Константин принял у Чибрина оружие, недоумевая, повертел перед глазами.
— Кажется, все в порядке. Да вы же сами вчера все вычистили и смазали.
— Все, да не все. Переставь-ка магазин с одного автомата на другой.
Константин послушался. С щелчком вынул рожки, попытался поменять местами.
— Не понял… — искомого результата он не добился. Пальцы совершали привычные манипуляции, но что-то стопорилось, магазин не желал вставать в чужеродную позицию. У майора возникло ощущение, что гнездо значительно меньше сечения рожка.