— Да нет же! — Марковский стиснул руку Федора Фомича. — Мне показалось, что там нечто живое. Ее так странно тянуло… Я о бечевке. Сначала тихонько, а потом…
— Подождите! Вы же говорили о шпалах. Ложка что, не ударилась о них?
— Этого не случилось. Там ВООБЩЕ НЕТ НИКАКИХ ШПАЛ. Пустота и что-то сильное, живое.
— Но… — Федор Фомич замолчал, не зная что сказать. Марковский тем временем достал носовой платок и занялся взмокшим лицом.
— Это не тоннель, — хрипло произнес он.
— Значит, имитация?
— Вероятно, да.
Федор Фомич не заметил, как привалился спиной к гофрированной поверхности перехода. Злое электричество пропитало воздух, ладони вспотели, покрывшись липким жаром. «Сейчас рухну в обморок», — обречено подумал он. Колени предательски дрогнули, возникло жуткое желание прилечь. Прямо здесь и прямо сейчас. Федору Фомичу ничего не оставалось, как ругнуть последними словами свое розовато-ухоженное детство, генеалогию, одарившую его столь уязвимой нервной системой.
— Вы ничего не слышите? — Марковский придвинулся вплотную. — Будто что-то скребет по стенам…
Жестом приговоренного к эшафоту Федор Фомич вытер ладони о брюки. Слушать было страшно, но он все же заставил себя прислушаться и тоже уловил скребущие звуки. Цокот колес о рельсовую колею представлял собой лишь часть целого. Слушающий да услышит. У него вдруг возникло видение вагона, продирающегося сквозь кустистые заросли. Там, за окнами, что-то звонко потрескивало, оснащенные шипами ветви царапали обшивку, сдирая зеленую краску, оставляя на бокам пассажирского состава безобразные борозды. Так, по крайней мере, моделировалось происходящее. В сознании видение укладывалось с трудом, но вообразить другое он был не в силах. Разве что предположить, будто вагон облеплен сверху до низу когтистыми существами, скажем, кошками или крысами, но поезд — в конце концов — не ломоть хлеба или сыра. Чем мог привлечь этих тварей безликий металл?.. Неожиданно Федор Фомич ощутил, что эластичная гармонь за его спиной медленно прогибается. Словно кто-то приваливается к вагонам грузным туловищем. Какой-нибудь космический слон или диплодок из юрских времен. Отскочив от ожившей стены, Федор Фомич сбивчиво заговорил.
— Анатолий Иванович! Там что-то есть! Я только что почувствовал!
Настороженно протянув руку, Марковский коснулся прогнувшегося гофра. Мерзкий холодок вторично окутал сердце. Эскадроном мыслишек паника ворвалась в мозг, размахивая шашками, по-звериному подвывая. Ребристая стена и впрямь прогибалась. Марковский судорожно сглотнул. В этой медлительной неукротимости угадывалась та же мощь, что утянула минуту назад бечеву. Возможно, великаноподобное НЕЧТО испытывало на прочность поездную кожуру? Отдернув руку, Марковский потянул Федора Фомича в тамбур.
— Оно может пробраться и сюда!
— Но что это?!
— Не знаю, — Марковский захлопнул лязгнувшую дверь, навалился на нее плечом. — Ключ!.. Надо было взять у официантов ключ!
— Кто мог предвидеть такое?
— Да, вы правы… Черт! Следовало ограничиться одной группой. Павел Константинович с этим Семеном — они же ничего не знают!
— Возможно, они уже вернулись?
— Хорошо бы, — Марковский взял Федора Фомича за локоть и зашагал по коридору.
— А если воспользоваться стоп-краном?
— Стоп-краном? Зачем?
Федор Фомич безмолвно открыл и закрыл рот. Он ляпнул первое, что пришло на ум.
— Вы хотите застрять здесь навечно? — Марковский остановился. Погодите-ка!.. — ему почудилось, что в одном из купе оживленно переговариваются. Нащупав выпуклый куб замка, он дернул скользкую рукоять. Голоса немедленно смолкли, дверь не поддавалась. Постучав костяшками пальцев, Марковский прижался к пластиковому покрытию ухом. Ответом ему была тишина.
— По-моему, там никого, — неуверенно шепнул Федор Фомич.
Марковский буркнул неразборчивое ругательство. Еще раз требовательно постучал.
— И пес с ними! Не хотят, не надо, — он хрипло откашлялся. — Как бы то ни было, мы возвращаемся. Нам есть что обсудить.
— Вы имеете в виду…
— Я имею в виду тварей, облепивших состав. А, может быть, не тварей, а тварь. Это во-первых, а во-вторых, мы узнали кое-что еще. Поезд движется не по тоннелю. Рельсы и шпалы — такая же фикция, как эта мгла.
10
Три таблетки феназепама сна не приблизили. Мозг окутало вязким дурманом, а тело продолжало беспрерывно ворочаться. Под окнами кто-то заунывно выкрикивал одно то же, вызывая какого-то Кима. Чертов Ким не откликался, и у Александра Евгеньевича стало появляться подозрение, что кричать будут всю ночь. А потом вдруг вспомнилось, что он забыл перед сном почистить зубы. Пришлось снова вставать и шлепать босиком по холодному полу. В ванной щетки не оказалось, зато в прихожей, под вешалкой, он обнаружил большой кованный сундук. Стоило открыть крышку, как из дремучих недр выкатилось золотистое облако моли. Лицо следователя опалило огнем. С криком он прикрыл глаза. Стены прихожей, клетчатый пол — все завертелось в головокружительном танце.
Должно быть, сознание оставило его на некоторое время, потому что, открыв глаза вторично, прихожей он больше не увидел. Александр очутился в больнице, в комнатке без окон. Марлевая ширма отгораживала дальний угол, и там, за этой ширмой, шумела вода, зловеще побрякивали инструменты. Человек, перебирающий инструментарий, вполголоса напевал «Ландыши». В некоторых местах слова он заменял свистом.
— Будь паинькой, Сашок, — чья-то рука сжала его бицепс. Вздрогнув, Александр повернул голову и увидел Димку Губина.
— Дмитрий? — он попытался встать. — Что со мной стряслось? Где мы? В больнице?
— Тшшш… — Губин прижал к губам палец.
— О! Наш пациент приходит в себя! — из-за ширмы вынырнул огромного роста мужчина в белой шапочке и в халате. — Как самочувствие? Сердечко с кишочками не бо-бо?
— Все хорошо, только… — Александр вопросительно глянул на Дмитрия. — Я не совсем понимаю, почему я здесь?
— Не волнуйтесь, — голос доктора звучал елейно. — Все, что от вас требуется, это чуточку терпения. К сожалению, наркозом мы не пользуемся, а наша анестезия несколько своеобразна, но на вкус и цвет попутчиков нет, так, кажется, говорится? — он громко рассмеялся.
— Все пройдет быстро, Сашок, — Дмитрий продолжал держать его за руку. Совершенно неожиданно Александр обнаружил что полностью раздет, а кушетка, на которой он лежит, и не кушетка даже, а самый настоящий хирургический стол.
— Какой наркоз? О чем вы говорите? — он вновь попытался освободиться, но хватка приятеля оказалась жесткой. — Что вам от меня нужно?
Глаза Дмитрия блеснули желтым огнем. Только сейчас следователь рассмотрел, что зрачки у него не круглые, а по-кошачьи — щелочками.
— Все в порядке, док, — изменившимся голосом произнес лжеприятель. Александр Евгеньевич готов к операции.
— К какой операции? Ничего я не готов! — предчувствие недоброго переросло в уверенность. Александр рванулся.
— Прыткое создание! — сильной рукой доктор прижал пациента к столу. В воздухе сверкнул скальпель. — А всего-то и нужно, что чуточку терпения! Если вы не будете дергаться, я пережму вам сонную артерию, и все пройдет значительно легче.
— Нет!..
— На нет и суда нет. Вам же, чертям, добра желаешь — жалеешь, не трогаешь. Так хоть бы одна душа спасибо сказала! Нет, они, стервецы, в номера ломятся, любопытство проявляют…
Лезвие с хрустом вошло в грудь Александра. Боли он не ощутил, но брызнувшая кровь заставила забиться в чужих руках. Сталь продолжала кромсать тело, вспарывая сосуды и жилы, дробя ломкую кость.
— Да держите же крепче! Что он, как юла!..
Совет доктора запоздал. Извернувшись, Александр ударил Губина пяткой, освободившейся рукой вырвал из груди скальпель и мазнул окровавленным лезвием по перекошенному лицу хирурга. Случилось ужасное. Щеки доктора поплыли багровым тестом, подбородок и нос съежились, утонув в безобразном месиве, гноем хлынувшим через рану. По-волчьи взвыв, хирург отшатнулся от стола. Не теряя времени, Александр спрыгнул на белый линолеум и заметался в поисках выхода. По пути сшиб поднимающегося с пола Губина. Правда, теперь было уже совершенно очевидно, что это никакой не Губин. Костлявое существо размахивало неестественно длинными конечностями, желтая плоскость лица оказалась лишенной и глаз, и рта. Паучьи пальцы ринулись к ноге беглеца, но Александр успел отскочить к ширме. Там же сама собой отыскалась и дверь.
— Хватайте же его!..
Но он уже, вышибив дверь плечом, выбегал на улицу…
Город нежился в объятиях ночи. Задавая работу завтрашним дворникам, снежное крошево густо осыпалось на тротуары. Не чуя под собой ног, Александр мчался к своему дому. К счастью или к несчастью, прохожие не попадались, и о дикарском виде можно было не тревожиться. Куда больше его беспокоила рана в груди. В кривом незнакомом переулке, зачерпнув пригоршню снега, он, как мог, попытался стереть кровавые разводы. Дело продвигалось медленно, и он перепачкал уже целый сугроб, когда кто-то тихо позвал его по имени. Сжав кулаки, следователь обернулся. Ступая легко, как ангел, почти не оставляя следов, к нему приближалась обнаженная Регина. Чудо, изваянное из мрамора, девушка, заставляющая задерживать дыхание. Она двигалась уверенно и грациозно, чуть покачивая точеными плечиками. Маленькие упругие груди почти не колыхались, кожа отсвечивала странной голубизной. Пораженный, Александр застыл на месте, забыв вытряхнуть из ладони потемневший от сукровицы снег.
— Регина, ты?..
Она улыбнулась ему. Спокойно и доброжелательно.
— Как ты здесь очутилась?
— Случай, — она махнула кистью. Плавно, словно в танцевальном па. — И вполне объяснимый. Я живу неподалеку.
— Вот как? Я и не знал, — глупо пробормотал Александр.
— Может, зайдешь?
— Зайти? Прямо вот так? — только сейчас он в полной мере осознал, что одежды на нем нет. Стыдливо прикрывшись, залепетал: — Видишь ли, кое-что случилось, и я…