Да как я сам мог сегодня утром отправиться в лицей, не навестив сестру, учитывая ее состояние? Офелия громко высморкалась. Нос ее стал пунцовым.
— По дороге я поняла, что забыла дома доклад, над которым работала. Не знаю, может, я сделала это бессознательно. Я вернулась и тут же прошла в ее комнату. Но Анны там не было. Тогда я открыла дверь ванной и увидела ее… лежащей в ванне. Можно было подумать, что ванна наполнилась кровью…
Офелия замолчала. Ее душили рыдания.
— Голова Анны склонилась на грудь, а слева на шее зияла рана.
— Ты хочешь сказать, что она пыталась…
— Она пыталась перерезать себе горло.
Я был ошеломлен. Какую вину хотела искупить двадцатисемилетняя женщина, изуродовав себя таким жестоким способом? Почему Анна пошла на столь отчаянный шаг? И как могло случиться, что эта молодая женщина приходилась мне сестрой?
— Анна была без сознания. Я не знала, что делать… Я позвонила в «скорую помощь». Когда они вытащили ее из ванны, я увидела на ее запястьях глубокие резаные раны…
Я представил себе безжизненное тело Анны, лежавшей обнаженной в ванне, в воде, окрашенной ее кровью.
— Когда мы приехали в больницу, Анну сразу же увезли в операционную. Судя по словам врачей, они попытаются сшить вены у нее на шее.
Офелия порылась в сумочке. Это была модель из кожи, слишком дорогая для такой малоимущей студентки, как она.
— Послушай… Она оставила для тебя письмо на полочке над раковиной. Я взяла его, когда санитары уносили Анну.
Офелия протянула мне конверт, в котором, судя по объему, лежало много листков бумаги. На конверте Анна написала: «Для Орельена». Когда я взял в руки конверт, он показался мне настоящей обузой, мертвым грузом. Я не решался сказать себе, что в моем распоряжении имеется то, что могло оказаться последними словами моей сестры, ее загробным посланием.
Часы ожидания казались бесконечными. Хирург, согласившийся побеседовать со мной, сообщил, что Анна потеряла много крови, до того как ее привезли в больницу. Однако им удалось стабилизировать ее состояние, и прогнозы на будущее были скорее оптимистическими. Рана у основания шеи была довольно большой, левая яремная вена была повреждена, но сонная артерия оставалась целой. Правда, трахея была травмирована, но, к счастью, не порезана. Анна «чудом» осталась в живых. Именно такое выражение врачи использовали десять лет назад, когда Анна предприняла первую попытку самоубийства.
Разумеется, я попросил, чтобы меня впустили к ней, однако мне объяснили, что в настоящий момент все посещения запрещены. Из-за странного поступка Анны в первую очередь с ней должен был поговорить психолог, едва она придет в себя. Мне посоветовали поехать домой и немного отдохнуть. Отдохнуть… Это было последнее, в чем я нуждался в настоящий момент.
Из больницы я позвонил Элоизе. Она хотела приехать ко мне, но я отговорил ее. Я еще два часа томился в коридоре, пропитавшемся неприятным запахом дезинфекционных средств. Наконец появилась медсестра. Она смогла уговорить меня вернуться домой, после того как пообещала, что я смогу увидеть Анну завтра утром.
Попытка самоубийства моей сестры заставила меня почти забыть о задержании Алисы. Я просто не мог сейчас покинуть Париж. Все новости сообщал мне адвокат по телефону. В четверг утром Алису привезли в прокуратуру. После разговора с судебным следователем ей предъявили обвинения в умышленном убийстве и перевели в тюрьму, расположенную у ворот Святого Иакова в Шалон-ан-Шампань. Показания Алисы были невразумительными, однако она продолжала утверждать, будто убила Николь Браше во время спора и решила обставить убийство как ограбление. Молчание только вредило ей, и это очень беспокоило нашего адвоката.
— Алиса замкнулась в себе. Я тщетно приводил ей аргументы, которые вы вчера мне сообщили, и пытался ее образумить. Она стоит на своем. Алиса заявила мне, что заговорит только в день суда. Это губительная позиция. Как правило, расследование убийства длится в среднем два года… Надо, чтобы она дала правдивые показания. Будет лучше, если вы встретитесь с ней как можно быстрее.
— Это очень трудно. Моя сестра попала в больницу.
— Анна? Почему?
— Она пыталась покончить жизнь самоубийством…
— Боже! Как она?
— Ее привезли в больницу в тяжелом состоянии, однако врачи думают, что вытащат ее.
— Вы полагаете, что ее поступок связан с арестом Алисы?
— Вряд ли это было единственной причиной, однако, несомненно, явилось последней каплей, переполнившей чашу.
— Согласен, Орельен. Занимайтесь сестрой. Я сделаю все, чтобы помочь Алисе. Как только появится возможность, я подам ходатайство о ее освобождении, хотя и маловероятно, что его удовлетворят. Однако не надо отчаиваться. Последнее слово будет за нами.
На следующий день я рано утром приехал в больницу. Анна очень ослабела и лежала под капельницей. Мне пришлось дождаться психолога, который накануне беседовал с ней.
— Ваша сестра очень плохо себя чувствует, — сказал он безапелляционным тоном, в котором я уловил осуждающие нотки.
Интересно, этот тип десять лет учился только для того, чтобы сказать мне, что после попытки самоубийства Анна плохо себя чувствует?
— Знаю, — огорченно откликнулся я.
Связанный профессиональной тайной, психолог ограничился тем, что сообщил мне: ему не удалось наладить контакт с Анной и она с ним почти не разговаривала.
— Мы не нашли истории болезни вашей сестры. Она уже покушалась на свою жизнь?
— Да, около десяти лет назад… Передозировка лекарств…
— Произошло ли какое-нибудь особенное событие, которое могло бы объяснить ее поступок?
— Более десяти лет назад наш отец погиб в автомобильной аварии…
Психолог нахмурился, у него на лбу появились глубокие морщины.
— Я имел в виду события, происшедшие недавно. Сомневаюсь, что смерть вашего отца стала непосредственной причиной последней попытки самоубийства вашей сестры.
— Это трудно объяснить. Анна знала о прошлом нашей семьи, о вещах, которые долго замалчивали.
— Она узнала о них недавно?
— Нет. Но произошли события, оживившие в ее памяти прошлое: смерть деда и обвинения, выдвинутые против женщины, к которой мы всегда относились как к нашей бабушке.
— Какие обвинения?
— Я не хочу об этом говорить.
— Послушайте, мсье Коше, если вы хотите, чтобы я помог вашей сестре, вы должны рассказать мне все о ней и о вашей семье. Попытка самоубийства может привести к очень серьезным последствиям, особенно когда человек пытается перерезать себе горло тем способом, к которому прибегла ваша сестра.
— Хорошо… Я вас понимаю…
Мне было неприятно еще раз раскрывать подноготную нашей семьи. В общих чертах я поведал психологу все, что могло помочь лучше понять поступок Анны.
Мне разрешили побыть с Анной только четверть часа, учитывая ее психическую неустойчивость и довольно тяжелое физическое состояние.
— Привет, сестренка.
Анна повернула ко мне невыразительную восковую маску. Ее шею скрывала толстая повязка, а на лице еще были заметны следы недавнего нападения. Я никогда не видел Анну в таком состоянии, но постарался не выдавать своей растерянности. Сейчас было важно только то, что она осталась в живых. И все же я не мог не думать, что если бы не Офелия, я сейчас находился бы в морге на опознании трупа.
Я не знал, о чем говорить. Все слова, приходившие мне в голову, казались либо смешными, либо неуместными.
— Скоро к тебе придет Офелия, но только на пять минут. Врачи не хотят, чтобы в палате находилось сразу несколько посетителей.
— Офелия, мой ангел-хранитель…
Голос Анны был хриплым, но говорила она нормально. Однако эти слова она произнесла с некоторой иронией, словно упрекала подругу в том, что та спасла ей жизнь.
— Анна, ты же обещала не начинать все сначала, — сказал я со слезами на глазах.
Разумеется, после попытки самоубийства таких упреков следовало избегать, однако я не смог удержаться, чтобы не высказать все, что накопилось у меня на душе.
— Именно поэтому я не люблю давать обещания. Чтобы не сдерживать их…
Я ненавидел, когда моя сестра изрекала подобные сентенции.
— А Алиса, как она?
Я вовсе не собирался вдаваться в подробности о ее задержании и заключении в тюрьму.
— Не волнуйся, все уладится. Я уверен, что это недоразумение.
— У тебя всегда все улаживается, — вздохнула Анна, грустно усмехнувшись.
— Почему ты так говоришь?
— Потому что это правда… «Все уладится», «Тебе будет лучше, сестренка…» Я всегда слышала от тебя эти фразы. Рефрен, который в конце концов утомляет, чертовски утомляет.
В этот момент я не испытывал особой гордости за себя. Анна была права. Я убаюкивал себя успокаивающими словами. Я всегда демонстрировал безмятежный оптимизм, который никого не вводил в заблуждение. Почему я отказывался вести неприятные разговоры с людьми, которые так много значили в моей жизни? Элоиза смотрела в корень: настало время вскрыть нарыв.
— Я все знаю о папе, — признался я. — Я знаю, что он не был сыном Абуэло.
Та же маска. Анна нисколько не удивилась. Либо ей было известно, что я в курсе, либо мое признание было меньшей из всех ее забот. Вопреки ожиданиям она начала медленно аплодировать забинтованными руками.
— Браво. Ты опытный сыщик. Ты действительно делаешь успехи: тебе понадобилось десять лет, чтобы это понять.
— Алиса мне все рассказала. Мне так жаль, Анна.
— Этого недостаточно! — взорвалась Анна. — Извинения — оружие слабых. Ты никогда ничего не замечал, Орельен. Подростком ты уже жил в своем коконе. Можно сказать, что ты построил для себя совершенный мир, где ничто не могло причинить тебе боль. Став взрослым, ты не изменился. От тебя все ускользало: смерть папы, твой развалившийся брак… Ты никогда не задавал себе вопросов о людях, окружавших тебя.
Диагноз был безоговорочным.
— Знаю. Я все это понимаю. За последние недели у меня на многое открылись глаза.