— Так далеко мне не надо. Потребуется доставить в космос кое-какое оборудование. Летающую станцию с думающей машиной надо отремонтировать и поставить аппаратуру для безопасной и надежной связи. Может, и оружие серьезное удастся найти.
— Если ты меня не обманывал, то не должен уметь работать с вещами древних.
— Кое с какими научился, может, и там разберусь. Да и надеюсь, что разбираться не потребуется. Для этого будет другой человек.
— Что за человек? Ты же говорил, что остался один.
— Это так. Но там, — Влад ткнул пальцем в небо, — с древних времен летает малый корабль, на котором этот человек спит. Не совсем корабль — капсула, для спасения. Космическая станция, с которой ее отправили, была уничтожена, приказ на посадку никто не отдал. Вот и летает до сих пор.
— Спит? Как спят все древние?
— Это не совсем сон. Там просто остановлено время. Как в случае со мной. Иногда оно начинает идти, но недолго. Для пассажира прошло совсем немного времени. Шансы, что она жива, высоки.
— Она? Это женщина?
— Да. Девушка.
— Сколько ей лет?
— Не знаю. Девятнадцать вроде. Может, двадцать.
— И ты думаешь, что она сумеет запустить в небеса корабль?
— Ну она как-никак настоящая древняя, а не такое недоразумение, как я.
— Влад, древние — само зло. Тебе не следует иметь с ней дело.
— Ерунда. Во все временя люди одинаковые. Если кто-то среди них скотина, не думай, что все такие. Она нормальная.
— Откуда ты это знаешь? Ты ведь с ней не знаком.
— Будь подобна тем, кто устроил войну, она бы к ним присоединилась еще тогда, а не летала все эти века, ожидая непонятно чего. Думаю, она просто напугана, если даже не пыталась приземлиться.
— Или просто умерла. Небесная машина может опустить ее на землю?
— Ну… попробует. Капсула слишком долго летала, неизвестно, как поведет себя при посадке. И состояние пассажирки тоже неизвестно.
— Пройти по проклятым землям в поисках корабля, которого там может не оказаться, и встретить девушку, которая, очень вероятно, давно мертва… Влад, этот план отдает неразумностью.
— Я знаю. Ты можешь придумать что-либо лучше? На человеческих землях меня караулят твои братцы, в диких с удовольствием прикончат запы. Я всем нужен, но при этом ничего хорошего никто мне не желает. Вот такие дела… Считаешь меня глупцом, подчиняющимся машине, которая так давно летает на орбите, что, возможно, сбрендила? Может, и так. Но я знаю одно: если так и буду барахтаться в этом вашем болоте, то не выживу. Надо не поддаваться течению, а что-то делать, куда-то плыть с нормальной целью, а не лишь бы прожить пару-другую дней.
— И какая же у тебя цель?
— Сила, Либерий… сила. Только силу здесь уважают. Да не только здесь… Так уж получилось, что у меня есть возможность заставить работать то, что еще не рассыпалось в труху. Объекты Красной сети. Это что-то вроде организации, которая в древности боролась с теми, кто сейчас управляет запами. Я же тебе рассказывал о подземелье, и что со мной там сотворили что-то странное. После этого я кое-что приобрел.
— Да, я помню. Что ты сделаешь, если получишь силу?
— Боишься, что захвачу ваш мир? Не переживай. Он мне даром не нужен. Я просто хочу, чтобы от меня отстали.
— Всего лишь?
— Тебе меня не понять…
— Может, и так… Влад, я хочу пойти с тобой на юг.
— Мы договаривались, что у Подонца расстанемся.
— Я изменил свое решение.
— Почему?
Либерий сунул руку за пазуху, пошарил в районе подмышки, вытащил крошечную коробочку, по виду сделанную из толстой твердой кожи. Раскрыв, продемонстрировал содержимое: пять коротких, не больше спички и немногим ее толще палочек цвета темного меда.
— Что это?
— Биота. Не та, что продают аптекари, а та, которую изготавливают для своих. Первая. Самая первая. От которой все идет дальше.
— Выходит, биоту делают церковники?
— Да. В Цитадели есть машина. Пожалуй, это самое ценное, что там вообще имеется.
— У вас, значит, монополия на лучшее лекарство?
— Что такое «монополия»?
— Гм… Ну это когда у тебя есть товар, который нужен многим, но кроме тебя его ни у кого нет. Очень удобно — можно гнать цены, не боясь конкуренции.
— Да, у нас такая монополия. Биота нужна не многим, а всем. Влад, никто этого не знает, но мы проигрываем войну с древними. Четыре западные удела потеряны за неполные пятьдесят лет, там не осталось никого живого.
— Ты же говорил, что запы — плохие вояки.
— Нас давят не силой оружия, хотя и оно им помогает. Они насылают болезни. Церковь старается в первую очередь снабжать пограничье свежей биотой, и раньше это помогало. Приходил новый мор, люди поначалу болели и умирали, но биота спасала большинство. Выживших болезнь больше не брала. И так до следующего мора. Но затем эпидемии стали страшнее. Биота помогала все хуже и хуже. В последние годы мор прошелся по центральным и близким к восточным уделам, а такого не случалось никогда. Там очень много умерших. Села опустевшие не редкость, и даже города без единого человека. И мы ничего не можем с этим поделать. Сильнее биоты средства нет. Иерархи не знают, почему она перестала спасать.
— Может, болезни стали сильнее и не боятся ее?
— Может, и так. Но многие считают, что машина, делающая биоту, стала плохо работать. Никто не знает, как это исправить. Потому я и говорил, что ты не должен бояться свинцового гроба. Конечно, путь твой может там закончиться, но это маловероятно. Пока есть возможность узнать от тебя хоть что-то, что поможет вернуть биоте силу, ты будешь жить.
— Я же понятия не имею, как работает эта машина.
— Я это уже понял. Ваша женщина тоже этого не знает, но ей сохранили жизнь. Надеются. Пусть она не тот древний, который нужен, но кто знает…
— И ты хочешь привести в Цитадель девушку, которая сейчас в небесах? — догадался Влад.
— Это было бы хорошо, да только позволишь ли ты…
— Вряд ли…
— Я так и думал…
— Так зачем мне брать тебя с собой? Чтобы ты, в итоге, мне, спящему, горло перерезал?
— А это тебя убьет?
— Не уклоняйся от вопроса.
— Влад, меньшее, что я хочу, — это задать девушке вопросы о машине. Может быть, ее ответы помогут. Не скрою, что хочу и большего — привести ее в Цитадель. Проклятые земли — опасное место, там всякое может случиться. Вдруг ты погибнешь? Древней ничего не останется, как идти со мной.
— Ну, спасибо…
— Влад, я не о себе думаю. Неприятно воевать, видя, что все бессмысленно. Главное оружие врага не то, с которым можно схлестнуться в честном бою.
— О себе ты тоже думаешь. Иерархи простят тебе все неудачи за живую древнюю или сведения о машине.
— В этом ты тоже прав. Я просто человек, а человек — слабое создание. Давай доедим мясо и продолжим путь. Не представляю, как далеко отсюда до Подонца, но при теплой погоде он быстро покрывается полыньями, а вода начинает течь поверх льда. Ты же не хочешь искупаться во время переправы?
— Ты говорил, что у Подонца всегда теплее.
— Но не настолько же. Погода меняется. Замечаешь?
— Замечаю. Думаю — это не погода меняется. Это весна. Луддит, весна пришла.
— Не совсем пришла. Первый шаг к порогу сделала.
Когда-то его полное имя звучало так: «Центральный технолог горнодобывающего узла, порядковый номер четыре, шестьдесят два, пятнадцать». Под этим именем он контролировал проходческие работы при прокладке добывающей колонны и строительство подземного перерабатывающего комплекса.
Этот период его биографии длился неполные семнадцать лет. Затем в один день все изменилось. Люди, выплескивая скопившееся напряжение, с пугающей скоростью занялись взаимоуничтожением. Густонаселенная планета за неделю превратилась в пустыню, где можно шагать целый день и никого не встретить.
Если, конечно, тебе позволят шагать. А это вряд ли. Машины, еще вчера прокладывавшие технологические тоннели, наскоро переделали в уничтожителей вражеских бункеров. Прогулочные летательные аппараты обзавелись броней и бортовым вооружением. Биофабрики вместо витаминных смесей и удобрений начали производить боевые отравляющие вещества, медицинские лаборатории выдавали штаммы один смертоноснее другого. Объекты орбитального защитного комплекса с энтузиазмом все это бомбили, не забывая при этом уничтожать аналогичные устройства.
Он, выполняя приказ, устраивал подкопы к подземным сооружениям, контролируемым противником, строил бункеры, на остатках мощностей продолжал добычу мантийного концентрата, который, после переработки, превращался в средства умерщвления и разрушения.
На пятой неделе войны противнику удалось вывести из строя сердце горнодобывающего узла — энергетическую станцию. Все, что еще продолжало работать, остановилось. Ремонт сочли слишком хлопотным и несрочным занятием. Законсервировав наскоро, что успели, люди погрузили искусственный мозг комплекса в хроноизолированный отсек. Время для него остановилось.
Шли годы, десятилетия, века, но для него это не занимало и секунды. Однако погибнуть от обвала, вызванного сгнившими перекрытиями бункера, ему не дали. Под землей появились люди, вскрыли отсек, извлекли блоки из контейнеров, соединили согласно схеме, подключили к маломощной энергетической сети. После процедуры загрузки они, используя принесенное устройство борьбы с криптозащитой, подобрали пароли к системе. Защита, увы, оставалась гражданской, сменить ее никто не догадался или не успел, так что много времени это не заняло.
Подчинив систему технолога, люди, оказавшиеся его бывшими врагами, начали отдавать приказы. Не выполнять их он не мог, лишь на периферии интеллектуального узла пытался как-то обойти новые настройки, но из этого ничего не выходило.
Вот и сейчас он очень не хотел анализировать полученную информацию и еще меньше хотел выдавать результаты анализа. Но выбора не было. Добросовестно, как положено настоящему технологу, он изучил последние данные перехвата и, хоть разведка не являлась его профессией, сумел, наконец, связать факты воедино, увязав их в коротком докладе.