тоял под сенью высокой криволинейной стены, отделявшей Найн-Элмз-лейн от текущей внизу Темзы.
Эрика замедлила ход и мигнула левым поворотником, показывая, что намерена свернуть на подъездную дорогу, которая вела к подземной парковке здания, где размещалась экспертная служба, и встроенному сейфу криминалистической лаборатории.
Фары «Рейндж Ровера» вспыхнули. Он с визгом рванул вперед, пересек полосу встречного движения и пристроился за Эрикой, внезапно появившись в зеркале заднего обзора ее автомобиля.
– Что за черт? – воскликнула она. «Рейндж Ровер» поравнялся с бампером машины Эрики и ослепил ее фарами. Инстинктивно она надавила на газ и пропустила нужный поворот. «Рейндж Ровер» устремился за ней и врезался в ее задний бампер. Эрика вцепилась в руль, пытаясь справиться с управлением. Дорога скользила мимо с обеих сторон. Одной рукой она потянулась к рации, что лежала рядом на сиденье, но «Рейндж Ровер», поотстав, разогнался и ударил в задок автомобиля. Рация и тазер слетели на пол, в выемку для ног перед пассажирским креслом. По обеим сторонам мимо проносились склады, промелькнул забор из проволочной сетки, запруженная машинами улица, высокая стена, отделяющая дорогу от реки. «Рейндж Ровер» снова чуть отстал. Эрика давила на газ, надеясь от него оторваться, но когда стрелка спидометра перескочила с восьмидесяти на девяносто, «Рейндж Ровер» ее нагнал и опять ударил.
– Черт! – вскричала она. Впереди на перекрестке, где ждали машины, высветился ряд красных огоньков. «Рейндж Ровер» дал уйти Эрике вперед, а потом, сигналя, рванул за ней по встречной полосе и врезался в бок ее автомобиля, толкая его влево. Эрика до боли в пальцах сжимала руль, так как машина подпрыгивала и кренилась на ухабах. Она теперь ехала по однорядной дороге, тянувшейся между двумя заборами из проволочной сетки. Уличных фонарей здесь не было. «Рейндж Ровер» продолжал подталкивать ее сзади, и ей стоило огромных усилий подчинять себе машину. Она судорожно соображала, пытаясь осмыслить то, что произошло за последнюю минуту.
Дорога резко повернула влево. На Эрику надвигалось большое рифленое здание с погрузочной площадкой и большими подъемными воротами, перед которыми находилась бетонная платформа около шести футов высотой. «Рейндж Ровер» сбавил скорость, отстал. Эрика надавила на тормоза. Машина с визгом остановилась в нескольких шагах от бетонной платформы. Она нагнулась за рацией под пассажирским креслом, но взять ее не успела. Взревел мотор, и «Рейндж Ровер» снова въехал в ее машину. Она головой ударилась о приборную панель. Капот от столкновения с низкой стенкой погрузочной площадки смялся в гармошку, как картон. Эрика была ошеломлена, с трудом могла двигать головой. Из раны над левой бровью текла кровь.
«Рейндж Ровер» остановился в нескольких футах позади нее. Мотор лениво гудел, погасли фары, погрузив Эрику в темноту.
– Черт, черт, – прошептала она. От боли стиснув зубы, Эрика пыталась действовать быстро. Ангары вокруг грузовой площадки заслоняли свет уличных ламп. Она похлопала рукой под пассажирским креслом, нащупала рацию, но когда хотела вызвать подмогу, оказалось, что сигнала нет. – Что?! – ужаснулась Эрика, лихорадочно давя на кнопки. Предприняла еще одну попытку, переключаясь с канала на канал, но эфир по-прежнему молчал. Она повернула голову и поморщилась. «Рейндж Ровер» выключил фары, и она не различала движения в его салоне. Эрика попробовала открыть дверцу, но в нее упиралось покореженное переднее крыло. Она снова попытала счастья с рацией, другой рукой ища кожаный ремень с тазером и дубинкой.
– Дежурный, как слышите меня, прием? – прошипела она в рацию. Ее взгляд упал на кнопку сразу же под рулевым колесом. Эрика надавила на нее, включив мигалку и сирену своего автомобиля, на котором не было опознавательных знаков полиции. «Рейндж Ровер» был погружен в темноту и не подавал признаков жизни. Эрика неуклюже – мешали длинные ноги и длинное пальто – перебралась на пассажирское сиденье и попыталась открыть дверцу с той стороны, но ее тоже заклинило. Испытывая боль во всем теле, она навалилась на дверцу плечом. Та по-прежнему не поддавалась. Она хотела уже протиснуться назад, но вспомнила, что в задней части салона дверцы и окна заблокированы, поскольку туда обычно сажают подозреваемых. Морщась от боли, Эрика дотянулась до ручки одной дверцы, потом до другой. Конечно же, она оказалась права.
Ее охватила паника, под теплым пальто с нее градом лил пот. Наклонившись вперед, она попыталась опустить на передних дверцах стекла. Тщетно: дверцы были вогнуты внутрь. Эрика оглянулась на заднее окно, которое стало запотевать. В голове мелькали одна мысль за другой. «Значит, кто-то знал, что она везет на экспертизу вещественные доказательства?» Местоположение лаборатории неизвестно широкой публике. «Иначе зачем кто-то стал бы сталкивать ее с дороги?»
Через запотевшее окно Эрика увидела, что дверцы «Рейндж Ровера» открылись и из машины неспешно выбрались две фигуры в черном. В балаклавах, полностью скрывавших их лица, с монтировками в руках, они приблизились к ее автомобилю. Эрика бросила взгляд вокруг и заметила пряжку кожаной портупеи с тазером и длинной дубинкой, выглядывавшими из-под пассажирского кресла. Машину качнуло. Это одна из фигур в черном пыталась открыть багажник монтировкой. Эрика опустила руку под пассажирское кресло, и в ту же секунду окно со стороны водителя разлетелось вдребезги, осыпав ее осколками стекла. В салон ворвались холодный воздух и вой сирены. Эрика повернулась к фигуре, появившейся в разбитом окне. В отверстиях балаклавы блестели глаза.
– Руки покажи, – потребовал он, направив на нее пистолет.
Глава 24
Октябрь 2016 года
То, что произошло на отдыхе в Дартмуре, изменило Нину. В тот вечер Макс помог ей добраться до гостиницы, отнял у нее телефон и напоил снотворным. Проснувшись поздно на следующий день, она по-прежнему хотела обратиться в полицию.
– Я ведь защищал тебя, – недоуменно произнес Макс. – Нина, он бы тебя убил. А в благодарность ты намерена меня посадить?
– Тебя не посадят, если мы скажем правду! – возразила она.
– И что же это за правда, Нина? Правду знаем только мы с тобой, ты и я. А полиция, по-твоему, что подумает, заглянув в мое досье? На нем осталась моя ДНК. Я сбросил в колодец его труп, и мы ушли. Разве судья и присяжные поверят в нашу правду? Для них я – просто убийца.
– Но… это же в порядке вещей, – лепетала она в ответ. – Ты говоришь правду, и все становится на свои места. Мама всегда говорит: скажешь правду – и сразу все образуется.
Качая головой, Макс привлек ее к себе.
– Нина, раскрой глаза. На нем не только моя ДНК – и твоя тоже. Думаешь, полиция тебе поверит? Не больше, чем мне.
– Он пытался изнасиловать меня.
– Ты занималась со мной сексом у него на глазах. А накануне вечером в пабе вешалась на него. Они узнают, что ты вела себя как шлюха. Судья и присяжные придут к единому мнению… – Нина зарылась лицом ему в грудь и заплакала. – Ты не представляешь, как приходится в тюрьме юным девушкам вроде тебя, – увещевал Макс, укачивая ее, словно ребенка. – А он – на дне глубокого-преглубокого колодца. Его никогда не найдут. Он был одиночка, наркоторговец и насильник. Помнишь его руки на своей шее, а, Нина? – С красным от слез лицом она отстранилась от Макса, посмотрела на него и кивнула. – Он убил бы тебя.
– Если б он убил меня, ты пошел бы в полицию?
– Конечно, пошел бы, черт побери! – вспылил Макс, отталкивая ее. – Я это сделал ради тебя, – зашептал он, снова наклоняясь к ней. – Ради тебя я собственными руками убил человека, а ты хочешь сдать меня полиции, да еще спрашиваешь, сбросил ли бы я твое тело в тот колодец?
– Нет, Макс, я не говорила, чт…
– Ну ты и дура. Вот он я, стою перед тобой, человек, который тебя любит. Который готов умереть ради тебя. Который убил ради тебя…
– Макс, прости, – истерично рыдала Нина. Она кинулась к нему, стала хватать за одежду.
– Очевидно, тебе этого мало. Что ж, валяй, иди в полицию. Уходи. Удачи тебе в реальном мире. В тебе увидят только маленькую потаскушку.
– Никуда я не пойду! Клянусь, прошу тебя, я справлюсь. Ты мне нужен. Я люблю тебя. Давай просто как-то это переживем. Я справлюсь… – В горле у нее булькнуло. Она бросилась в ванную к раковине, ее стошнило. Макс пришел следом, и пока Нину рвало, он придерживал ей голову, убрав назад ее волосы.
– Все хорошо, – успокаивал он. – Сейчас все это вырвешь, и станет легче. И будем жить дальше. Такое случается, но это надо пережить. И идти дальше. Главное, что мы есть друг у друга, да?
Нина вытерла рот и посмотрела на него воспаленными глазами.
– Да, – ответила она.
– Только ты и я, Нина. Только мы с тобой вдвоем в целом мире. Повтори.
Она кивнула.
– Только мы с тобой вдвоем в целом мире.
По возвращении домой Нине хотелось одного: свернуться клубочком у себя в комнате и отгородиться от всего мира. Однако мама сообщила, что Пол перевез к ним свои вещи и теперь будет жить с ними. Атмосфера в доме мгновенно изменилась. Прежде, сколько Нина помнила, здесь были только мама и она. Пол же вызывал у нее гадливость, и ей было неловко наблюдать, как мама отчаянно старается ему угодить. Дом ей казался чужим: всюду лежали его вещи, витал агрессивный запах его дешевого лосьона; к ней в комнату на верхнем этаже доносился его приглушенный голос.
В первое утро, когда Нина, обернувшись в маленькое полотенце, вышла из ванной, она едва не налетела на Пола. Тот, в трусах и старой белой футболке, ждал под дверью, чтобы туда войти.
– Доброе утро, Нин, – улыбнулся он, задержав на ней взгляд.
– Доброе утро. – Она хотела пройти мимо, но он преградил ей дорогу.
– Ты же не против, что я зову тебя Нин, да? – спросил Пол, глазами ощупывая ее тело, едва прикрытое полотенцем.
– Да нет… – Она съежилась под его взглядом и прижала к себе полотенце, жалея, что оно не длиннее.