– Что с Нилзом?
– Он тоже под стражей, в Белмарше. Ему грозит десять-двенадцать лет, и, разумеется, больше он никогда не сможет работать криминалистом.
Эрика смотрела в окно. Мимо промелькнул залитый огнями Олимпик-парк, затем такой же сияющий в темноте стадион «Арена О2».
– Нилз наверняка понимал, что подвергает меня опасности. Понимал, что меня могут убить за те наркотики, – промолвила Эрика.
– Нам кажется, что мы хорошо знаем людей. Но люди в большинстве своем приходят на эту землю для того, чтобы разочаровывать друг друга, – рассудила Мосс.
– Но он, вероятно, был в отчаянии. Наркозависимость меняет людей. Они теряют себя как личности. Что с расследованием?
– Дело передали в Отдел по расследованию убийств Центрального Уэст-Энда. Им теперь занимается более крупная следственная группа. Старший инспектор Харпер проталкивает версию убийства Томаса Хоффмана на почве наркотиков.
– А ты что?
– Меня тоже отстранили от дела, как и всю остальную команду… – Мосс посмотрела на Эрику. – Долго ты будешь на больничном?
– Не знаю. Мне сказали, что я смогу приступить к работе не раньше, чем через пару недель.
– Босс, ты не обижайся, но, судя по твоему виду, на поправку у тебя уйдет куда больше, чем пара недель.
Эрика взглянула на свое лицо в зеркале. Одна сторона раздулась, нижняя губа вспухла, на коже уже начинал проступать синяк. Рана над глазом была залеплена пластырем, на котором виднелась кровь; сам глаз покраснел от того, что в нем полопались сосуды.
– Ты не спеши. Уверена, тебе дадут на восстановление как минимум несколько недель. Наслаждайся свободным временем. Тебе нужен отдых.
– Отдых. – Эрика содрогнулась. Для нее это было чуждое понятие.
– Да, отдохни, познакомься с утренними телепередачами… Кстати, я Питерсону про тебя сообщила. Надеюсь, ты не против?
Эрика снова глянула на себя в зеркало.
– Нет.
– Он хотел приехать со мной, но я подумала, что сейчас тебе без него лучше.
Эрика почувствовала, как ее захлестнула усталость. Она запрокинула назад голову и смежила веки.
– Я просто хочу домой. Хочу спать. И мне нужно принять еще болеутоляющих, – сказала она.
Глава 29
Пятница, 11 августа 2017 года
Мы с Максом теперь живем вместе. Сожительствуем, как выразилась бы мама. Если б мы с ней общались.
Муниципалитет выделил нам квартиру на первом этаже высотного жилого здания в Кеннингтоне. Я никогда не жила на этом берегу реки. Стремный район. Полно всяких сомнительных типов, торгующих наркотой. Но с Максом мне не страшно. Может, он им что-то сказал или они его знают, но нас они обходят стороной. На окнах черные железные решетки. Во всех квартирах первого этажа решетки, но в нашей еще и сделан ремонт. Диван и кресла в гостиной новые, и в кухне все новое, и в ванной. Входная дверь открывается на парковку, и, моя посуду у окна, я вижу, как люди идут мимо по коридору. Окно спальни выходит на центральную дорогу, но из него немного виден Лондон – Биг-Бен, например. Правда, матрас у нас неновый. Непонятно, почему муниципалитет квартиру отремонтировал, а матрас дал нам чужой. На нем коричневое пятно. Надеюсь, от чая. Но Макс его перевернул, а обратная сторона идеально чистая.
После всего, что случилось, мы стали жить с ним одной семьей. Это очень серьезный шаг. Я счастлива. Наверно. Гостей у нас не бывает, поскольку я не общаюсь ни с мамой, ни с Кэт, ни с кем другим. Мне казалось, за то время, что мы с Максом встречались, я хорошо изучила его, но жить вместе – это совсем другое дело. Его почти не бывает дома с раннего утра до позднего вечера. «Дела делаю», – говорит он. Я никогда не спрашиваю, что у него за дела. Идиотизм, да? Даже сейчас, когда я пишу это и смотрю на написанное… В общем, дура я, что не спрашиваю. Когда мы вместе работали в кафе, я полагала, что именно этим он и зарабатывает на жизнь. Но там он был занят лишь частично. И у него всегда при себе есть деньги, немалые деньги, – как, например, тот рулон купюр, которыми он расплатился за машину в Блэкпуле. От продажи наркотиков, не иначе. Он связан с наркотиками, но сам их не принимает. И гордится этим. По большому счету он и спиртное не употребляет. Его единственная слабость – книги. Мы пять раз гоняли машину туда-обратно, пока перевезли сюда с прежней квартиры все его книги. И он не позволил, чтобы я вытащила их из коробок. Они все так и стоят по стенам в нашей спальне, с пола до потолка.
Когда мы въехали в новую квартиру, выяснилось, что от нее только один комплект ключей. Я попросила Макса, чтобы он сделал еще один, но он сказал, что ключи от квартиры никому не доверит. Сказал, что много лет стоял в очереди на муниципальное жилье и от одной квартиры уже как-то отказался. А эта ему понравилась из-за решеток на окнах.
Уходя из дома, ключи он забирает с собой. Я никуда не могу отойти. Мне приходится сидеть дома. Пустяки. Я знаю, что он меня любит.
Он хочет, чтобы я всегда ждала его дома.
Глава 30
Воскресенье, 20 августа 2017 года
Сегодня утром, когда я загружала в стиральную машину грязное белье, меня окликнул Макс. Я пришла на кухню. Смотрю, входная дверь открыта, а на пороге, держа руки в карманах, стоит маленький мальчик-мулат с одного из верхних этажей. На вид ему лет пять, не больше.
– Этот пацан почему-то требует, чтобы ему дали тост, – сказал Макс.
– Она угощала меня на днях. – Мальчик ткнул пальцем в мою сторону. У него были пухлые щечки и на голове – курчавая шапка сияющих волос сочного каштанового цвета. Вид самоуверенный, и для пятилетнего ребенка одет он был просто роскошно – джинсы, ярко-синяя футболка «Адидас», дорогие кроссовки. – Можно мне с тем джемом?
– То есть пацан, у которого обувь дороже, чем у меня, жрет мои продукты? – возмутился Макс.
– Вон у вас на столе целый батон. Жалко, что ли, отрезать кусочек?!
Мальчик, даром что маленький, не давал Максу спуску. Они оба стояли набычившись – у каждого грудь выпячена, подбородок вызывающе задран, руки вытянуты.
– По-твоему, у меня тут столовка? Вали отсюда. – Макс пинком захлопнул дверь. Через матовое стекло с ледяным узором я видела силуэт мальчика. Он постоял еще немного и ушел. Макс, качая головой, снова сел и взял газету.
– Это было только раз, – объяснила я. – Дети из этого дома… они целыми днями слоняются на парковке. Среди них есть совсем малыши – по три-четыре года. Матери, наверно, выгоняют их с утра на улицу…
Макс поднял голову от газеты, и я, увидев злость в его глазах, умолкла на полуслове.
– Это потому что матери у них проститутки, Нина. По-твоему, они должны сидеть дома, смотреть по видео диснеевские мультики и слушать, как их матерей трахают за стенкой? А я должен целыми днями надрывать задницу, чтобы кормить их гаденышей?
Он откусил тост и сел, ожидая ответа. У меня затряслись поджилки.
– Просто я на днях выносила мусор, а он ждал под дверью, когда я вернулась. Попросил воды и заплакал, сказав, что голоден… – Я утаила от Макса, что я также дала по тосту одной девочке и еще одному мальчику.
Силуэт мальчишки снова появился за дверью, и его маленькие ладошки зашлепали по матовому стеклу.
– Пожалуйста, я хочу тост… ну пожа-а-алуйста, – захныкал он.
Макс отшвырнул газету и встал. Я отшатнулась, но он прошел мимо меня и рывком открыл дверь.
– Передумал? – спросил малыш, глядя на Макса с нагловатой ухмылкой.
Макс схватил из раковины миску для мытья посуды с грязной водой и вылил помои на голову мальчику. С того нахальство как рукой сняло, он заревел. К его волосам и футболке липли чайные и кофейные опивки, а также остатки лапши, что мы ели минувшим вечером. Макс бросил миску в раковину, наклонился и ударил мальчика по лицу. Тот с отвратительным глухим стуком упал на бетонный пол.
– Еще раз постучишься в мою дверь – убью. А потом убью твою шлюху-мать, – сказал ему Макс и захлопнул дверь. Он вытер руки о кухонное полотенце и сел за стол с газетой. Малыш плакал за дверью.
– За что ты меня так? – скулил он, и в его голосе слышалось столько недоумения и смятения, что мне хотелось открыть дверь, подхватить его на руки, прижать к себе. Но я словно одеревенела, боясь шелохнуться.
– Не стой, как истукан. Сделай мне еще чаю, – велел Макс угрожающе спокойным тоном.
Я повиновалась.
Плач наконец-то стих. Я налила Максу чай. Хотела включить радио, но знала: когда Макс в плохом настроении, лучше ничего не делать, особенно резких движений. Безопаснее слиться с интерьером. В душе я испытывала облегчение, что он излил свой гнев на мальчика, а не на меня. Что это: трусость или инстинкт самосохранения? В последнее время я часто думаю, что это одно и то же.
Стул заскрипел. Макс встал из-за стола и, даже не глянув на меня, взял ключи, бумажник, телефон и вышел из квартиры, хлопнув дверью. Я смотрела на его силуэт за матовым стеклом. Он повернул ключ в замке. Запер меня.
Глава 31
Вторник, 10 октября 2017 года
День был хмурый, небо почти черное, в окно хлестал дождь. Эрику навестила Мелани Хадсон. С ней был патрульный, который официально взял у Эрики показания. Потом патрульный уехал, а Мелани решила задержаться, чтобы побеседовать с ней в неформальной обстановке, выяснить, как у нее обстоят дела.
– Я гарантирую тебе свою абсолютную поддержку. – В элегантном костюме – юбке и пиджаке – Мелани присела на краешек дивана. Ее белокурые волосы, аккуратно уложенные на голове, отливали блеском. – Показания – это просто формальность, Эрика. Я знаю, что ты оказалась в ужасном положении, твоей жизни угрожала опасность. И я горжусь тем, как ты повела себя в столь непростой ситуации.
– Я просто выполняла свою работу. Я нахожусь под следствием? – спросила Эрика. Голос у нее был сиплый, речь не совсем четкая. Несмотря на то что до вечера было далеко, в комнате горели все лампы, и в ярком освещении синяк на ее лице казался еще более ядреным. Эрика неловко поменяла положение в кресле. Ей было трудно и сидеть, и лежать, и ходить, и вообще делать что бы то ни было.