– Ваша дочь разыскивается в связи с убийством, нам необходимо ее допросить.
– Знаю.
– И вы подтверждаете, что на этом снимке именно она? – Эрика вытащила из папки распечатанный кадр видеозаписи.
Мэнди взяла распечатку и прикусила губу.
– Да. Похудела…
– Мы также считаем, что она причастна к гибели еще двух человек и, возможно, еще одного, или стала свидетелем его смерти.
Мэнди охнула и затем расплакалась. Ее руки тряслись так сильно, что кофе из стакана выплеснулся на пол.
– Ой, простите, простите.
– Пустяки. – Мосс схватила салфетки и помогла ей убрать за собой. Мэнди взяла одну салфетку и промокнула глаза. По лицу ее растекалась тушь.
– Я не общаюсь с Ниной уже почти год… Не то чтобы она пошла вразнос… Ее отец, мой муж, умер, когда ей было одиннадцать лет. Сердечный приступ. Он занимался доставкой товаров, много времени проводил за рулем, питался всухомятку, вот и… Нина была мне опорой. Это я пала духом, а она заботилась обо мне, поддерживала как могла… Она у меня одна.
– Почему между вами возникло отчуждение? – поинтересовалась Эрика.
– После школы все ее друзья продолжили учебу в университетах, а она растерялась. Не знала, как ей быть. Я хотела, чтобы она училась дальше, но университет нам был не по карману, да и она сама не горела желанием, и я подумала, какой смысл заставлять ее залезать в долги на следующие двадцать лет. Она устроилась на работу в местное кафе. А там работал один парень, старше ее, и она влюбилась в него по уши. Его зовут Макс Киркхэм. – Мэнди шмыгнула носом и затем вытерла его салфеткой.
– И они до сих пор вместе?
Мэнди взяла снимки, распечатанные с видеозаписи.
– Я абсолютно уверена, что это он. – Она показала на изображение мужчины в синей бейсболке «Вон Датч», прятавшего лицо от камеры видеонаблюдения.
Эрика посмотрела на Мосс. У той брови взлетели под самые волосы.
– Почему вы уверены, что это именно Макс Киркхэм? – спросила Эрика.
– По виду это он. Те же волосы, нос, хоть изображение и нечеткое. И потом, она смогла бы избавиться от него лишь в одном случае – если бы их поймали или один из них умер. Только тогда она вернулась бы ко мне… – Мэнди покачала головой. По ее щекам снова заструились слезы.
– Что вам известно о Максе Киркхэме?
Мэнди взяла у Мосс еще одну салфетку и промокнула глаза.
– Очень мало. Родителей у него нет, насколько я знаю. По его словам, они оба умерли, и его определили в детский дом. Другой родни у него нет. У него какие-то жуткие увлечения: теории заговора, иллюминаты, оружие. Он пытался поступить на службу в армию, но его не взяли – по причинам психологического характера. Он коллекционирует охотничьи ножи. И я знаю, что он сам мастерил пневматические ружья.
– Сколько ему лет?
– Ему… ему исполнилось тридцать. Мы ходили к нему на день рождения.
– Мы?
– Я и мой бывший партнер. Мы с ним расстались шесть-семь месяцев назад. То торжество было весьма поучительным. Если, конечно, можно назвать торжеством пьянку в пабе, устроенную компанией злых молодых белых парней. В тот вечер между нами и началось отчуждение. Мне не нравилось, что она связалась с этим Максом, а потом пошло-поехало.
– В каком пабе это было? – спросила Мосс.
– По-моему, в «Белой лошади» на Каррадин-роуд, в Крауч-Энде. Это настоящая дыра – жуткое, отвратительное заведение. В тот вечер я попыталась увести ее с собой, забрать домой – хотела, чтобы она покинула это чудовищное место, и пусть бы Макс сам отсыпался и трезвел после всего, что он там выпил и наупотреблял… Но он, даром что пьяный, зорко следил за ней, словно глаза имел на затылке, хотя народу вокруг была тьма тьмущая. Протиснулся к нам с другого конца бара и стал меня оскорблять. Обозвал непотребным словом. – Мэнди покачала головой. – А Нина приняла его сторону, заявила, что это я нарываюсь на скандал. Сказала, чтобы я шла домой и успокоилась. Сказала, что я его расстроила. Я расстроила его. – Она снова покачала головой. – После той вечеринки они и съехались. Точнее, она переехала к нему.
– Вам известно, где они поселились?
– Нет.
– Вы не знаете ее адреса? – изумилась Мосс. Мэнди посмотрела на нее.
– У вас есть дети?
– Да, сын маленький.
– Стать чужим человеком для собственного ребенка – это очень страшно. Я не знаю, что может быть ужаснее. Я пыталась поддерживать с ней связь. Но она перекрыла мне доступ к своей страничке в «Фейсбуке», удалила мой номер из своего телефона. Отмежевалась от всех друзей. Исчезла с лица земли. Я наняла частного детектива, но он оказался никудышным и обошелся мне в целое состояние. Так и не смог ее найти. Подруга Нины, Кэт, сумела отыскать ее через какую-то подругу своей подруги и зайти на ее страничку в «Фейсбуке», но она перестала ее обновлять. Это убеждает вас в том, что я не законченная бессердечная стерва?
– Простите, – извинилась Мосс. – Могу только догадываться, как вам, должно быть, тяжело.
– Да, и мы очень благодарны вам за то, что вы согласились приехать к нам в столь поздний час. У вас есть фотография Нины? – спросила Эрика.
– Ее фотографий у меня много, и есть одна, где она с ним, – устало произнесла Мэнди. Она взяла свою сумку и достала из нее маленький фотоальбом в пластиковой обложке. – Его фото в самом конце. Я сохранила его лишь затем… подумала, что, возможно, придется отдать снимок полиции.
– Вы думали, что Макс может кого-то убить?
– Нет, я думала, что Макс убьет Нину.
Эрика и Мосс взяли альбом, быстро пролистали его. В нем были собраны фотографии Нины разных лет. На той, где ей десять, она позировала в костюме брауни[43]у рождественской елки. Лицо такое же милое, как у матери; обаятельно-дерзкая улыбка, руки в боки. Видимо, Нина была спортивным ребенком: на другой фотографии она была запечатлена с какой-то светловолосой девочкой в бассейне. Еще на одной она сидела на диване с кошкой на руках. Потом пошли ее фотографии позднего подросткового периода. На одном снимке она сидела в ресторане, рукой закрывая объектив; на подбородке были заметны угри. На самой последней фотографии, в конце альбома, Нина стояла за барной стойкой кафе в белой униформе – куртке и колпаке; ее волосы были убраны под специальную сеточку.
– Этот снимок я сделала без ее ведома, – прокомментировала Мэнди. – В ее первый рабочий день в кафе «У Сантино». Там, где она познакомилась с Максом.
– Когда это было? – спросила Эрика, показывая на фото.
– В августе прошлого года.
– Долго она там проработала?
– Пару месяцев. Их обоих уволили за прогул. Потом они подали заявление на получение пособия по безработице, хотя Макс торгует наркотиками на стороне. Это и есть его настоящий доход.
Эрика нашла снимок, вложенный за клапан задней обложки. Он был сделан у машины на солнечной улице, вдоль которой стояли стандартные домики. Нина сидела рядом с симпатичным длинноволосым блондином. На ней были розовые шортики и белая футболка. Ноги голые, длинные волосы стянуты на затылке в хвостик. Она смотрела на Макса, держа его под руку. Он был в футбольных трусах, спортивной майке и бейсболке.
– Можно взять это фото? – спросила Эрика.
– Да. Затем я его и принесла.
С минуту они все молчали.
– Господа полицейские, что будет с Ниной? Она сама не своя, он задурил ей голову. Она напугана, и, думаю, выполняет его указания под принуждением. Я просто хочу, чтобы она была в безопасности. Вы примите это во внимание, если поймаете его и ее?
– Да. Это мы учтем, – ответила Эрика. Мосс посмотрела на нее. Они обе знали, что Эрика говорит Мэнди то, что та желает услышать.
В дверь постучали, и в кабинет вошла молодая женщина – сотрудник полиции.
– Мэнди, это констебль Кей Прайс, – представила вошедшую Эрика. – Она отвезет вас домой. Мы будем контактировать с вами через нее.
– Это все?
– На данный момент да. Как только у нас появится новая информация, мы свяжемся с вами.
– Рада знакомству, – с улыбкой произнесла Кей, пожимая Мэнди руку.
– Да, вот еще что, – сказала Мэнди, поднимаясь с дивана. – Во время одного из последних разговоров по телефону Нина сказала, что ездила с Максом отдыхать. Куда-то в Девон. Звонила она с таксофона. Не знаю, что случилось с ее мобильным телефоном. Она сообщила, что на нее напали и Макс как-то с этим разобрался.
– Что значит «как-то разобрался»?
– Она повесила трубку. Я перезвонила. Набрала «192», пытаясь выяснить, с какого номера был совершен звонок. Оказалось, что с таксофона у шоссе, которое ведет в Оукгемптон. Вернувшись домой, она отшутилась по этому поводу и больше об этом никогда не говорила. Объяснила, что они тогда выпили. Но голос у нее был не пьяный. Казалось, она…
– Какой у нее был голос? – спросила Эрика, тронув Мэнди за плечо.
– В нем слышался ужас. Голый ужас… – Миссис Харгривз снова заплакала. – Вот уже многие месяцы я почти не сплю. Не живу, а существую. Личная жизнь полетела под откос… Я видела в новостях, что они сделали с тем парнем. Тут одно из двух: я увижу дочь либо по другую сторону стола в тюремной комнате для свиданий, либо в морге. В любом случае, это будет хоть какая-то определенность.
Эрика смотрела на Мэнди, думая про себя, что только крайняя безысходность и полнейшая обреченность могут заставить мать произнести такое.
Глава 51
На следующий день рано утром, в самом начале шестого, вооруженная опергруппа прибыла в Кеннингтон. Эрика и Мосс сидели в микроавтобусе службы технической поддержки, который поставили за углом от центрального входа в здание высотного многоквартирного дома – закоптелого сооружения эпохи 1970-х, втиснутого в лабиринт жилых построек, которые тянулись от станции метро и «Овала»[44]. Через собес они установили, что Нина Харгривз и Макс Киркхэм проживают в однокомнатной квартире на первом этаже дома «Баден-Пауэлл». После чего Эрика быстро собрала вооруженную опергруппу для задержания обоих подозреваемых. Их имена не упоминались в сообщениях СМИ, подготовленных предыдущим вечером, но все равно существовала вероятность, что они видели репортажи и попытаются скрыться.