– Начнем с того, что вы очень красивы. В отличие от всех прочих, – заявил Мейбери. Он заметил, что парень, навострив уши, ловит каждое его слово.
– С вашей стороны очень мило так считать. – Неожиданно для Мейбери она придвинулась к нему ближе и схватила его за руку. – Как, вы сказали, вас зовут?
– Лукас Мейбери.
– Наверное, близкие называют вас Люк?
– Нет, это имя мне не нравится. По-моему, я не похож на Люка.
– Неужели ваша жена называет вас Лукас?
– Увы, это именно так, – ответил Мейбери, которому игривость этого вопроса показалась несколько неуместной.
– Лукас! Нет, это слишком холодное имя! – воскликнула она, все еще сжимая его руку в своих.
– Увы, тут я ничего не могу поделать. Вы не возражаете, если я закажу вам кофе?
– Нет, нет, не надо. Кофе мне совершенно ни к чему: он возбуждает, тревожит, будоражит нервы.
Ее взгляд, устремленный на Мейбери, был по-прежнему исполнен печали.
– Занятное место, – произнес Мейбери, слегка пожимая ей руку. То, что более никто из гостей до сих пор не покинул столовую, казалось ему по меньшей мере странным.
– Я не представляю себе жизни без «Приюта», – призналась его собеседница.
– Вы часто здесь бываете? – спросил он, чувствуя, что в подобных обстоятельствах эта расхожая фраза звучит абсурдно.
– Разумеется. Иначе я не смогла бы жить. Не представляю, как люди могут обходиться без сытной пищи, без любви, даже без теплой одежды, защищающей от холода.
Про себя Мейбери отметил, что в гостиной становится все жарче; теперь здесь было почти так же жарко, как и в столовой.
Ее печальные глаза молили о понимании. Надо сказать, Мейбери отнюдь не являлся любителем подобных разговоров. Он предпочитал обсуждать проблемы, которые поддаются решению, а ко всем прочим относился с предубеждением.
– Да, – тем не менее кивнул он. – Я понимаю, что вы имеете в виду.
– Миллионы людей на этой земле вообще не имеют одежды! – воскликнула она, отдергивая руку.
– Это не вполне так, – с улыбкой возразил Мейбери. – По крайней мере в настоящее время.
Он прекрасно сознавал все опасности, которыми наполнена жизнь, и старался думать о них как можно меньше. Каким бы жестоким ни был этот мир, человеку приходится в нем выживать и заботиться о тех, кто от него зависит.
– В любом случае к вам это не относится, – продолжал он, пытаясь придать своему тону беззаботность. – Мне нечасто доводилось видеть такие великолепные платья, как ваше.
– Да, – кивнула она с простодушной серьезностью. – Мне прислали его из Рима. Хотите потрогать?
Естественно, Мейбери хотел; но скованность, которую он ощущал в присутствии белобрысого парня, была даже более естественной.
– Потрогайте! – приказала она, понизив голос. – Господи, ну что вам мешает? Потрогайте!
Она схватила его за левую руку и силой приложила ее к своей теплой груди, обтянутой шелком. Парень, по-прежнему наблюдавший за ними, никак на это не отреагировал.
– Забудьте обо всем. Расслабьтесь. Для чего еще нам дана жизнь?
Страстность, звучавшая в ее голосе, могла бы лишить рассудка любого мужчину, но Мейбери наблюдал за происходящим с некоторой долей отстраненности. Собственно говоря, за всю свою жизнь он ни разу не потерял головы и не сомневался, что, к лучшему или к худшему, ему не удастся сделать это и сейчас.
Женщина повернулась и, растянувшись на диване, опустила голову на колени Мейбери, а точнее, на его бедра. Двигалась она очень ловко, так, чтобы не измять подол платья. Запах ее духов ударил в ноздри Мейбери.
– Прекратите глазеть на Винсента, – прошептала она. – Я вам кое-что про него расскажу. Бесспорно, он красив, как греческий бог, но он импотент, хотя и не желает признавать этого факта.
Мейбери, разумеется, смутился. Он совершенно не представлял, как реагировать, узнав столь интимную подробность, тем более что человек, о котором шла речь, находился в непосредственной близости от него.
Впрочем, это уже не соответствовало истине – как только речь зашла о нем, Винсент резко повернулся и покинул комнату, скрывшись за дверью, которую Мейбери считал служебной.
– Слава тебе господи, – испустил вздох облегчения Мейбери.
– Он отправился за подкреплением, – сообщила дама. – Сейчас увидите.
Куда подевались все остальные гости? Что они делают в столовой так долго? Несмотря на то что эти вопросы продолжали вертеться в голове у Мейбери, он невольно ощутил прилив возбуждения и принялся ласкать прильнувшую к нему женщину.
Внезапно комната наполнилась суетой и голосами – казалось, все гости, прежде сидевшие в столовой, одновременно устремились сюда.
Она села, впрочем без всякой торопливости, и, приблизив губы к его уху, шепнула:
– Приходите ко мне попозже. Номер 23.
Мейбери не счел возможным ответить, что не собирается проводить ночь в «Приюте».
В гостиную вошел Фолкнер.
– Всем пора ложиться спать! – добродушно крикнул он, перекрывая царивший в комнате шум.
Мейбери растерянно взглянул на часы. Ровно десять. По все видимости, именно таков час отбоя в этом заведении. Конечно, после столь плотного ужина ложиться спать слишком рано.
Никто не произнес ни слова, но и не двинулся с места.
– Всем пора в кровати! – повторил Фолкнер, и на этот раз в голосе его послышались нотки, к которым точнее всего подошло бы слово «шаловливые».
Дама, сидевшая рядом с Мейбери, встала.
Гости один за другими покидали комнату, и дама последовала их примеру, не сказав на прощание ни слова, не сделав ни малейшего знака.
Мейбери остался наедине с Фолкнером.
– Позвольте мне забрать у вас чашку, – любезно произнес Фолкнер.
– Прежде чем расплатиться, я хотел бы узнать, можно ли где-нибудь поблизости в этот час заправить машину бензином? – спросил Мейбери.
– У вас закончился бензин? – уточнил Фолкнер.
– Почти.
– На двадцать миль вокруг вы не найдете заправки, которая работала бы по ночам. По крайней мере сейчас. Полагаю, это каким-то образом связано с нашими новыми друзьями, арабами. Все, что я могу вам предложить – отлить немного бензина из бака нашего грузовика. Грузовик у нас не маленький, и бак у него соответствующий.
– Мне так неловко доставлять вам хлопоты.
В любом случае Мейбери совершенно не представлял, как переливать бензин из бака в бак. Он знал, что это возможно, но никогда прежде этого не делал.
Вновь появился парень по имени Винсент, все еще розовый – от смущения, как решил Мейбери; впрочем, подобное трудно утверждать с уверенностью, когда речь идет о человеке со столь свежим цветом лица. Винсент принялся запирать двери; видно было, что к этому делу здесь относятся серьезно, так же серьезно, как и во времена прадедов, когда приходилось опасаться рыскающих по дорогам грабителей.
– Никаких особых хлопот тут нет, мистер Мейбери, – ответил Фолкнер. – Винсент или любой другой из моих служащих сделает это с легкостью.
– Ну, если это действительно так… – пробормотал Мейбери.
– Винсент, не навешивай пока замок на входную дверь, – распорядился Фолкнер. – Мистер Мейбери собирается нас покинуть.
– Отлично, – буркнул себе под нос Винсент.
– А сейчас, мистер Мейбери, нам с вами нужно пройти к вашей машине. Будет удобнее, если вы отгоните ее на задний двор, я покажу вам путь. Простите, что приходится вас утруждать, но грузовик стоит именно на заднем дворе, а для того, чтобы сдвинуться с места, ему требуется время.
Винсент распахнул перед ними дверь.
– После вас, мистер Мейбери, – сказал Фолкнер, пропуская Мейбери вперед.
В доме было чрезмерно тепло, вследствие чего холод, стоявший на улице, тоже показался чрезмерным. Прожектор более не горел. Луна спряталась за тучку, как говорится в детских стишках, и все звезды спрятались за тучку вместе с ней.
Машина стояла поблизости от дома, и Мейбери, несмотря на кромешную темноту, вскоре ее обнаружил; Фолкнер следовал за ним, не отставая ни на шаг.
– Может, мне стоит сходить за фонарем? – предложил Фолкнер.
Итак, у них действительно имелся фонарь. Мейбери вспомнил о синей офисной папке с его именем на обложке; открыв дверь машины, он убедился, что папка, как он и предполагал, лежит на водительском сиденье, надписью наверх. Мейбери бросил ее на заднее сиденье.
Электрический фонарь Фолкнера оказался мощным приспособлением, отбрасывающим широкий круг холодного белого света.
– Вы разрешите сесть рядом с вами, мистер Мейбери? – осведомился Фолкнер, подходя к машине.
Мейбери уже включил фары, так что в фонаре не было особой нужды, и нажал на кнопку стартера, которая почему-то не поддалась.
Не похоже, что у машины возникли неполадки, подумал он; скорее, что-то не так с ним самим. Ощущение было такое, словно он видит дурной сон. Он включал зажигание сотни, а может, даже тысячи раз; но теперь, когда это было особенно важно, у него ничего не получалось, словно он непостижимым образом утратил этот элементарный навык. Ему часто снились кошмары, в которых творилось нечто подобное. И сейчас какая-то часть его сознания ставила под сомнение реальность происходящего, вопрошая, не сон ли все это. Но нет, дело было наяву, иначе он давно бы очнулся, как это бывает с человеком, осознавшим, что он спит.
– К сожалению, ничем не могу вам помочь, – сказал Фолкнер, выключая ненужный фонарь. – Я совершенно не знаком с автомобилями подобной марки и принесу больше вреда, чем пользы.
Как и всегда, тон Фолкнера был исполнен доброжелательности и любезности.
На Мейбери вновь накатила волна раздражения. Марка машины относилась к числу самых распространенных: иных его фирма своим сотрудникам не предоставляла. Тем не менее он прекрасно сознавал, что не может завести машину по своей собственной вине, а отнюдь не по вине Фолкнера. Казалось, он сходит с ума.
– Не представляю, что теперь делать, – пробормотал он и добавил: – Тем более, вы говорите, никакой авторемонтной мастерской поблизости нет.