— Сама элегантность, вот что это такое, — усмехнулся Умлани.
Плоский металлический диск метровой ширины даже на взгляд Алессандры не казался чем-то особенным, не говоря уже об эффективном оружии.
Он спокойно сидел на шпинделе, который проходил через отверстие в его центре, с простым конвейерным механизмом, который выгибался сверху, готовый доставить свой груз к ожидающему оружию.
— Что он должен делать? — нахмурилась операционный директор.
Умлани усмехнулся.
— Этот стержень, — он постучал по крестовине, прикрепленной к шпинделю, поворачивая ее так, чтобы она описывала ровный круг вокруг металлической пластины, — вращается со скоростью 100 оборотов в секунду, — конец бруска доходил почти до края тарелки, описывая при вращении круг шириной в метр. — При 100 оборотах в секунду получается 60 000 оборотов в минуту. При 60 000 оборотах в минуту конец стержня будет двигаться со скоростью 314 метров в секунду.
— Да, но что это делает? И почему в конце стержня есть отверстие?
Умлани сунул руку в карман комбинезона и положил обычный стеклянный шарик на блюдо рядом со шпинделем в центре, имитируя пальцами движение конвейерного механизма. Стеклянная сфера была сделана грубо, без какой-либо полировки, это был просто шар, который мастера Хэнка Умлани и дети Рустенберга тысячами изготавливали за ночь.
— Когда стержень вращается, — сказал он, снова медленно передвигая крестовину вручную, — он ударяется о мрамор вот так. Центробежная сила заставляет шарик двигаться по прямой линии, — когда он поворачивал перекладину, шарик проделывал именно это, перемещаясь от центра блюда к краю, перемещаемый движением перекладины. — К тому времени, когда он достигает края, он движется с той же скоростью, что и конец перекладины. А 314 метров в секунду - это очень быстро, так же быстро, как стреляют некоторые пистолеты.
Джанеско внезапно поняла это.
— Шарик проскальзывает через отверстие в торце бруска! И летит с края! Насколько точна эта штука?
Умлани снова усмехнулся.
— Судя по заверениям Боло, не так точна, как обычная винтовка, но для наших целей она вполне годится. Мы расставили их по кругу по всей окраине города, по одной через каждые пять метров. Это позволит подбрасывать шарик под небольшим углом вверх, так что снаряд никогда не взлетит выше, чем на пять футов или около того от земли. Шарик падает по обычной баллистической параболе, снова опускаясь на четыре фута от земли, на расстояние около 150, может быть, 200 метров. Когда мы активируем систему, то окажемся перед стеклянной завесой смерти, сквозь которую этим проклятым птицам придется пробежать, чтобы подобраться к нашей стене достаточно близко, чтобы использовать ранцевые заряды или стрелковое оружие. Это должно быть так же эффективно, как огонь из пулемета. Боло говорит, что на самом деле они были испытаны в бою столетия назад, но их исключили из арсеналов, потому что пулеметы были более точными.
Алессандра кивнула.
— Они отлично зарекомендовали себя в позиционной войне, и это в значительной степени то, что мы имеем здесь. Позиционная война, — Алессандра в свете разгорающегося рассвета указала на овраги и лощины.
Еще больше неприятных сюрпризов поджидало нас в тени на дне окопов из природного камня в Рустенберге.
Джанеско собиралась задать еще один вопрос, но Сенатор перебил ее.
— Командир, наши наблюдатели за дикой природой зафиксировали передвижение вражеских войск в ущельях. Мы столкнулись с большой концентрацией вражеских воинов. Я прикрою твое возвращение в город.
Джинджер Джанеско побледнела. Хэнк Умлани выругался. Алессандра бросилась бежать по обледенелой земле. Штатские, тяжело дыша, бежали за ней по пятам. Алессандра даже не потрудилась оглянуться. Сенатор будет наблюдать за ними, и последнее, что им было нужно, это оступиться на широкой полосе щебня, разбросанной между ними и защищаемой стеной. Мощный грохот сотряс землю, затем Сенатор вырос огромным, стволы его орудий чернели на фоне бледно-серого рассвета, когда он пронесся прямо мимо них, вставая своей тушей между ними и кем-то неизвестным...
Мир содрогнулся.
И все небо окрасилось в цвета ада.
Они упали плашмя на щебень, сбитые с ног ударной волной от спаренных "Хеллборов" Боло.
Алессандра, тяжело дыша, упала в грязь и сжала пальцами осколки пласкрита. Что, черт возьми, стреляло в нас, что заставило его применить "Хеллборы"? Что бы это ни было, оно не стреляло в ответ.
Алессандра вскочила на ноги и схватила остальных за комбинезоны.
— Бегите!
Их не нужно было уговаривать.
Мне не терпится снова оказаться на земле.
Когда мы сходим с орбиты, приближаясь к неспокойной поверхности Туле, я вижу изгиб снежного склона планеты на трех изображениях: одно от моих собственных датчиков, другое от телеметрии, предоставленной "Темным рыцарем", и третье от эсминца сопровождения. "Темный рыцарь" и "Возмездие" будут оставаться на орбите столько, сколько потребуется, защищая наши уязвимые тылы от потенциальных космических атак со стороны какой бы то ни было инопланетной расы, поставляющей терсам высокотехнологичное оружие. Корабли отслеживают развертывание боевой группы, в то время как мои товарищи по бригаде "Динохром" разбросаны по четырем основным континентам Туле. Мы падаем с иссиня-черного края космоса в сине-белую дымку термосферы Туле, которая здесь, на высоте 150 километров, представляет собой всего лишь тонкую россыпь молекул.
К счастью, снежная буря, которая предотвратила атаки терсов в Сета-Пойнт, все еще бушует, но телеметрия, которую я получаю от CSS "Возмездие", включает прогнозы погоды, который показывает, что штормовая система очистит Сета-Пойнт в течение семи часов после нашего прибытия. Очень важно, чтобы мы добрались до места нашей службы до того, как враг соберет силы для атаки. Само наше прибытие может спровоцировать врага на риск того, что снежная буря уничтожит колонию до нашего прибытия. Снижаясь, мы огибаем массивное плечо Туле и погружаемся в ночь, которая впечатляет, когда мы проходим через ионосферу. Это зрелище вызывает нехарактерный комментарий у моего командира.
— Черт возьми, это прекрасно...
Мне любопытно, что видит Джон, и я ограничиваю свои сенсоры только теми спектрами, которые воспринимает человек. Россыпь звезд подсвечивает северное сияние, охватывающее все небо. Дико извивающиеся занавески и ленты зеленого и красного света мерцают и танцуют, раскачиваясь в темноте, пронзаемые то тут, то там вспышками метеоритного дождя.
Это действительно прекрасно. Я глубоко рад, что Джон это заметил, и надеюсь, что он не уйдет снова в глубокую изоляцию, как это произошло после смерти его брата. В прошлый раз мне потребовалось так много времени, чтобы преодолеть эту изоляцию, что в течение многих месяцев я боялся потерять его как командира и друга. Поэтому я благодарен безмолвному танцу призрачного света в ночном небе Туле и сожалею о краткости нашего перехода через ослепительное зрелище.
Но одиннадцатикилометровая отметка на моем альтиметре указывает на наш резкий переход в тропосферу, охваченную штормами. Мы погружаемся в плотную облачность, которая фактически ослепляет мои собственные датчики. Тревожно "видеть" чистый воздух над собой глазами CSS "Темный рыцарь", в то время как все вокруг меня — и, что более важно, все, что находится внизу, — остается окутанным густой дымкой потемневших за ночь грозовых облаков.
Мы страдаем от тряски из-за высокой скорости ветра, а нестабильное направление ветра и меняющиеся порывы делают необходимостью постоянные боковые коррекции с помощью двигателей платформы. Мой командир, который ненавидит боевые сбросы так же сильно, как я ненавижу заточение на борту военно-транспортных кораблей, что-то немелодично напевает себе под нос и пристально смотрит на высотомер.
— Кто-нибудь там, внизу, наблюдает за нами? — коротко спрашивает он.
— Я не обнаружил сканирования ни на одной из стандартных длин волн. Если враг нас заметил, то он использует технологию, совершенно чуждую нашему опыту.
Джон Уэйман уклончиво хмыкает, используя интонацию, которую я выучил за долгие годы, и которую можно перевести примерно как "меня бы это не удивило". Учитывая информацию, представленную на брифинге, о противнике неизвестно практически все. Интересный способ начать войну. Я прагматично комментирую:
— Прошли отметку пять тысяч футов. Приготовьтесь к работе тормозных двигателей.
Мои тяжелые сани запускают свои главные двигатели, замедляя наше стремительное падение сквозь шторм.
Снежная буря полностью ослепляет и сильно раскачивает нас. Температура колеблется на уровне нуля градусов по Цельсию, в среднем плюс-минус три градуса. Из-за сильного ветра температура падает еще на двадцать градусов, что делает шторм смертельным для любого незащищенного человека на поверхности.
Мои мысли возвращаются к Бессани Вейман и неизвестной причине отключения связи на станции Айзенбрюке. Я все больше беспокоюсь о том, что погода, достаточно суровая, чтобы вывести из строя радиоэлектронные средства исследовательской станции и системы SWIFT, может привести к тому, что жители будут подвержены смертельным температурам. Даже если не принимать во внимание риск вражеского нападения, могут возникнуть проблемы, если физические укрытия на станции Айзенбрюкке или в Сета-Пойнт будут серьезно повреждены.
Судя по выражению глаз Джона Веймана, мой командир разделяет это беспокойство.
Порывы ветра, пронизывающие мои внешние сенсорные панели, уже создают проблемы, начиная от образования льда и слякоти на линзах датчиков, особенно на тех, которые принимают на себя основной удар ветра, и заканчивая дикими гармониками, которые создают помехи на сенсорах, статические разряды и ложные изображения.
Я хочу вниз. Очень сильно.
Я убираю свои основные датчики, пряча их обратно в бронированные кожухи, и в качестве меры предосторожности включаю резервные.