— Одна тысяча футов, — сообщаю я. — Сканирую местность радаром. Сопоставляю особенности местности с бортовыми картами, — я быстро сопоставляю данные. — Мы в пяти километрах от цели, Джон, к северу от Сета-Пойнт, вдоль реки Уайтклоу. Пятьсот футов. Применяю боковую тягу, чтобы избежать форсирования Уайтклоу по земле.
— Хорошая идея, — кивает Джон, соглашаясь. Согласно данным разведки, река Уайтклоу представляет собой коварный желоб с белой водой в верховьях и все еще быстра и глубока там, где она разливается по аллювиальной равнине прямо под нами. Поселение, расположенное в пяти километрах к югу, было построено для разработки аллювиальных отложений как можно ближе к суровой материнской жиле. Учитывая данные, полученные на брифинге, а также данные, полученные с моих радаров, мне не нравится мысль о том, чтобы пытаться перейти ее вброд в снежную бурю; затраты энергии на то, чтобы избежать этого, пока мы еще находимся в воздухе, оправдываются. Я внимательно слежу за нашим перемещением в поперечном направлении с помощью радара.
— Приближаемся к реке Уайтклоу. Двести футов...
Сильный порыв ветра опрокидывает меня башней вниз. Мы камнем падаем, безумно кренясь, а двигатели саней ревут, пытаясь выровнять нас. Я подбираю все выдвижные системы малокалиберного вооружения внутрь, чтобы защитить их. Я ничего не могу поделать со стационарными системами, включая мой "Хеллбор" и минометы. Я наклоняюсь под углом в сто шесть градусов, когда моя башня врезается во что-то твердое. Один угол глубоко врезается, оставляя неровную траншею. Я врезаюсь в землю, как подброшенный жук, оглушенный мгновенной перегрузкой моих болевых сенсоров. Мой невозмутимый командир издает вопль. Мы скользим по мерзлой земле, и я не могу ни контролировать, ни остановить это скольжение. Расположенные сверху внешние сенсорные панели, проигнорированные в спешке защиты моих оружейных систем, срываются со своих креплений, сметенные диким скольжением.
Тошнотворное скольжение резко заканчивается, когда земля исчезает из-под моей башни. Мой боевой корпус качается, кренится и ныряет вниз, наполовину перекатываясь, наполовину кувыркаясь, когда мы падаем прямо в пенящуюся Уайтклоу.
Мы врезаемся в воду, как Титаник, ныряющий в глубину. Вода поступает внутрь через отверстия в тех местах, где были вырваны с корнем резервные сенсорные решетки.
Я закрываю аварийные люки на каналах затопления, отчаянно пытаясь свести к минимуму повреждение моих электрических систем и предотвратить попадание воды во внутренние помещения через кабельные каналы и люки доступа. Еще один удар о твердую поверхность сотрясает мой боевой корпус, затем я оказываюсь на дне реки, наклоненный в основном на спину и глубоко потрясенный.
Джон задыхается в относительной тишине, его дыхание прерывистое, когда он висит вниз головой в командирском кресле, защищенный аварийной сеткой, используемой при десантировании в боевых условиях. Из встроенного в кресло автодока доносится шипение шприца, который подает лекарства в его организм. Когда лекарство начинает действовать, он начинает монотонно ругаться, сплевывая кровь из прокушенного языка.
Он изо всех сил пытается вытереть глаза, так как кровь стекает у него из носа на глаза и волосы.
Трясущейся рукой он неуверенно тянется к медицинской консоли, которая открывается. Расходные материалы были закреплены так же плотно, как и мой командир, с похвальной предусмотрительностью со стороны моих дизайнеров.
Он развязывает эластичный жгут, что-то творчески бормоча о недружелюбных погодных условиях на Туле, затем тщательно перевязывает распухший локоть. Я слежу за его показателями, опасаясь шока и повреждений внутренних органов, одновременно пытаясь определить степень повреждения самого себя.
По крайней мере, мы добрались до земли, не встретив вражеского огня.
— Насколько все плохо? — бормочет Джон, закрывая медицинскую консоль.
— Твои жизненные показатели находятся на приемлемом уровне, — начинаю я.
— Да не я, милый идиот, — бормочет Джон, — насколько серьезны твои повреждения?
Ой.
— Выполняю оценку повреждений. Я потерял резервные внешние датчики по всей верхней поверхности своей башни. Датчики левого борта показывают красные полосы. Некоторые крышки сенсорных люков повреждены деформацией. Мне удалось убрать системы малокалиберного вооружения до того, как мы врезались. Проверяю подвесные системы крупного калибра. Один ряд бесконечных повторителей, установленный на башне, получил незначительные отклонения от истинного значения, по продольной оси, хотя эти отклонения находятся в пределах допустимых боевых повреждений, возможно продолжение эксплуатации.
Мой командир моргает, затем спрашивает:
— Твои пушки погнуты?
— Не все, — уклоняюсь я от ответа. — Ряд неубирающихся "гатлингов" пятидесятого калибра по левому борту был полностью выведен из строя. Однако, — спешу добавить, — они были моим наименее надежным внешним оружием, и их потеря не должна существенно повлиять на мою способность выполнить нашу миссию. Остальная часть моего неубирающегося оружия не пострадала.
— Да? Включая твой "Хеллбор"?
Я сканирую, сравнивая углы и допуски до и после аварии.
— У ствола "Хеллбора" нет деформации, — рад сообщить я.
— Что ж, уже кое-что, — Джон вздыхает. — Ладно, следующий шаг. Насколько сильно мы застряли на дне этой реки? Помимо всего прочего, человеческое тело не предназначено для того, чтобы долгое время висеть вниз головой.
И в самом деле, лицо моего командира уже приобретает тревожный оттенок красного, когда кровь приливает к нему под действием силы тяжести. Я быстро переключаю внимание на свое затруднительное положение, поскольку чем скорее я разберусь со своим, тем скорее разберусь и с моим командиром. Я осматриваю окрестности, используя те сенсорные панели, которые уцелели после крушения, в основном расположенные в защищенных местах на носу, правом борту и корме.
— Дно реки уже, чем мне хотелось бы, — сообщаю я, — но нам должно быть достаточно места для маневра, если я буду очень осторожен. Я все еще прикован к платформе подъемника, что должно существенно помочь. Двигатели все еще работают.
Джон выдавил из себя неуверенную улыбку.
— Это лучшая новость, которую я услышал за последние пять минут. Ладно, давай посмотрим, сможем ли мы перевернуть тебя правой стороной вверх.
Двигатели подъемной платформы, по необходимости, должны быть мощными, способными поднимать и маневрировать с Боло весом 14 000 тонн. Я в основном опираюсь на свою башню, но левый борт у меня ниже правого, что значительно облегчит мою задачу. Я осторожно включаю боковые двигатели левого борта. Двигатели рычат и визжат, и мой боевой корпус тяжело смещается. Мне удается полностью перевернуться на спину. И тут я обнаруживаю, что застрял. Боковые двигатели, менее мощные, чем основные подъемные, не в состоянии сдвинуть меня дальше, поскольку я не могу оттолкнуться от каменистого речного дна. Огорченный, я вынужден признать, что наше положение ухудшается.
— Мне жаль, Джон, — извиняюсь я.
Мой командир задумчиво пожевывает нижнюю губу, слегка морщась и снова вытирая кровь.
— Ты можешь повернуть свою башню? Если мы подведем твой "Хеллбор" к самому дну реки и выстрелим из него, отдача может расшатать нас настолько, что подъемные двигатели перевернут нас полностью.
Это хороший план. Я приземлился так, что мой "Хеллбор" направлен вверх по течению, но под углом немного вниз. Река достаточно узкая, чтобы мой нос — и, следовательно, мой "Хеллбор" — находился в двенадцати метрах от дальнего берега. Я скользнул в воду носом вперед, один раз перекувырнулся и замер в таком положении. Если я смогу повернуть башню так, чтобы ствол моего "Хеллбора" был направлен как можно дальше вниз, ствол также повернется в сторону противоположного берега. Это придаст мне дополнительный импульс, так как "Хеллбор" лучше разряжается на площадь камня, чем на воду.
Я пытаюсь повернуть свою башню, ощущая огромное напряжение в моих внутренних сервоприводах, которые с трудом поворачиваются из-за огромного веса моего боевого корпуса и подъемной платформы, прижимающих мою башню к каменистому руслу реки. Сервоприводы не были рассчитаны на работу в таких условиях. Я завожу их в опасное положение, но моя башня стонет и медленно движется по тяжелой дуге. Я приостанавливаю попытку, чтобы дать перегревшимся сервомоторам остыть, а затем начинаю снова.
— Я повернул башню настолько сильно, как только мог, — сообщаю я. — Приготовься к залпу главного калибра!
БАМ!
Я раскачиваюсь на подъемных санях под действием взрывной волны и двигателей платформы. Мой нос приподнимается со дна реки, и я стреляю снова. БАМ! Двигатели ревут, и я бешено вращаю башню, разворачивая "Хеллбор" в оптимальную позицию, одновременно балансируя на самом краю гусениц. БАМ! Я поворачиваюсь и падаю с тяжелым грохотом и хлюпаньем. В тот момент, когда мои гусеницы опускаются ниже всего, я включаю все двигатели, и подъемная платформа с мучительным визгом поднимается вверх. Мы наклоняемся, а затем моя поврежденная башня взмывает в окутанный снегом воздух.
Вода вздымается и сливается с меня водопадом. От перегретой реки, которая теперь может похвастаться радикально изменившейся формой, поднимается пар. Мои гусеницы вспенивают воду, и я включаю задние двигатели, двигаясь по взбаламученной и кипящей поверхности Уайтклоу к благословенно прочному камню на дальнем берегу. Я старательно избегаю глубокого места, где мои орудия пробили скалу, и местами расплавив ее. Вместо этого я направляюсь к безопасному месту посадки дальше по течению. Мой вес расплющивает густую поросль кустарника, которая находится между кромкой воды и густым лесом на берегу реки. Если бы я был человеком, я бы обрадовался. Мой командир, с побелевшим лицом вжимающийся в спинку командирского кресла, на самом деле издает слабое "ура". Он улыбается в ближайшую камеру.