едними, а затем поднял Джинджер кому-то на плечи — нескольким людям, судя по выступам костей, которые двигались у нее под бедрами и лопатками. Хэнк крикнул хирургу:
— Кто-нибудь должен закрыть задвижку и опустить решетки снаружи!
— Залезай, я позабочусь об этом!
Пока Джинджер вытягивала шею, чтобы посмотреть, Хэнк втянул в себя свой несуществующий живот и проскользнул между несколькими парами ног. Большие стальные двери бункера тяжело захлопнулись с громким, раскатистым лязгом. Тяжелые засовы опустились, зафиксировав двери на месте. Джинджер отсчитывала секунды на светящемся циферблате своего наручного хронометра, ожидая старта шаттла. Ее рация запищала. Она услышала, как хирург рявкнул пилоту:
— Лети, черт возьми! Я знал, на какой риск иду, когда подписывал контракт. Там нет места даже для домашней мухи, и ты, черт возьми, знаешь, что у вас дети так плотно набились в кабину пилота, что вам понадобится лом, чтобы вытащить их оттуда. Вперед!
О Боже...
Двигатели шаттла пронзительно взвыли. Грузовой контейнер дернулся в сторону. Вздохи и крики боли отразились от стальных стен. Затем шаттл взмыл в воздух, слегка накренившись из-за груза, подвешенного под ним. Они набирали скорость. Они и так двигались быстро и продолжали ускоряться. Джинджер отчаянно пыталась не думать о том молодом хирурге, который только что добровольно согласился на самоубийство, если неизвестное БОВ[10] было так же опасно для людей, как и для Терсов. Ее зрение никак не хотело как следует сфокусироваться.
Подумай о том, чего мы достигли, яростно сказала она себе. Семьдесят семь детей в аэрокарах Рустенберга. Еще восемьдесят в шаттле. Еще восемьсот двенадцать взрослых и подростков сложены, как дрова, под избитым, покрытым синяками задом Джинджер. Все они летят навстречу потенциальной смерти сквозь облака.
У них было шестьдесят две секунды, чтобы преодолеть сорок километров.
И, если боги не были очень добры, жить отважному хирургу оставалось всего шестьдесят две секунды.
Если бы Бессани снова не была в медицинской лаборатории, один угол которой все еще был прикрыт временным навесом для защиты от снега, она, возможно, не услышала бы этого вовремя. Как бы то ни было, она услышала приближающийся шум сразу после того, как Чилаили вышла из комнаты, чтобы принести еще дров для костра. Бессани подняла голову и прислушалась. Что-то огромное приближалось по лесным руинам, двигаясь с огромной скоростью и сминая целые стволы деревьев под огромным весом, раздавливая их с треском и скрежещущим звуком. После секундного замешательства она поняла, что это, должно быть, такое. Холодок ужаса пробежал у нее по спине.
— Чилаили! — она сорвалась с места и побежала, крича терсе, которая, должно быть, уже была в прицеле приближающегося Боло. — Чилаили! — Бессани выскользнула наружу, поскользнулась и заскользила по снегу к тому месту, где остановилась Терса, озадаченно поворачивая голову от шума приближающейся военной машины к Бессани, которая с широко раскрытыми глазами, без пальто, бросилась вперед.
— Что?.. — начала Терса.
— Ложись! — крикнула Бессани, бросаясь между катори и огромной машиной, надвигающимся на них из снежной бури. Она могла выстрелить в любую секунду... Сквозь ослепительно-белый снежный вихрь показались зловещие дула пушек, возвышающиеся над ними. Прямо на них были направлены противопехотные орудия.
— Не стреляй! — закричала Бессани, взмахнув обеими руками в безнадежном жесте. Машина остановилась менее чем в пяти метрах от нее и застыла неподвижно, а оглушительные удары сердца Бессани отдавались в ее груди. Она даже не могла разглядеть ее целиком, только часть носа с ощетинившимся оружием и передними частями огромных гусениц.
— Чилаили, — выдохнула она, — если ты любишь жизнь, не двигайся! Даже не дыши!
Она услышала, как где-то наверху открылся люк, что заставило ее вздрогнуть, услышала стук ног по металлу. Затем из-за снега и льда, гонимых ветром, появился мужчина и бросился вперед, сжимая в руке устрашающего вида пистолет. Мгновение спустя она уставилась в лицо человека, которого меньше всего ожидала увидеть выходящим к ней из тулианской метели. Ее глаза расширились, а рот приоткрылся, но из горла не вырвалось ни звука, кроме сдавленного писка.
— Боже мой, — выдохнул Джон Вейман, — ты жива...
Бессани захлестнула буря эмоций, дикое облегчение боролось за место между стыдом и смущением. Скребущие когти кошмара никогда бы не настигли ее, если бы она просто поверила этому человеку с самого начала. Она с трудом обрела дар речи.
— Ты пришел. Ты, должно быть, прочитал мои отчеты...
— Да, — мрачно сказал он. — Я прочитал их, верно. Некоторые из них. Около двадцати минут назад.
— Двадцать минут? — повторила она, сбитая с толку. Она невольно вздрогнула и застучала зубами от пронизывающего ветра. — Но...
— Позже, — хрипло сказал он. — Ты замерзла, и я тоже.
Он повернулся к медицинской лаборатории — и остановился как вкопанный.
Чилаили не двигалась. И похоже, даже не дышала. Она смотрела расширенными от шока зрачками на возвышающийся боевой корпус Боло. Бессани не понравилось выражение лица Джона Веймана.
— Пожалуйста, попроси своего Боло не стрелять в Чилаили.
— Здесь есть еще подобные ей? — его пристальный взгляд ни на секунду не отрывался от Чилаили, и он так крепко сжимал пистолет, что она удивилась, почему кости его руки не треснули.
— Нет, здесь больше нет терсов, — отрезала она. — И это не "подобные". У них есть имена. Это - Чилаили. Мой друг.
На его челюсти дрогнул мускул.
— Рапира, — прорычал он, не отрывая взгляда от Чилаили, — пожалуйста, не стреляй в пленника. Во всяком случае, до тех пор, пока у меня не будет возможности допросить его.
— Ты действительно брат Александра, не так ли? — прорычала Бессани.
В ярком свете, льющемся из медицинской лаборатории, лицо Джона Веймана стало мертвенно-бледным. Бессани была так безрассудно зла, что ей было все равно.
— Чилаили, — рявкнула она, — забудь о дровах для костра. Мы принесем их позже. Давай зайдем внутрь, пока я не замерзла насмерть. — она направилась к медицинской лаборатории, сжав кулаки.
Высокая катори неуверенно шагнула за ней, склонив голову набок, чтобы одним глазом следить за ощетинившимся оружием Боло. Эрве Синклер преградил им путь, тоже уставившись на Боло. Бессани грубо протиснулась мимо.
— Эрве, пожалуйста, попроси всех собраться на совещание. Нас только что официально спасли. Командир Боло захочет опросить всех.
— Это безопасно? — неуверенно спросил он.
Позади нее раздался нетерпеливый рык Джона Веймана.
— Конечно, безопасно. Рапира не стреляет в людей. — легкое ударение на последнем слове заставило Бессани снова обернуться и сердито посмотреть на него. Чилаили осторожно отошла в сторону, так что Бессани оказалась между ней и огромной машиной снаружи. И, по совпадению, ее командиром.
— Бессани... — начал он, проталкиваясь мимо Эрве, чтобы подойти к ней.
— Нет, — процедила она сквозь зубы. Одна рука непроизвольно поднялась, останавливая его почти так же, как ее вытянутые руки остановили Боло. — Пока нет. Мы разбросаны по полудюжине лабораторных зданий. Флот ждал три месяца, чтобы ответить на мои доклады, так что вы можете успокоиться еще на пять минут, пока мы все не соберемся здесь. Вам действительно нужно услышать, что мы хотим сказать.
На его челюсти снова задергался мускул.
— Да. Нужно. Больше, чем ты можешь себе представить.
Их взгляды встретились, высекая искры в тишине. На его челюсти и длинных, худых руках напряглись твердые, как камень, мускулы. При этом движении дуло пистолета слегка дернулось, напугав Бессани. И тут он удивил ее.
Он провел напряженной рукой по волосам, смахивая тающий снег, и печально вздохнул.
— Хорошо, — сказал он тихим голосом. — Может, мы и не разговаривали с той проклятой свадьбы, но ты никогда не давала мне повода не доверять тебе. И, видит бог, моя семья заставила тебя пройти через столько кругов ада, что мы должны тебе передышку или половинку. Я дам ее тебе, и этой, — он многозначительно взглянул на Терсу, стоявшую позади нее, — презумпцию невиновности. Пока что.
Бессани глубоко, прерывисто вздохнула.
— Спасибо, — тихо сказала она. — И Чилаили не "это". Она мастер-целитель и мой друг. Пожалуйста, относись к ней с той вежливостью, которой она заслуживает.
Его губы сжались в тонкую белую линию.
— Я попытаюсь, — грубо сказал он. — Учитывая постоянный приказ по этим... существам... вы должны быть чертовски рады, что мы не открыли огонь сразу. Просто для протокола, они, — он бросил холодный взгляд на Чилаили, — были ответственны за этот ущерб?
— Нет. На нас обрушился торнадо. По словам Чилаили, мы выбрали худшее место на Туле для строительства этой лаборатории. Эту оценку я полностью поддерживаю. И просто для протокола, — пробормотала Бессани, засовывая руки подмышки, чтобы согреть их, — почему тебе потребовалось так много времени, чтобы прочитать мои отчеты?
— Мы были в поле, на передовой вторжения Дэнгов, — прорычал он. — Командование сектора так и не переслало твои сообщения. Как бы горько это ни звучало, но ты не относишься к категории ближайших родственников. Поэтому очень младший техник связи сбросил все твои сообщения в очередь ожидания. Я узнал об этом двадцать минут назад, когда запросил у командования сектора и Министерства минеральных ресурсов любые сообщения со станции Айзенбрюке.
— Но... — она в ужасе уставилась на него, — Наверняка министерства отправили какое-то сообщение главе командования сектора? Если не минеральных ресурсов, то ксенологи наверняка это сделали?
В его глазах вспыхнул гнев.
— Нет. Я немедленно отослал копии генералу Макинтайру, сюда, на Туле. Если бы кто-нибудь в Секторе увидел их, Макинтайр бы узнал. Он был потрясен не меньше меня.