Инвалид, полоумный калека,
Превращает доносы в дела.
Жизнь ваяла в нем тип человека,
Но работа была тяжела.
А другой – криворожий в берете
Бесовством развращает детей.
В наше смутное время на свете
Развелось много разных чертей.
* * *
Зверочеловеки. Им ко сну
В ночь не отойти – за алчность плата.
На телеэкран, как на луну,
Воют, воспевая мглу разврата.
Расползаясь по квартирам, мгла
Губит неокрепнувшие души.
И торчат локаторами зла
Из затылков жирных волчьи уши.
Воровать привыкли и делить
Наше, превращать дворец в берлогу.
Могут ближе к храму склеп купить,
Но не купят место ближе к Богу.
* * *
Подводникам, осуществлявшим первые пуски баллистических ракет из-подо льдов
Мы шлем привет от Северного полюса
Ракетой на камчатский полигон.
Драконом извиваясь, мчатся полосы
Полярного сияния вдогон.
По радиоволнам плывет истерика —
Неистовствуют вражьи голоса.
Прорублено во льду окно в Америку,
Ракета подминает небеса.
* * *
Плетемся к кресту от звезды,
Плутая во мраке кромешном.
Все меньше под небом святых,
А больше порочных и грешных.
Устали не жить, а играть,
Фальшивых ораторов слушать.
За истину легче отдать
Святую, чем грешную душу.
* * *
Весть придет не письмом в конверте,
А впорхнет ветерком в окно.
Никому не желайте смерти —
Вам людей воскрешать не дано.
Бог един. Не найти иноверцев
Там, где правят любовь и честь.
Слов не надо. От сердца к сердцу
Прилетает благая весть.
* * *
В живую плоть стреляют, а не в блюдца,
Ныряют в джунгли низменных страстей.
Во времена реформ и революций
Бог отнимает разум у людей.
Не оглядеться и не оглянуться —
Мир словно дом без окон и дверей.
А люди, от реформ и революций
Озлобясь, превращаются в зверей.
* * *
Глаза в глаза. К чему слова?!
Мысль высветят зрачки.
По тополям бежит листва,
Ныряя в сквозняки.
Зачем бессмысленно спешить,
Не слыша соловья?!
Уж лучше, умирая, жить,
Чем умирать, живя.
* * *
Расскажи мне, что такое – старость.
Старость – стать, рассудочность, усталость.
Но костлява стать и слаб рассудок.
Устаем от маршей и побудок.
Старость – детство то, что задержалось,
И к себе отчаянная жалость.
Старость – то, в чем каяться осталось,
То, о чем – уж точно! – не мечталось.
Расскажи мне, что такое – старость:
Время, что – не жить – дожить осталось!
* * *
Рассвет. Предзимье. Тяжесть сна.
Безмолвие в беседках.
Блестит холодная луна.
Листва звенит на ветках.
Дымы из труб летят в зенит —
Жди стужу по приметам.
И даже слышно, как звенит
Бубенчиком планета.
* * *
С. М.
Ходит мертвый человек,
толстопузый, краснорожий,
с черствым сердцем,
с толстой кожей…
То абрек, то имярек.
Ходит мертвый человек
вдоль домов, что, как могилы,
холодны. Воротит рыло —
не еврей и не узбек.
И не русский… Просто мертвый.
Кровь чужую из аорты
пьет.
И сплетню на закуску
жадно гложет, словно кость.
Этот мертвый – страшный гость.
И родную мать продаст,
и не пожалеет брата.
Смерть при жизни – вот расплата.
А от смерти нет лекарств.
Но, случается, проснется —
Злу, что сделал, ужаснется.
На секунду оживет —
и опять в себе умрет.
Ходит мертвый человек…
* * *
Весна исследует пруды,
Разбив на глыбы плиты —
окаменелости воды
Эпохи декабрита.
А декабрит в себя вобрал
листву, окурки, банки.
Осколки жизней, как зеркал,
мерцают сквозь изнанку
льдин. Наши зимние следы —
свиданий отложенья.
Земной круговорот воды
их приведет в движенье.
Сквозь декабрит в апрелезой
путь превращений долог.
Приходит в гости смерть с косой,
как с кистью археолог.
* * *
Совестью грехи не побороть,
Если без молитвы жить – греша.
Управляет молодостью плоть,
Старостью – прозревшая душа.
Смертный и ничтожен, и велик
Не одновременно – в этом суть!
Плоть ведет в трясину и в тупик,
А душа находит верный путь.
* * *
Я родился в Советской империи —
Предо мной были настежь двери.
И в себя, и в страну свою верили
Потому, что мы жили в империи.
И плясали, и пели счастливо
Под советские наши мотивы.
Пред врагом не сгибали спины
Потому, что мы были едины.
…От страны прежней – пух да перья,
Но мечтаем опять об империи.
* * *
В империи жить спокойно.
В ней ветер по правилам дует.
Обходят империю войны,
И чернь меж собой не враждует.
Тверды, как базальт, законы,
Устойчиво все. И мненье —
Одно на страну. У трона
Толпится народ в смиреньи.
Хватает еды и зрелищ
Для всех. И тепло, и сухо.
А если не дело мелешь —
Охранники с тонким слухом.
Хоть взятки берут, но в меру,
С почтением и опаской.
И кое-кого к расстрелу
Осудят другим в острастку.
Без денег живут достойно,
Но трудно прожить без блата.
В империи все спокойно:
Один в ней бандит – император!
* * *
На стул чужой не сяду
И не пойду в братву.
Я не меняю взгляды,
Как дерево – листву.
Хоромов нет на Юге.
Душой не бизнесмен,
Я не верчусь, как флюгер,
В эпоху перемен.
Смотрю на птиц с балкона,
Люблю сиянье гроз.
Живу по тем Законам,
Что дал Иисус Христос.
* * *
Терпкий осадок прощальных историй.
Парковый шум облетающих крон.
Осень штормит, словно желтое море,
Черною пеной качая ворон.
Горько время распада и тлена.
Тянется день, словно выжженный век.
В небе рассеется черная пена —
Ангелом белым опустится снег.
* * *
Костюм не отглажен и быт не налажен.
Угасла житейская прыть.
Жизнь так коротка, что не хочется даже
Романы тайком заводить.
Чужие проблемы – чужая поклажа.
Скудеют судьба и рука.
Жизнь так коротка, что не хочется даже
Забыть, что она коротка.
* * *
Скрипит замерзшая вода,
Блестит янтарь листвы.
Дожди стоят, как поезда,
У берегов Невы.
Вокзал печалей и простуд.
В подъездах стынет ночь.
Когда дожди весной пойдут,
Засобираюсь прочь.
* * *
У девчонки – улыбка, слеза —
У старухи. Взгляд бьет, словно кнут.
Зеркала режут правду в глаза
Людям в старости, в юности – лгут.
Вся в округлостях юность, в углах —
Старость, но под бедою не гнись!
Сохраняют секрет зеркала:
Ото лжи к правде – целая жизнь.
* * *
Дышат здесь, а там не дышат,
Вечность – там, а здесь – мгновенья.
Зеркала – гробы без крышек,
В них хоронят отраженья.
Отраженья взглядов, жестов…
Отраженья тайных слухов.
Исчезают и невеста,
И бесплотная старуха.
При любой земной погоде
Тишь и сумрак в их владеньях.
По ночам в квартирах бродят
Толпы зыбких отражений.
Обездолены и сиры,
Мы живем темно и просто.
Наши бренные квартиры
В зеркалах – для нас погосты.
* * *
Где ты, Русь моя ржаная? Где овсяная?