После известия о гибели Лумумбы П. Мулеле из Каира и А. Гизенга из Стэнливиля засыпали Кремль телеграммами с требованиями об оказании срочной военной и прочей помощи. В телеграмме от 14 февраля Мулеле со ссылкой на «достоверный источник» сообщал об убийстве Лумумбы, Мполо и Окито. Мулеле утверждал, что «две роты американских парашютистов» готовы «ликвидировать других членов правительства» и просил «принять такие же меры, которые предпринимают империалисты». Последствия выполнения своей просьбы он хорошо понимал: «Законное правительство предпочитает мировую войну угрозе быть подло уничтоженным»[522]. 21 февраля Гизенга телеграфировал об опасности «нападения противника из четырех различных районов». «Настойчиво просим Вашей срочной материальной поддержки, – взывал он к Хрущеву, – только одной моральной поддержки недостаточно»[523].
В заявлении советского правительства в связи с убийством Лумумбы были обнадеживающие для Гизенги пассажи: «Премьер-министр Конго погиб, но законное правительство Республики Конго, возглавляемое его заместителем Антуаном Гизенгой, продолжает выполнять свои функции. Находясь во временной столице республики Стэнливиле, оно осуществляет сейчас контроль над половиной территории Конго и пользуется всенародной поддержкой в стране». Однако вопрос о помощи по-прежнему увязывался с участием в ней других государств, в первую очередь африканских: «Национальную свободу Конго колонизаторы во что бы то ни стало хотят потопить в крови. Не допустить, чтобы это произошло, – дело чести народов Африки и всего мира. Необходимо оказать всемерную помощь национальному правительству Конго в Стэнливиле»[524].
Гизенга по-прежнему настаивал на прямой помощи. В телеграмме «Президенту Союза Советских Социалистических Республик», датированной 4 марта 1961 г., он выразил благодарность за соболезнования в связи с гибелью «трех героев конголезского народа» – Лумумбы, Окито и Мполо[525] – и выразил убеждение, что «за этим жестом последует оказание моральной и материальной помощи»[526].
Помощь стэнливильскому режиму была крайне необходима. По оценкам находившихся в Стэнливиле польских и чехословацких журналистов, ситуация была критической. Посол Польской Народной Республики (ПНР) в СССР Б. Ящук поделился полученными от корреспондентов польского телеграфного агентства сведениями с заместителем министра иностранных дел СССР Η. Π. Фирюбиным. «Правительство Гизенги, – сказал посол, – не располагает никакими средствами. Экономика провинции находится на грани развала и упадка, исчерпаны все запасы товаров и продовольствия»[527].
По наблюдениям корреспондента Чехословацкого телеграфного агентства (ЧТК) Душана Проварника армия Гизенги состояла из 8–9 тыс. солдат, вооруженных «относительно современным оружием бельгийского производства». Армия была лояльна правительству и выполняла все его приказы. Проблема для Гизенги заключалась в том, что это была наемная, профессиональная армия, и ее боеспособность зависела от оплаты: «Можно утверждать, что если армия не получит платы, она откажется сражаться. Правительство Гизенги вынуждено платить солдатам по крайней мере такое же содержание, какое получают солдаты Мобуту, т. е. от двух до шести тысяч конголезских франков в зависимости от звания. При создавшихся условиях, когда у правительства по существу нет никаких доходов, так как налоги не взимаются, эта статья расходов представляет собой огромное финансовое бремя». Армия испытывала острую нехватку боеприпасов, во время боевых действий на каждого солдата приходилось по десять патронов. У частей была плохая мобильность из-за нехватки бензина[528].
Надеждой на помощь СССР и его союзников жило не только руководство Восточной провинции, но и население. «Начиная с первого дня, – сообщал Д. Проварник, – каждый конголезец задавал нам вопрос, почему мы не приходим на помощь, в которой они так нуждаются. Для нас все труднее было объяснять им ситуацию, ссылаться на позицию Судана, других африканских стран, приводить причины отсутствия какой-либо материальной помощи с нашей стороны». Журналисты из социалистических стран решили, что «необходимо что-либо предпринять» после беседы с начальником генерального штаба майором Виктором Лоссо, который заявил, что «если им не будет предоставлена помощь, то это будет расцениваться как предательство»[529].
Корреспондент ТАСС Г. А. Федяшин оценил обстановку пессимистически: «Если через неделю здесь не будет нашей помощи, конголезцы придут и будут нас бить как врагов»[530]. К мнению Федяшина прислушивались, он был вхож к Гизенге, регулярно беседовал с ним, о содержании бесед с коллегами не делился[531]. 27 февраля три чехословацких корреспондента самолетом покинули Конго.
Советской финансовой помощи в размере 500 тыс. дол. было явно недостаточно. Тем более что второй транш, половина суммы, до получателя не дошла. У ЦРУ был агент в ближайшем окружении Мулеле. Агент описал «чемоданы, в которых курьер должен был перевозить деньги, и как тот собирался добраться до Стэнливиля». Девлин организовал операцию по перехвату этого курьера в аэропорту Хартума, где деньги были похищены[532].
Пьер Мулеле был приглашен в Москву, прибыл туда с «конфиденциальным» визитом 7 марта 1961 г. и в течение недели вел переговоры с советскими высокопоставленными должностными лицами[533]. Мулеле проинформировал собеседников, что войска Гизенги испытывают острую нехватку оружия, боеприпасов, горючего, транспортных средств. «Конечно, – утверждал он, – материальные трудности оказывают отрицательное влияние на моральный дух наших солдат, особенно когда они встречаются с мобутовцами и видят, что эти последние имеют все, вплоть до современного вооружения»[534]. Представитель Гизенги потребовал скорейшего предоставления всесторонней помощи, в первую очередь военной. Ему было заявлено, что советские грузы «к отправке готовы», и после убийства Лумумбы появились новые возможности для сотрудничества с ОАР и Ганой в организации доставки этих грузов в Стэнливиль. Мулеле предложил учредить конголезскую авиакомпанию, самолетный парк которой будет состоять из советских гражданских самолетов с конголезскими опознавательными знаками. Обсуждались два возможных маршрута: Каир – Стэнливиль и Аккра – устье реки Конго – Стэнливиль. Для обслуживания второго маршрута были необходимы самолеты дальнего радиуса действия, например ИЛ-18. Мулеле поставил вопрос «о покупке в Советском союзе 2–3 самолетов ИЛ-18»[535].
Тема использования советских самолетов для перевозок грузов в Стэнливиль была не новой. Заместитель министра иностранных дел Я. А. Малик 12 января сообщил послу ЧССР в Москве Р. Дворжаку, что «мы заявили конголезским представителям в Каире о согласии предоставить правительству Конго советские гражданские самолеты с условием, что на них будут оаровские опознавательные знаки и экипажи»[536].
Теперь речь шла о конголезских опознавательных знаках и советских экипажах. И позиция СССР изменилась. «Мне кажется, – заявил заведующий II Африканским отделом МИД В. А. Брыкин, – что вопрос об использовании самолетов, а особенно ИЛ-18, очень сложный. Надо учитывать и политический аспект этого дела. Мы думаем, что лучше пойти по пути переговоров с африканскими странами, ибо ООН не даст разрешения на пролет советских самолетов в Республику Конго»[537]. Менее дипломатично и по-военному четко высказался министр обороны Р. Я. Малиновский: «Нам-то позиция ООН ясна, она будет сбивать эти самолеты»[538].
Американские источники не подтверждают наличие у ООН таких намерений. На заседании Совета по национальной безопасности 5 января 1961 г. президент Д. Эйзенхауэр спросил: «Есть ли у сил ООН в Конго боевые самолеты, которые могут воспрепятствовать функционированию советского воздушного моста?» Директор ЦРУ А. Даллес ответил, что силы ООН не будут использовать авиацию против советских самолетов[539].
Мулеле дали ясно понять, что СССР не пойдет на риск прямой конфронтации с Западом ради спасения режима Гизенги. Ему сказали, что «пролет самолетов через территории африканских стран и прежде всего через Судан без разрешения этих стран чреват международным конфликтом, который может перерасти в мировую войну, на что мы пойти не можем. Полет самолетов без соответствующего разрешения ничего не даст. В лучшем случае им удастся пролететь один раз, а затем их начнут сбивать независимо от того, под каким флагом летят самолеты»[540].
Для решения проблем, связанных с созданием воздушного моста, правительству Гизенги было предложено обратиться к африканским странам. «ООН, – заявил Брыкин, – не может воевать против всех африканских государств, и если главы независимых африканских стран захотят, то они смогут решить этот вопрос. Главное – нужно договориться с ними. Мы оказываем вам всю возможную помощь и в практическом, и в международном плане. Мы делаем все, что зависит от нас. Однако вопрос коммуникаций зависит от африканских стран»[541]