Новость об избрании Адулы премьером окружение Гизенги встретило с «недоверием, переходящим в отчаяние». Радио Стэнливиля сообщило об этом только 6 августа после приезда туда Гбение. Он проинформировал Гизенгу о принятых в Лованиуме решениях и посоветовал вернуться в Леопольдвиль и приступить к работе. Новоиспеченный вице-премьер отказался. Теперь уже всем стало ясно, что «болезнь» Гизенги была дипломатического свойства[609].
В своих мемуарах он обвинил в поражении «прогрессивных националистов» Касонго и Гбение. Касонго «напоминал человека, которому промыли мозги, он думал только о сохранении собственного поста и привилегий». Гбение вместо того, чтобы убедить соратников в «необходимости объединения против общего врага», впал в панику, считая, что «все его предали»[610]. О том, как сказалось на голосовании его отсутствие в Лованиуме, Гизенга умолчал.
16 августа в Стэнливиль прибыл Адула и провел переговоры с Гизенгой. Уже на следующий день, как сообщала «Правда», Гизенга «пригласил руководителей дипломатических представительств, находящихся в Стэнливиле[611], и представил их главе правительства Республике Конго Сирилу Адуле». Гизенга «выразил благодарность правительствам дружественных стран за большую моральную поддержку» его правительству и признал легитимность кабинета Адулы как «прямого преемника правительства Лумумбы»[612].
В мемуарах Гизенга пишет, что представил премьеру десять пунктов, которые «мы, прогрессивные националисты, считали необходимым немедленно реализовать для выхода страны из кризиса». Он не раскрыл содержание этих пунктов. Сотрудник советского посольства в Леопольдвиле утверждал, что Гизенга и его сторонники вошли в правительство Адулы на следующих условиях: «наказание убийц Лумумбы и их пособников, проведение политики Лумумбы, предоставление националистам постов министра обороны, главнокомандующего армии и представителя в ООН, ликвидация в самый короткий срок сепаратистских режимов в Катанге и Южном Касаи, прекращение операции ООН и определение порядка вывода войск ООН из Конго» [613].
Адула признал предложения Гизенги «целесообразными», но «ничего конкретного не обещал». Это его насторожило: «Я быстро понял, что хозяева Адулы четко проинструктировали его на этот счет. Однако время для открытой борьбы еще не пришло, и я не мог вышвырнуть его за дверь»[614]. На следующий день на массовом митинге перед парадом в честь Адулы вице-премьер Гизенга сказал: «Я торжественно заявляю, что никогда не буду участвовать ни в каких сомнительных действиях правительства, и, если таковые будут иметь место, я сразу же поставлю об этом в известность наш народ. Я буду бороться за то, чтобы новое правительство проводило свою политику в соответствии с идеями и принципами лумумбизма»[615].
«Правда» сообщила об избрании главы конголезского правительства 4 августа, не дав комментариев. Приводились высказывания Адулы, которые можно было трактовать и как его положительную характеристику. Среди целей правительства он назвал «восстановление мира и порядка в Конго», позитивный нейтралитет во внешней политике[616]. МИД СССР характеризовал Адулу как «умеренного деятеля», «сторонника примирения между соперничающими политическими группировками» и политика «прозападной ориентации», кандидатуру которого «всячески продвигали американцы и аппарат ООН в Конго»[617]. Однако состав возглавляемого им правительства, по мнению МИД, давал основание считать, что оно будет проводить «нейтралистскую политику». Новое правительство состояло из 27 министров и 15 статс-секретарей. «Сторонники Лумумбы-Гизенги» заняли 23 поста (15 министров и 8 статс-секретарей), в том числе министра внутренних дел (им стал Гбение), юстиции, экономики, сельского хозяйства, горнорудной промышленности, внешней торговли, коммуникаций и средних классов[618]. Это была политическая арифметика, которая не учитывала, что почти все ключевые ведомства контролировали прозападные политики из группы Бинза: внешнюю политику (Бомбоко), оборону (Мобуту), службу безопасности (Нендака)[619].
В адресованном Кеннеди меморандуме о создании конголезского правительства госсекретарь Раск счел итоги парламентской сессии в Лованиуме большим успехом американской политики. Адула, «наиболее сильный и перспективный среди умеренных конголезских лидеров», стал премьер-министром, как «мы и надеялись». Его избрание госсекретарь расценивал как самый крупный удар по позициям СССР в Конго после отстранения от власти Лумумбы: «Победа Адулы лишает Гизенгу всяких правовых оснований претендовать на то, что его режим является законным правительством Конго. Это второе поражение Советов в Конго. Недавно прибывшие в Стэнливиль советская и чешская миссии оказались в затруднительном положении». Раск заверил президента, что «включение гизенгистов в правительство в качестве меньшинства, контролирующего малозначимые посты, менее рискованно, чем оставить Гизенгу в его редуте в Восточной провинции. Оттуда он постоянно призывает коммунистов вмешаться, и, оставаясь там, он может только еще больше сблизиться с советским блоком». Раск прогнозировал, что Гбение, «самый влиятельный сподвижник Лумумбы», долго не останется на посту министра внутренних дел[620]. Сделанный Госдепартаментом анализ состава правительства Адулы был убедительнее арифметических выкладок II Африканского отдела советского МИД, поскольку оперировал политической алгеброй. И не оставлял сомнений, что это было «правительство среднего пути», где доминировали «умеренные», создание которого и предусматривал американский план по Конго.
Правительство Адулы получило признание мирового сообщества, включая афро-азиатские государства. Руководство СССР решило признать новое правительство Конго, исходя из того, что оно «получило доверие парламента, было признано законным преемником правительства» Лумумбы, и «большинство постов в нем получили сторонники Лумумбы-Гизенги»[621]. Хрущев 31 августа направил Адуле телеграмму, в которой заверил премьера, что СССР «будет продолжать поддерживать дипломатические отношения с Республикой Конго и со своей стороны прилагать усилия к развитию отношений дружбы и взаимопонимания между нашими странами на основе равноправия, уважения суверенитета и невмешательства во внутренние дела»[622]. Адула ответил, что «отношения дружбы и взаимопонимания» могут быть установлены на основе независимости Конго «от какого бы то ни было вмешательства извне»[623].
Дальнейшие события показали, что «вмешательство» конголезская сторона трактует весьма широко.
Ставшие актуальными после убийства Лумумбы радикальные сценарии развития конголезского кризиса не реализовались. План создания «африканского командования» в Конго остался на бумаге. Не получив прямой военной помощи от СССР, Гизенга вынужден был пойти на компромисс с леопольдвильскими властями, согласившись войти в правительство «национального примирения». Убийство Лумумбы не изменило намерение Хрущева не предпринимать шагов по эскалации конголезского кризиса. Советский лидер пытался компенсировать неудачи в Конго и сохранить репутацию наиболее последовательного борца против колониализма и империализма наращиванием пропагандистской кампании против Дага Хаммаршельда и операции ООН в Конго. Здесь у Советского Союза был сильный козырь – сохранение «независимой» Катанги.
Битва за Катангу
После формального замирения Гизенги с властями в Леопольдвиле главным «нервом» конголезского кризиса стала отколовшаяся Катанга. Создание коалиционного правительства не усилило позиций СССР в Конго, и он не мог оказать существенного влияния на урегулирование катангской проблемы. Кто и как справится с катангским сепаратизмом? Или Чомбе все же удастся отделить провинцию от Конго? От этого зависело не только будущее страны. В Катанге решалась и судьба советского присутствия в «сердце Африки».
Операции «Рампанч» и «Мортор»
Для Адулы решение проблемы катангского сепаратизма было делом архиважным, вопросом политического выживания. Это обстоятельство отметили авторы аналитической записки американских спецслужб о положении в Конго: «Если Адуле в короткие сроки не удастся реинтегрировать Катангу, его отстранят от власти экстремисты. То же самое случится, если он проявит уступчивость и пойдет на примирение с Чомбе на условиях последнего. Очевидно, что его позиции существенно укрепятся не только в отношении политических противников из стэнливильского правительства, но и в отношении Чомбе, если ему удастся показать, что у него есть доступ к значительным финансовым ресурсам, военным поставкам и зарубежной помощи, коими не обладают другие конголезские политики»[624]. Выступая с программной речью в парламенте 2 августа, Адула заявил: «Ни Чомбе, ни некоторые его министры, ни Юнион Миньер, ни бельгийцы, стоящие за отделением Катанги, не помешают конголезцам восстановить историческую территорию страны»[625].
Катангская «заноза» сильно досаждала и Хаммаршельду. После того как СССР фактически оказался вне конголезской игры, у ООН появилась большая свобода рук. Хаммаршельд не без оснований считал своим личным успехом создание правительства, легитимность которого признали все международные игроки конголезского кризиса. Не лишенный тщеславия, он хотел появиться на очередной XVI сессии ГА ООН триумфатором, которому удалось добиться мира в горячей точке холодной войны, успокоить «сердце Африки». Это был верный способ восстановить свою репутацию защитника интересов развивающихся стран, сильно подмоченную неспособностью ООН предотвратить убийство Лумумбы.