Девлин тоже подготовил «теплый прием» русским. Узнав, что они собираются разместить посольство в «десятиэтажном многоквартирном доме» и ведут переговоры о его покупке, он послал своих агентов к владельцу дома под видом покупателей. Получив доступ внутрь «для осмотра», они составили подробный план здания, и вскоре прибывшие из США технические специалисты нашпиговали его подслушивающими устройствами, причем «главными целями» были помещения, где, как предполагал Девлин, будут размещены «кабинет посла, центр связи, кабинеты старших офицеров КГБ и ГРУ». ЦРУ использовало не только современные технические средства, чтобы «осложнить жизнь» персоналу посольства. Агент Жак нанял колдуна, который часами пританцовывал у посольства, выкрикивая проклятья в адрес здания и всех, кто в нем находился[709].
Советский МИД «в какой-то момент дрогнул» и направил в Леопольдвиль запрос «о целесообразности оставления советской дипмиссии в Конго и возможности ее выезда из страны». Резидентуре КГБ удалось «через свои связи» инициировать обсуждение в парламенте и правительстве вопроса о выполнении «решения об аккредитации дипломатического корпуса Стэнливиля». В правительстве необходимость сохранения полноценных отношений с СССР энергично отстаивал министр внутренних дел Кристоф Гбение[710].
Совместные усилия принесли результат. Бомбоко заявил Подгорнову 2 декабря 1961 г., что конголезское правительство признало его полномочия как временного поверенного в делах СССР в Конго, «приняло решение об аккредитации советской дипломатической миссии в качестве полноправного посольства и готово рассмотреть вопрос о выдаче агремана послу СССР, когда такая просьба поступит»[711].
После гибели Хаммаршельда США спешно приняли меры для укрепления сил ООН в Катанге, сделали то, о чем их просил покойный генсек, и в чем ему было отказано. В распоряжение сил ООН в Конго предоставили 4 военно-транспортных самолета, так что проблемы с переброской подкреплений не должно было возникнуть. Кеннеди распорядился направить в Конго истребители ВВС США. Их задачи ограничивались обеспечением безопасности американских и ооновских наземных перевозок. Исключались действия по уничтожению катангских истребителей. Американцы укрепляли боевую мощь войск в Конго, чтобы «увеличить шансы на скорейшее прекращение огня на условиях благоприятных для достижения целей ООН в Конго». Речь шла о сохранении присутствия ООН в Катанге. Урегулирование на условиях Мунонго-Чомбе Белый дом категорически не устраивало, поскольку оно «существенно усилило бы позиции Гизенги» и «ударило бы по престижу ООН»[712].
20 сентября Киари и Чомбе подписали в Ндоле соглашение о прекращении огня. Чомбе сохранил прежние полномочия и полный контроль над Катангой[713]. Все забыли о назначении леопольдвильского «государственного комиссара» по делам Катанги. Лежавшие в столе О’Брайена ордера на арест катангского руководства превратились в ничего не значившие бумаги. Возвращенное катангскому министерству информации радио Элизабетвиля сравнивало Чомбе с Иисусом Христом, распятым и вновь воскресшим, истерично осуждало действия войск ООН[714].
Чомбе чувствовал себя победителем, триумфатором и не собирался идти на уступки. «Пока Чомбе контролирует военную ситуацию в Катанге, и пока им эффективно руководят его бельгийские сторонники и советники, он будет вести переговоры только о разделе Конго», – точно описал ситуацию заместитель госсекретаря Джордж Болл в меморандуме президенту 23 сентября. В секретном документе Болл емко сформулировал суть проблемы катангского сепаратизма, которая замалчивалась официальной пропагандой западных стран: «Политика Чомбе пользуется широкой поддержкой только среди его племени лунда на юге Катанги (единственный район, который он контролирует). Его реальная сила состоит в том, что его движение организовано, финансируется и используется белым населением и горнорудными компаниями, которые хотят сохранить над Катангой реальный колониальный контроль»[715].
Постоянный представитель СССР при ООН В. А. Зорин охарактеризовал соглашение как «незаконный акт», поскольку оно было заключено «без получения необходимых на то полномочий от Совета Безопасности и без проведения соответствующих консультаций с центральным правительством Республики Конго». Он назвал многие положения соглашения «прямой капитуляцией командования ООН перед лицом действий Чомбе и стоящих за ним колонизаторов, направленных на отделение от Конго его богатейшей провинции Катанги»[716].
Адула предупредил, что его правительство не считает себя связанным условиями соглашения о прекращении огня и готово применить против Чомбе находящиеся под его командованием вооруженные силы[717]. Воинственный пыл премьера охладил американский посол Гуллион. Он долго расписывал «нелогичность, неосуществимость и нецелесообразность» военных действий против Чомбе, которые выльются в гражданскую войну. Адула заверил посла, что сделает все, чтобы избежать гражданской войны и постарается утопить призывы «действовать немедленно» в процедурных вопросах[718].
Из конголезских политических лидеров только Чомбе устраивало соглашение о прекращении огня. «Правительство Адулы, – отмечал Болл в меморандуме президенту от 23 сентября, – выступает за объединение страны. Все остальные лидеры, не связанные с группой Чомбе, согласны с этим. Они считают воссоединение необходимым условием для политического и экономического выживания страны». Если Адула, как считал Болл, в вопросе о Катанге «проявлял выдержку», то гизенгисты, будучи «экстремистами», «предпочитали бы раздавить Катангу, развязав гражданскую войну»[719].
Советский МИД оценивал позицию Адулы более критично: «В катангском вопросе Адула не может не реагировать на требования парламента, поддерживаемые подавляющим большинством населения Конго, ликвидировать откол Катанги и поэтому на словах выступает за решительные действия против сепаратистов Катанги, а на деле уходит от принятия решительных мер»[720].
Адула не мог больше «топить» в процедурных вопросах требования о военном вторжении в Катангу. Он заявил 28 октября, что «правительство исчерпало все средства мирного урегулирования и намеревается продолжить полицейские действия в целях восстановления законности и порядка в Северной Катанге и прекращения отделения Катанги»[721]. Военная операция против располагавших авиацией чомбовских формирований была обречена на провал. Бомбоко попросил у США предоставить КНА два или три истребителя. Получив отказ, он попытался разыграть карту советской угрозы, и заявил, что правительство может принять военную помощь, включая боевые самолеты, которые ему якобы предложили советские дипломаты в Леопольдвиле. Американцы понимали, что Бомбоко, скорее всего, блефует, но прихода к власти Гизенги на волне затягивания решения катангской проблемы действительно опасались. Гуллион на всякий случай предупредил Мобуту, что если правительство Адулы согласится на поставки советских самолетов, «оно повторит фатальную ошибку Лумумбы и перережет себе горло»[722].
Блефовал ли Бомбоко? М. Калб без ссылок на источник утверждает, что работавшие в конголезской столице советские дипломаты «призывали правительство вторгнуться в Катангу и намекали, что Москва готова предоставить военную помощь в обмен на восстановление дипломатических отношений»[723]. Автор не обнаружил в архивах записей бесед с подобными просьбами.
1-2 ноября два вторгшихся в Катангу батальона КНА были разбиты. Решающую роль в разгроме мобутовских частей сыграла катангская авиация и белые наемники[724]. Советские дипломаты правильно описали причины поражения правительственных войск: «Военная операция, предпринятая правительством из района Касаи против Чомбе, была с самого начала обречена на неудачу в связи с тем, что воинские части не были обеспечены должным образом транспортными средствами, а планы их продвижения стали известны Чомбе»[725]. Гизенга назвал операцию Мобуту «самоубийством для его войск», поскольку перевозившие их бельгийские пилоты сообщали Чомбе «точную численность солдат, информацию об их вооружении и местах, где планировалось наступление на Катангу»[726].
Сам Гизенга 4 октября уехал в Стэнливиль. Он взял недельный отпуск «по семейным обстоятельствам». Истинной причиной отъезда были опасения за собственную жизнь. После переезда в Леопольдвиль Гизенга постоянно чувствовал недомогание. Анализы крови и мочи, проведенные в одной из клиник Бейрута, показали наличие «следов мышьяка в количестве, которое приводит к дискомфорту, но не к летальному исходу»[727].
Возвращаться в столицу вице-премьер не спешил. Группа Бинза захватила ключевые посты и не собиралась выполнять условия, на которых националисты вошли в правительство Адулы. Авторы аналитической записки, подготовленной II Африканским отделом МИД, констатировали крах надежд Гизенги и его сторонников на то, что «Адула будет проводить в жизнь принятую ранее правительством П. Лумумбы программу,