инялись центральному правительству. Обе стороны понесли потери. Адула немедленно обратился за помощью к ООН. У Тан приказал ооновцам «приложить все усилия для восстановления и поддержания закона и порядка в Стэнливиле и предотвращения там гражданской войны». Около тысячи солдат из эфиопского контингента совместно с отрядами Лундулы разоружили сторонников Гизенги[785].
Все что оставалось сделать Гизенге – это проиграть красиво. 14 января он направил Адуле следующую телеграмму: «Извещаю Вас, так же как и все население, о моем возвращении в Леопольдвиль в субботу 20 с. [его] м.[есяца]. Будьте добры прислать за мной накануне, в пятницу вечером, самолет Организации Объединенных Наций, который мог бы взять весь мой багаж, меня и мой персонал. Прошу привести в порядок мою канцелярию и мой дом. Известите Совет [министров], парламент и все население»[786].
Самолет ООН ему предоставили, но не как высокопоставленному должностному лицу. Адула 15 января в беседе с Гуллионом назвал требования Гизенги «нелепыми» и сообщил, что готовится ордер на его арест. В тот же день парламент почти единогласно выразил Гизенге недоверие. Звучали требования арестовать его без лишних формальностей за «открытый мятеж»[787]. По поводу этого решения бывший представитель Конго в ООН Т. Канза сказал в беседе с сотрудником советского посольства в Каире, что «на заседания парламента, как правило, из 200 парламентариев, находящихся в Леопольдвиле, ходят лишь 60–70 сторонников группы Касавубу-Мобуту. Большая же часть депутатов опасается преследований и физической расправы над ними со стороны мобутовцев»[788]. 16 января Адула заявил об увольнении Гизенги с поста вице-премьера на основании указа президента Касавубу.
19 января Гуллион связался по секретному каналу связи с Госдепом и запросил инструкций относительно судьбы Гизенги, которого Адула обещал арестовать по прибытии в столицу Премьер находился в «затруднительном положении». Гизенге собирались предъявить обвинение в государственной измене, за что полагалось 20 лет тюрьмы или смертная казнь. Оба варианта для власти не годились. Длительное тюремное заключение сделало бы из Гизенги «мученика», а смертная казнь – «еще одного Лумумбу». Посол посоветовал оставить Гизенгу на свободе, но не в Конго: пусть он «пропадет», а потом объявится в Каире. Такой вариант Адула категорически отверг[789]. Госдепу идея о высылке Гизенги показалась приемлемой, судебный процесс над ним «оказался бы на руку советскому блоку». Администрация Кеннеди считала «насильственную смерть» Гизенги недопустимой, а в остальном оставляла свободу рук Адуле. Только с одним условием – следовало всячески избегать действий, которые «могли создать впечатление, что США участвует в этом»[790].
20 января самолет ООН доставил Гизенгу в Леопольдвиль. Три дня он провел в штаб-квартире ООН фактически в качестве пленника. 23 января Гизенгу доставили в его бывшую резиденцию, которую охраняли десантники Мобуту, арестовали, не предъявив обвинений, и поместили в военный лагерь «Бинза»[791]. Депутаты конголезского парламента сообщили корреспонденту ТАСС в Леопольдвиле, что «во время переезда Гизенге предложили при выходе из машины держать руки за спиной»[792]. Министр внутренних дел Гбение отказался подписать постановление об аресте Гизенги. Он хотел удостовериться, жив ли Гизенга, но охрана не пустила его в лагерь. 25 января Гбение заявил представителям прессы, что «на сегодняшний день не существует никакого официального документа, который бы содержал обвинения против Гизенги, равно как не существует никакого законного мандата на его содержание под стражей. Поэтому его содержание в лагере “Бинза” незаконно»[793]. Демонстрации с требованием освободить Гизенгу состоялись у резиденции ООН и американского посольства в Леопольдвиле.
Адула в беседе с Гуллионом выразил сомнение, что парламент лишит Гизенгу неприкосновенности и затруднился ответить, когда состоится и будет ли вообще суд над ним. Посол потребовал заверений в том, что «Гизенга отстранен от участия в общественной жизни, и так будет впредь». Адула ответил, что «нет вопроса, так и будет»[794]. Слово свое премьер сдержал. Гизенга провел в «предварительном заключении» без суда и следствия два с половиной года.
Арест Гизенги поставил Советский Союз в сложное положение. Резидент ЦРУ в Конго Л. Девлин не без оснований считал, что «Гизенга не обладал популярностью Лумумбы как политика, его харизмой и способностью быстро действовать в конкретных обстоятельствах»[795]. Прагматические резоны требовали не портить с таким трудом налаженные отношения с правительством Адулы ради проигравшего Гизенги. Тем более что сохранялась, пусть очень слабая, но все же вероятность того, что нежелание Запада добить режим Чомбе вынудит Адулу обратиться за помощью к СССР. Верность идеалам требовала другого, поддержки преемника Лумумбы, символа антиколониальной и антиимпериалистической борьбы. Как справедливо отметила М. Калб, «если Хрущев хотел сохранить репутацию радикала и не дать повода для критики слева на международной арене и внутри страны, он не мог допустить, чтобы Гизенга томился в заключении, не сказав ни слова в его защиту»[796]. Советский лидер попытался найти разумный компромисс между прагматическими и ценностными императивами.
Советская пресса обвиняла ООН в очередном «умывании рук», выражала беспокойство за жизнь Гизенги. «Руководители операции ООН в Конго, – писала “Правда”, – отказали А. Гизенге в защите и под охраной отправили его в специальную резиденцию конголезской службы безопасности, которую возглавляет небезызвестный Виктор Нендака, один из организаторов убийства Патриса Лумумбы. Таким образом, представители ООН умыли руки, предоставив черному делу идти своим чередом»[797]. После перевода Гизенги в Бинзу зловещие параллели между участью Лумумбы и возможной судьбой Гизенги стали еще более очевидными: «Жизнь Антуана Гизенги в опасности <…> Верный соратник Лумумбы, один из руководителей национально-патриотических сил страны, депутат парламента и до недавнего времени заместитель премьер-министра Конго А. Гизенга фактически арестован при помощи руководства войск ООН и передан в руки тех самых людей, которые несут прямую ответственность за расправу над Лумумбой. Он отправлен в военный лагерь “Бинза” близ Леопольдвиля, в логово мобутовской шайки. С ним не имеют возможности связаться его соратники по борьбе, члены парламента и правительства, журналисты»[798].
С резкими заявлениями в защиту Гизенги и разоблачением «нового заговора империалистических сил против свободы и национальной независимости конголезского народа» выступили Советский комитет солидарности стран Азии и Африки[799], Советская ассоциация дружбы с народами Африки[800], Союз журналистов СССР[801]. По всей стране прошли митинги под лозунгами «Свободу Гизенге!», «Прочь руки от Конго!»[802]. Газеты публиковали гневные письма читателей[803]. Все было как во время кампании протеста в связи с убийством Лумумбы. Кроме заявлений Советского правительства.
Советский Союз попытался сделать арест Гизенги предметом рассмотрения в Совете Безопасности ООН. Постоянный представитель СССР при ООН В. Зорин 25 января направил письмо на имя председателя Совбеза с просьбой срочно собрать заседание «для рассмотрения вопроса о выполнении резолюции Совета Безопасности от 24 ноября 1961 г. по конголезскому вопросу». Зорин считал, что резолюция не выполняется «вследствие прямого сопротивления определенных колониальных держав, имеющих свои интересы в Катанге»: «Как показывают факты, ставленник иностранных монополий Чомбе игнорирует решения Организации Объединенных Наций и продолжает непрерывную линию на отделение Катанги от Конго. С ним ведутся “переговоры”, его уговаривают, оставляют в его распоряжении вооруженные банды наемников, фактически дают ему возможность получения от других стран, не стесняющихся открыто нарушать постановления Совета Безопасности, нового вооружения и пополнения вооруженных сил»[804].
Зорин не упомянул о судьбе Гизенги, но было очевидно, что он собирается поднять этот вопрос на заседании. Администрация Кеннеди сочла советскую инициативу опасной. В Госдепе считали, что рассмотрение Совбезом положения в Катанге «даст Советам возможность повернуть вспять наметившуюся благоприятную тенденцию в развитии конголезской ситуации и использовать в своих целях моменты, которые потенциально могут разделить западный лагерь, особенно вопрос о наемниках». Гуллиону было поручено убедить Адулу сделать публичное заявление о том, что «он не видит необходимости рассмотрения Советом Безопасности конголезского вопроса в настоящее время»[805].
26 января, когда посол получил это указание, Адула вылетел в Нигерию для участия в саммите 20 прозападных африканских стран. ЦРУ сработало более оперативно. Девлин успел растолковать Адуле и Бомбоко, «какую ловушку готовит им Советский Союз»