Сотрудники советского посольства в Леопольдвиле часто совершали «закупочные туры» в Браззавиль. «В конголезской столице тех лет, – вспоминает второй секретарь посольства Ю. П. Викторов, – жить было нелегко. Дело не только в непривычном для нас климате. Мы сразу же столкнулись с проблемой продовольствия, одежды, сервиса и т. д. В магазинах пусто, все, что можно было там купить – американские, кажется, времен войны, замороженные куры, иногда рыба, на местном рынке – много тропических фруктов по очень низкой цене – бананы, ананасы, папайя, манго и т. д., но полное отсутствие фруктов, к которым мы привыкли, т. е. яблок, груш, слив и т. п. Лишь изредка можно было купить мясо и, что особенно плохо, почти не было молока и молочных продуктов». За продуктами регулярно ездили «через реку Конго в соседнюю страну со столицей в Браззавиле, где снабжение продовольственными и другими товарами было более-менее нормальным. Оказалось это очень просто. В Леопольдвиле заезжаешь в своем автомобиле на паром и через 10 минут в том же автомобиле съезжаешь на берег соседней страны. Виз и даже паспортов не требовалось, мы только предъявляли свои дипломатические карточки, выданные в Леопольдвиле МИД Конго»[963].
Внешне ничто не предвещало грядущее выдворение посольств социалистических стран. Прием, который посол СССР дал 7 ноября 1963 г. по случаю очередной годовщины Октябрьской революции, посетил Адула, министры его правительства. По впечатлению Викторова, прием прошел «в хорошей, дружественной обстановке». После ухода гостей праздник продолжился «в своем кругу». Он включал друзей из посольств Польши и Чехословакии, поверенного в делах Болгарии. Советские дипломаты «строили планы на будущее, обсуждали различные варианты развития» советско-конголезских отношений, «наполняя их новым содержанием»[964].
19 ноября 1963 г. Воронин и атташе посольства Ю. Н. Мякотных отправились в Браззавиль не за покупками. Там Воронин провел «ряд ответственных встреч» с оппозиционными политиками и «получил объемные пакеты с материалами, предназначавшимися для “инстанции”». Когда паром вернулся в Леопольдвиль, машину посольства неожиданно окружила «плотная группа жандармов и людей в штатском». Воронин «успел блокировать двери и поднять стекла, начал рвать бумаги, пытаясь уничтожить их». Мякотных ему помогал. Жандармы прикладами выбили двери машины, дипломатов выволокли за ноги из машины и тут же на пристани избили. Воронин потерял сознание[965].
В советском посольстве узнали о случившемся от британского дипломата[966], который оказался свидетелем захвата. Викторов по поручению Немчины заявил протест конголезскому МИД и потребовал освободить задержанных дипломатов[967]. Сам посол тщетно пытался добиться приема у премьер-министра или президента. Тогда около двух часов ночи посол в сопровождении двух сотрудников посольства на «чайке», «буквально протаранив часовых у ворот», ворвался в резиденцию президента. Сонный, одетый в халат Касавубу «обещал дать команду к утру освободить наших дипломатов», но было ясно, что Мобуту ее проигнорирует[968].
Воронина и Мякотных привезли в здание службы безопасности. Во время допроса Воронин понял: «Все было нацелено на то, чтобы доказать существование заговора, направляемого из советского посольства, в целях свержения правительства Конго. Идея примитивная, но связь с запрещенными политическими партиями Лумумбы и Гизенги налицо. И это могло сыграть свою роль. Кому объяснишь, что такие контакты, да еще на территории третьего государства, – вещь обычная в дипломатической практике». Как ни странно, у ареста оказалась и отрадная сторона: «Но зато не последовало ни одного вопроса о разведывательной работе резидентуры, которая велась в Конго. Не было названо ни одной оперативной связи, ни одного контакта. А ведь они были. Были и в окружении Адулы, в службе безопасности, в ряде других важных объектов. “Значит об этом ничего не известно, – с удовлетворением подумал Воронин, – значит, не так уж плохо мы работали”»[969].
Вечером захваченных дипломатов доставили в тюрьму Ндоло, находившуюся на территории военного лагеря. Там было «“Царство Мобуту”: пьяная солдатня, побои, издевательства». Ночью солдаты под командованием изрядно пьяного Мобуту вытащили Воронина и Мякотных во двор и поставили к стене. Дальнейшие события Нажесткин описывает так: «Мобуту заплетающимся языком заявил, что настала последняя возможность признаться в участии в антиправительственном заговоре. Иначе – расстрел. Затем Мобуту отдал команду солдатам. Те вскинули винтовки. Наступила жуткая минута. Но тут появился Нендака и в чем-то долго убеждал Мобуту. После весьма эмоционального разговора с Нендакой Мобуту приказал увести пленников обратно в камеру»[970].
Советское посольство в Леопольдвиле окружили десантники. Вышедшего к подъехавшей машине чехословацкого посольства атташе В. С. Черпаченко тут же задержали и выпустили только утром с помощью чехословацких дипломатов. Утро принесло новые неприятности – отключили свет и телефон. Перестали работать лифт, холодильники, кондиционеры, электроплиты. Персонал посольства позавтракал всухомятку. Детям приготовили еду на костре. Помогали «соседи из местных бельгийцев». Посол принял решение отправить на родину женщин и детей[971].
Вечером 20 ноября они в сопровождении нескольких сотрудников посольства прибыли в аэропорт, чтобы вылететь в Брюссель. Неожиданно в здании аэровокзала появился Мякотных в сопровождении двух вооруженных солдат. К нему бросилась жена, все обрадовались, что он на свободе и полетит со своими. Радость оказалось преждевременной. Викторову как старшему из провожавших объявили решение властей: «Все советские граждане должны покинуть самолет, на котором полетит только Мякотных. Протестуем – не помогает. Узнаем, что это делается по приказу все того же шефа службы безопасности Нендаки. Пытаюсь по собственной инициативе связаться с ним по телефону, но добиваюсь только разговора с секретарем, который лишь подтверждает иезуитское решение»[972]. Семьи вернулись в посольство, дабы Мякотных вновь не оказался «гостем» Мобуту.
Ю. П. Викторов что-то напутал в хронологии событий. 20 ноября Мякотных не улетел из Конго. «Правда» сообщила, что «советник посольства СССР в Конго В. С. Воронин был освобожден 22 ноября из заключения и вечером того же дня прибыл самолетом в Москву. О местонахождении атташе Ю. Н. Мякотных сведений нет»[973]. На следующий день в газете появилась информация об освобождении 23 ноября Мякотных[974]. Перед высылкой из Конго «внезапно появившийся американец» сделал Воронину и Мякотных «дежурное предложение поменять “сибирскую ссылку” на “прелести” западного мира, на что получил ответ, что и тот и другой уже имели возможность испытать эти “прелести” на своих спинах»[975].
Сообщила «Правда» и об освобождении корреспондента АПН в Конго Б. Г. Бекназара-Юзбашева[976]. 21 ноября в 6 часов утра в корпункт АПН в центре Леопольдвиля, где он жил, «ворвались» два офицера конголезской службы безопасности. Они предъявили ордера на обыск и арест, подписанный Нендакой. Результатом обыска стало изъятие в качестве «улики» пропагандистской деятельности панорамного снимка XXII съезда КПСС, предназначенного для выставки в витринах корпункта.
Журналиста доставили в Ндоло и поместили в «привилегированную камеру» – «пустоту, окруженную камнем на площади в четыре квадратных метра со щелью в стене для воздуха и глазком в двери для надзирателя». Там не было никакой мебели, даже табурета, зато в изобилии наличествовала грязь. Пребывание Бекназара-Юзбашева в Ндоло было недолгим и мало походило на тюремное заключение. Основной контингент заключенных составляли «последователи Лумумбы» и «сторонники Гизенги». Эти «умные и, в большинстве своем, образованные люди» распропагандировали охрану, и советский пленник мог «выходить в коридор и во двор, общаться с узниками и даже беседовать с ними в камерах». Спустя 12 часов после ареста Бекназар-Юзбашев был освобожден. Извинений ему не принесли, назвав произошедшее «недоразумением»[977].
Официальная советская реакция последовала 21 ноября. Министр иностранных дел А. А. Громыко вручил временному поверенному в делах Республики Конго Себастьяну Кини ноту. Правительство СССР уведомило власти Конго, что «рассматривает нападение на советских дипломатов в Леопольдвиле, нанесение им побоев, обыск арест и заключение в тюрьму, а также фактическое установление блокады вокруг здания посольства СССР» как «грубое нарушение общепризнанных норм международного права» и «провокацию, которой нельзя найти никакого оправдания». В ноте прозвучали необычные для этого жанра укоризненные, отдающие патернализмом мотивы: «И если вместо благодарности за честную и доброжелательную в отношении Конго позицию, если вместо даже простого соблюдения элементарных норм порядочности, органы конголезской охранки, в которой активную роль играют известные иностранные “советники”, устраивают подобные провокации против официальных советских представителей, то это не в последнюю очередь удар по престижу и международным позициям самой Республики Конго». Советское правительство заявило «решительный протест» против «полицейского нападения на советских дипломатов и их ареста», потребовало освобождения Воронина и Мякотных и выразило надежду, что «виновные будут строго наказаны, причиненный ущерб возмещен» и будут созданы условия для «нормальной деятельности посольства СССР в Леопольдвиле»