Оленга начал путь к Стэнливилю во главе небольшого отряда, который быстро превратился во внушительную силу. После занятия каждого крупного населенного пункта он присваивал себе очередное звание. Взяв Стэнливиль, он произвел себя в генералы[1019].
После захвата Народной армией освобождения Стэнливиля советская пресса, доселе весьма скупо освещавшая восстание, стала писать о положении в Конго едва ли не каждый день. 8 августа «Правда», рассказав об очередных успехах повстанцев – взятии стратегически важного города Маноно в северной Катанге и продвижении к столице провинции Касаи Лулуабургу, – охарактеризовала положение в Леопольдвиле как «панику»[1020]. Это не было преувеличением. Став премьер-министром, Чомбе почувствовал себя «капитаном тонущего корабля с многочисленными пробоинами». А после падения Стэнливиля совсем запаниковал: «В августе 1964 г. стало очевидным, что революция (sic!) продолжится. Она охватила три пятых территории страны. Еще несколько недель, и повстанцы будут в Леопольдвиле, они будут везде»[1021].
По заказу правительства США американские специалисты по контрпартизанской войне подготовили исследование о магии и ее влиянии на «военные и полувоенные операции в Конго». Они предложили изучить возможность использования против повстанцев «контрмагии», состряпать с помощью лояльных знахарей некую «антидаву». Приоритет все же отдавался обычным методам: «Есть все основания считать, что в Конго, как и повсюду в Африке, дисциплинированные и искусные в стрельбе войска под командованием знающих свое дело офицеров могут легко развеять представления о магической неуязвимости»[1022]. Таких войск в Конго не было.
«Псы войны»
Оставалась только внешняя военная интервенция. Американская дипломатия попыталась подвигнуть на нее Бельгию. С этой целью 7 августа в Брюссель прибыл заместитель госсекретаря Аверелл Гарриман. Министр иностранных дел Поль-Анри Спаак категорически отверг его предложение направить в Конго бельгийские войска или хотя бы офицеров для восстановления командной структуры КНА. Спаак заявил, что «все как один» бельгийские предприниматели против военного вмешательства и готовы вести дела с Гбение, который понимает необходимость сохранения бельгийского присутствия в Конго и важность экономической помощи для экономики страны[1023].
США не могли допустить прихода повстанцев к власти, это означало конец проамериканского режима, который создавали и укрепляли три администрации (Эйзенхауэра, Кеннеди, убитого в ноябре 1963 г., и его преемника Джонсона) на протяжении четырех лет. 11 августа положение в Конго обсуждалось на заседании Совета национальной безопасности. Директор ЦРУ Джон Макоун констатировал, что «необходимы западные войска». Гарриман согласился: «Конголезская армия в большинстве случаев показала свою полную негодность. <…> Правительство деморализовано, Леопольдвиль в опасности». «Время уходит, Конго надо спасать», – резюмировал президент Джонсон[1024].
В тот же день в Леопольдвиль вылетел помощник Госсекретаря по африканским делам Меннен Уильямс. Вместе с ним летела сводная тактическая группа ЛЕО – взвод десантников, который должен был обеспечить эвакуацию американского посольства при возникновении чрезвычайных обстоятельств. Чомбе прямо заявил Уильямсу, что «готов принять помощь хоть от дьявола». Накануне отъезда из Вашингтона Уильямс беседовал с послом ЮАР, который сообщил, что Чомбе попросил Преторию поставить ему две эскадрильи истребителей. От американского представителя Чомбе потребовал ни больше ни меньше как немедленно направить в Конго три батальона парашютистов для взятия Стэнливиля. Последовал «жесткий отказ». В планы Белого дома не входило посылать американские войска в Конго с перспективой получить оттуда гробы незадолго до президентских выборов. Уильямс предложил Чомбе четыре или пять «почти новых» бомбардировщиков Б-26К. Чтобы смягчить негативную реакцию африканских стран и ООН на появление у Чомбе американских штурмовых бомбардировщиков, помощник Госсекретаря настоятельно посоветовал ему «африканизировать военную ситуацию в Конго» – публично обратиться за помощью к африканским странам «ввиду попыток вмешательства внешних сил с подрывными целями»[1025].
Чомбе упирался. Он помнил, что ОАЕ отказало ему в праве участвовать в каирском саммите. В конце концов, под нажимом американского посла в Конго Джорджа Го дли Чомбе 16 августа направил послания главам Либерии, Мадагаскара, Сенегала, Эфиопии, а впоследствии и Нигерии, с просьбой прислать в Конго войска для помощи в подавлении восстания[1026]. Лишь Нигерия выразила готовность принять участие в операции по поддержанию мира в Конго, но только «под эгидой ОАЕ»[1027].
Советская пресса резко отреагировала на визит Уильямса. «Переброска парашютистов и техники США в Конго, – писала “Правда”, – не может быть расценена иначе, как начало американской интервенции в этой стране. Действия США не имеют никаких оправданий. Известны резолюции Совета Безопасности ООН, по которым военные поставки или посылка военного персонала в Конго не могут производиться в обход Организации Объединенных Наций. Вашингтон открыто попирает эти решения, полностью игнорируя ООН»[1028]. Автор использовал против США тот же аргумент, которым они мотивировали свою позицию в отношении советской помощи правительствам Лумумбы и Гизенги. Объявить об «американской интервенции» в Конго он поторопился.
После падения Стэнливиля США сделали выбор в пользу другого способа привлечь в Конго военную силу, способную справиться с восстанием, – воспользоваться услугами наемников. «С точки зрения Соединенных Штатов, – телеграфировал Годли Госсекретарю Раску 5 августа, – использование наемников выглядит предпочтительнее, поскольку дело с ними будет иметь конголезское правительство, а прямое вмешательство Запада (бельгийское или американское) будет сведено до минимума. <…> Бремя ответственности ляжет на правительство Конго, а не на нас или бельгийцев»[1029].
Спустя два дня Раск дал указание находившемуся в Брюсселе Гарриману «договориться с бельгийцами о помощи Чомбе в рекрутировании наемников». Спаак гарантировал содействие. Вашингтон и Брюссель условились о совместном финансировании «солдат удачи» и поставках им оружия. Официально это должно было выглядеть как помощь правительству Чомбе[1030].
В бытность главой Катанги у Чомбе был опыт вербовки и использования наемников. Там впервые проявил себя Майк Хоар, «Бешеный Майк»[1031]. Он участвовал в североафриканской кампании во время II мировой войны, дослужился до звания капитана британской армии. После войны переехал в Дурбан, где работал бухгалтером, продавал подержанные автомобили, организовывал сафари. Еще в апреле 1964 г., почувствовав, что в Конго снова запахло жареным, Чомбе послал в Южную Африку своего представителя. Тот передал майору предложение патрона возглавить отряд катангских жандармов, которые вторгнутся в Катангу из Анголы и начнут новую войну за отделение провинции. Хоар, любивший риск, но не авантюры, ответил коротко и ясно: «В кости не играю»[1032].
Теперь же расклад был другим. Риска никакого, и поддержка сильных мира сего обеспечена. 8 августа загодя вызванный из Дурбана в Леопольдвиль Хоар был приглашен на заседание, где присутствовали руководители силовых структур кабинета Чомбе. Премьер дал поручение: «привлечь белые наемные войска для помощи национальной армии в подавлении восстания, которое грозит захлестнуть страну». Главнокомандующий КНА Мобуту поставил конкретные задачи в тут же написанной директиве. Решили и вопрос об оплате ратного труда наемников[1033].
От желающих не было отбоя, вербовочные пункты работали расторопно. Через три недели тысяча человек, «готовых сражаться в Конго в качестве наемных солдат», была завербована[1034]. 23 августа американский самолет доставил первую группу на военную базу Камина. Так был сформирован Конголезский иностранный легион, который называли преторианской гвардией Чомбе. Подавляющее большинство «гвардейцев» составляли южноафриканцы и родезийцы, были граждане европейских стран и Израиля – бельгийцы, немцы, итальянцы, французы, евреи – всего 19 национальностей[1035]. Чернокожим претендентам указывали на дверь в вербовочных пунктах. Такой была принципиальная позиция Хоара. Его взгляды на расовую проблему, мягко говоря, не отличались толерантностью. «Африканцы, – говорил он другу-наемнику, – вбили себе в головы, что они могут поступать с нами, белыми, как хотят: топтать нас, плевать на нас»[1036]. В способность африканцев вести современную войну майор не верил. «Кто знает, – задавал Хоар риторический для себя вопрос, – не окажется ли наемный солдат единственной позитивной и реальной силой, способной на адекватные и жесткие меры чтобы остановить коммунистическое вторжение в Африку?»[1037].
Что влекло наемников в Конго? В интервью журналистам они обычно говорили: «Борьба с коммунизмом». И потом хохотали