[1038]. Хоар был откровенен: «Мне очень хотелось бы сказать, что мы руководствовались антикоммунистическими настроениями, но, положа руку на сердце, я не могу этого сделать. Иногда встречались идеалисты, чьим главным мотивом был антикоммунизм, или просто искатели приключений, которые не думали о заработке, но почти все мы были в Конго ради одного – денег»[1039].
Деньги были единственной ценностью, верховным божеством в мире наемников. Хоар имел много случаев убедиться в этом. Он попытался проводить что-то вроде политинформаций, но отказался от этой затеи после первого раза. Построив личный состав, он убедительно говорил, что их миссия состоит не только в подавлении восстания, они должны «изменить лицо Конго», выполнить «историческую задачу, поставив заслон реальной угрозе проникновения коммунизма в эту страну» и т. п. Из явно скучавшего строя последовало два вопроса: «Что насчет нашей зарплаты?» и «Как выполняются наши контракты?». Хоар заверил, что операция не начнется, пока они не получат деньги. Все как в прачечной – «Нет оплаченной квитанции – нет выстиранного белья». Это вызвало оживление и одобрительный смех[1040].
Низкое качество оказавшегося в его распоряжении человеческого материала тревожило Хоара, и он в первую очередь избавился от тех, кого считал негодными – алкоголиков, наркоманов, люмпенов, гомосексуалистов. Отсев оказался значительным. Для оставшихся он разработал «Правила ведения боя», своеобразный устав. Из 10 правил только одно относилось к сфере духовной («Ежедневно молись Богу»). Остальные касались внешнего вида («Выгляди так, чтобы гордиться своим внешним видом даже в разгар боя, каждый день брейся»), поддержания боеготовности («При любых обстоятельствах чисть и береги оружие»), поведения в бою («Не рискуй без необходимости»)[1041].
Соблюдение этих правил обеспечивало поддержание воинской дисциплины, но не морали. Несмотря на формальный запрет грабежи для «солдат удачи» были обыденным занятием. Динамит редко использовался для военных целей, им взрывали сейфы банков и торговых фирм в «освобожденных» городах. Прихватывали все ценное из магазинов и лавок – слоновую кость, золото, алмазы, украшения, магнитофоны, радиоприемники. Кроме склонности к мародерству ЦРУ отмечало и другие «подвиги» наемников – убийства, изнасилования и грабежи мирных жителей[1042].
Война против симба была войной без правил. На конголезских «львов» Запад спустил своих «псов войны», жестоких и беспощадных. Пленных пристреливали сразу или после допроса с пытками. Нередко, дабы сэкономить патроны, им перерезали горло. Как и туристы, наемники посылали домой открытки. Но не с красотами природы, а с видами иными. Английский еженедельник «Обсервер», куда попало несколько таких фотографий, решился опубликовать далеко не все, поскольку «там были запечатлены не только сцены расстрелов и повешения пленных после пыток, но и то, как наемники используют их еще живые тела в качестве мишеней для стрельбы, заключают пари, сколько потребуется выстрелов, чтобы убить жертву»[1043]. В неформальных беседах Хоар называл своих бойцов «отъявленными головорезами»[1044]. А публично оправдывал: «Правила Куинсберри[1045] годны для боя с джентльменами, когда против вас дикари, никаких запретов быть не может»[1046].
Попасть в плен к наемникам было для повстанцев еще везеньем. Участь тех, кто оказывался в руках КНА, была поистине ужасной. Расстрел пленного по-конголезски выглядел так. Сначала стреляли в запястья и лодыжки, потом, по прошествии нескольких часов, – в колени и локти, проходило еще несколько часов, и следовал последний выстрел – в сердце. Другой способ умерщвления был не менее изощренным и мучительным для жертвы. Ее связывали мокрыми ремнями из сыромятной кожи и ставили под палящее солнце. Ремни сохли и стягивались, стягивались, разрезая плоть до костей. Бывало, что с пленными поступали совсем уж по-варварски, так, что даже наемники старались остановить изуверов. Взвод КНА решил сварить своего пленника заживо. Развели костер под бочкой с водой и бросили в нее связанного офицера повстанцев. Солдаты подбрасывали дрова, подливали в огонь бензин, радостно и оживленно комментировали агонию несчастного. Случайно проходивший мимо рядовой из отряда Хоара приказал прекратить жуткую казнь. Конголезцы отказывались подчиниться, пока наемник не пригрозил им пистолетом. Они неохотно погасили пламя и вывалили тело из бочки на землю. Было уже поздно[1047].
Из наемников было сформировано три отряда. Отряд 5 под командованием Хоара был англоязычным подразделением. Франкоязычный Отряд 6 возглавил француз Боб Денар. Личный состав Отряда 10, подчинявшегося бельгийцу Жану Шраму, говорил на двух языках – французском и фламандском. Как и Хоар, два других командира имели солидный боевой опыт и не были новичками в Конго. Шрам (кличка Черный Джек) (1929–1988), окончив школу, служил в армии, в 1953 г. купил плантацию в Конго. Владел 15 кв. км земли, на него работала тысяча африканцев. После отделения Катанги стал доверенным лицом Чомбе, шефом полиции Катанги. Денар (урожденный Жильбер Бурегард) (1929–2007) был профессиональным военным. Служил в Индокитае, Алжире, Марокко. Карьеру наемника начал в Катанге в декабре 1961 г.
Первый боевой успех КНА обеспечили «военно-воздушные силы Конго», в составе которых не было ни одного конголезца. За штурвалами сидели наемники-кубинцы. После революции 1959 г. в США оказались сотни профессиональных летчиков из числа кубинских эмигрантов. Многие из них имели боевой опыт – поддерживали с воздуха неудачную высадку антикастровских сил в Заливе Свиней в апреле 1961 г. В ноябре того же года ЦРУ организовало на базе одной из летных школ в Майами учебно-тренировочный центр для кубинских пилотов. Их рассчитывали использовать в горячих точках по всему миру. Завербованные кубинцы давали ЦРУ подписку о том, что в течение тридцати лет будут хранить в тайне свое участие в боевых действиях в Конго, столько же лет правительство США отрицало их причастность к конголезским операциям. В отличие от «сухопутных» наемников у кубинцев была сильная нематериальная мотивация. Они были ярыми убежденными антикоммунистами, готовыми защищать «свободу и демократию» в любой точке планеты[1048].
В конце 1962 г. первая группа из семи пилотов прибыла в Конго. Боевая мощь «ВВС Конго» была нулевой: пять стареньких учебно-тренировочных АТ-26 без вооружения. На них и стала летать «Кубинская добровольческая группа» (Grupo Voluntario Cubano). Конголезская правительственная армия называла ее Макаси, «сильный, могучий» на языке лингала. В апреле 1964 г. американские техники установили на АТ-6 вооружение: по два крупнокалиберных пулемета и две подвески для пуска неуправляемых ракетных снарядов (НУРС). К началу лета по каналам ЦРУ на вооружение Макаси поступили истребители Т-28. Эта была уже не тренировочная, а боевая машина с мощным вооружением – четыре крупнокалиберных пулемета, две подвески с 28 НУРС[1049].
К середине августа центральное правительство контролировало только один город в Восточном Конго – Букаву, столицу провинции Киву. Там сосредоточились остатки отступавших частей правительственных войск. Деморализованные, они бежали бы и дальше, но было некуда. За спиной озеро Киву, а за ним другая страна – Руанда. Народной освободительной армии необходимо было захватить город, чтобы консолидировать свой восточный фланг и начать наступление в западном направлении, на Леопольдвиль.
Повстанцы, которыми командовал Оленга, вошли в Букаву, после ожесточенного боя прижали защитников города к озеру и окружили их. Тут в небе появились два Т-28 и обрушили на симба град огня, выкашивая их ряды. 19 и 20 августа Оленга предпринял еще несколько атак, но они захлебнулись под пулеметным и ракетным огнем с воздуха. 21 августа симба отступили от города, понеся тяжелые потери[1050].
Использование боевых самолетов американского производства против повстанцев вызвало первую официальную советскую реакцию на ситуацию в Конго после начала восстания симба. В заявлении ТАСС от 25 августа утверждалось, что «Республика Конго вновь стала объектом вооруженной интервенции империалистических держав». Среди доказательств приводилось и следующее: «американская авиация начала боевые операции, обстреливая ракетами и пулеметным огнем отряды патриотических сил Конго». «Колониальные авантюры», попытки «сломить борьбу конголезских патриотов» не должны были остаться без ответа: «Правительства многих африканских государств, руководствуясь идеалами африканского единства, уже заявляли о своей готовности предоставить помощь силам, которые ведут борьбу за свободу и национальную независимость. Призывы о такой помощи всегда найдут отклик и у других народов. <…> Те, кто посягает на свободу конголезского народа, не могут не знать, что продолжение вооруженного вмешательства во внутренние дела Конго может привести к расширению конфликта. У народа Конго есть настоящие друзья в Африке и не только в Африке, которые смогут оказать ему необходимую поддержку»[1051].
Руководство НСО увидело в заявлении то, что хотело увидеть – шанс получить советскую помощь. После обсуждения документа 26 августа на заседании НСО в Браззавиле «было принято решение выразить благодарность правительству Советского Союза за решительную позицию, занятую им перед лицом конголезского кризиса». И тут же, в комментарии «Правды» к сообщению о заседании, последовал вполне определенный ответ: «Заявление ТАСС, выражающее авторитетное мнение Советского Союза, является большим