Вскоре грины перешли в наступление. Рей забывал дышать, глядя на последнюю рукопашную. Кэтс сопротивлялись как хищники, загнанные в угол, из последних сил. Рыжеволосый веснушчатый «грин» схватился с «кэтом», защитил знамя, и раненый, последним броском упал на вершину, прижимая к груди драгоценный флаг; товарищи по команде подхватили и установили полотнище; флаг-турнир был окончен.
За обедом Ле и Рон так и сыпали язвительно-ироническими комментариями по поводу игры, техники и тактики команд; Рей потрясенно вспоминал окровавленное, бледное лицо мальчишки-мексиканца, и как рыжий парень последним броском спас знамя. Как они могут? Циники… впрочем, они ведь сами сражаются точно так же! Кто бы мог подумать…
Обед, впрочем, тоже был выдающимся. В каких только ресторанах Рей не перебывал последнее время, но этот произвел впечатление. Столики располагались на огромных зеленых «листьях» в искусственном водохранилище на седьмом уровне, под облаками. Когда лист подплывал к бордюру, Рей видел техасскую желтую прерию до самого горизонта.
Да и блюда необычны: в этом ресторане не подавали традиционных национальных кухонь, но лишь искусственные, синтезированные блюда странных форм и расцветок. Желтые желейные кубики со вкусом мяса и зелени, синие пирамидки, похожие на картошку и бобы, сиреневая паста, сладкие твердые шарики. На первый взгляд архитектурная конструкция на блюде выглядела несъедобной, но реальный вкус превзошел все ожидания. Рей целиком погрузился в гастрономические впечатления, чтобы не слушать технического стеба обоих геймеров.
Но впечатления, пережитые после обеда, затмили флаг-турнир.
Рей не слышал сенсо-музыки раньше. Обычная музыка потомков разочаровала его. Не только ничего сравнимого по уровню, но даже попса стала еще примитивнее, а когда-то казалось — хуже некуда.
А сенсо-музыку нельзя послушать в интернете, только лайв, только в специально оборудованном зале, с сенсорами на коже, в кресле, утопленном в полу. «Нужна встряска», — заметил Рон, и они отправились на концерт заезжей группы из Чикаго, под названием «Коллапс Солнца». Зал показался Рею похожим на кабинет групповой терапии, все расселись в кружок, нацепили по сложной схеме сенсоры на тело, вставили фильтры в нос. Впрочем, и цена за билеты могла поспорить со стоимостью хорошего терапевтического сеанса. Слева от Рея полулежал Рон, справа — незнакомая девушка с ассимметричным фиолетово-золотым ежиком на голове, в скудной одежде.
Первые аккорды показались бедными и примитивными. Затем нахлынули ощущения. Сначала Рей еще воспринимал их раздельно, и они были неприятны — легкие уколы электротока в руки и бедра, волны холода и жара откуда-то снизу, легкая вибрация кресла, разноцветные вспышки, рокот, но музыка объединяла все это в общую гармонию; Рей поймал ритм, ноздри перехватили запах — сначала свежий, затем сладко-ядовитый, гамма запахов менялась плавно; и наконец все слилось в единый… Звук?
Это нельзя больше назвать звуком, запахом или ощущением. Это накатило и встряхнуло все тело c cилой оргазма, хотя и с совершенно другими оттенками; все пять органов чувств, а если добавить легкую боль, вибрацию, температуру — то и больше; все рецепторы были задействованы, все подчинялись возбуждению в ритме музыки; и наконец рухнули барьеры, и все это хлынуло в подкорку, прямо в лимбическую систему, слившись воедино, и Рей забился в экстазе.
Никогда такого прихода не было! Тело казалось огромным и разбухшим, плавно парило над землей; наплывали одно за другим самые светлые, трогательные воспоминания… он едет на пони, шерстка такая мягкая, нежная, спину поддерживает крепкая рука отца… Рею два или три года. Запах Рождества, еловая хвоя, апельсины, пряности, шуршит блестящая оберточная бумага… Ночь в Амстердаме и Тимо… самый пленительный оргазм, который он пережил — с маленькой тайкой на циновке, на земляном полу; девочке, кажется, не было и четырнадцати. Рей закричал — кажется. Он не слышал себя. Каким-то образом он уже лежал на полу, и рядом — девушка с прической — фиолетовым ежиком, вся в движущихся татуировках; Рей убил бы каждого, кто назвал бы это развратом, нет, они говорили друг с другом, говорили их тела, их руки и губы, он рассказывал молча, но взахлеб, выливал все, что накопилось: музыка нежности, счастья, любви.
Он не помнил, что было дальше. Каким-то образом они оказались в баре внизу, и суровые геймеры пили бокал за бокалом, и — в виде исключения — бросали в красное вино шипучие таблетки; Джин рыдала на плече Ле, по смятенному лицу Рона бежали высохшие дорожки слез.
Кажется, стало легче. Сколько он выпил вчера, после этой музыки — если это еще можно назвать музыкой? Рей не помнил. Ему было так стыдно, как бывает, когда вывернешь наружу самое тонкое, нежное, драгоценное — перед совсем незнакомыми людьми; это было мучительно — и так же притягательно; Рей знал, что обязательно повторит это снова.
Он выбрался из постели. Голова лишь слегка гудела. В прозрачном аквамариновом полу тихо колыхались водоросли. Рей не полез в огромное джакузи в виде грота, в кабинке он пустил горячий душ, затем ледяной, затем снова согрелся под струями. Медленно он приходил в себя. Накинул халат и вышел обратно в номер. На стене-экране уже светился пропущенный вызов. Рей нажал кнопку.
— Привет, дедуля! — Ле, одетый и бодрый, появился на экране, — проснулся? Подваливай ко мне, позавтракаем в моем номере.
Рей одевался, размышляя о феномене сенсо-музыки. Теперь понятно, почему обычная музыка выродилась. Если взять один только звукоряд вчерашнего действа — он наверняка окажется примитивным.
Рей провел модулятором над волосами, завивая по бокам локоны. Нанес на лицо питательный крем. То, чем раньше занимались женщины и персоны шоу-бизнеса, теперь принято у всех приличных людей. Надо следить за собой. Надо еще смоделировать лицо, кстати, с естественным лицом теперь ходить неловко — будто нищеброд. Рей еще не придумал оформления для своего лица, надо заняться этим поскорее.
Он вышел в коридор — черный шелковый костюм, высокие сапоги, серебряные финтифлюшки и ремень из серебра. Так он не выделялся из общества — нормальный европейский плейбой, прожигатель жизни.
Он еще размышлял о сенсо-музыке, входя в номер Леона. В самом деле, уже обычное диско его времени вовсе не сводилось к одной только музыке — дым, вибрация, свет и цвет, наконец, почти обязательная таблетка экстази, да хоть кружка пива; воздействие на все возможные органы чувств. Любой поп-исполнитель использовал те же дополнительные раздражители — дым, свет, цвет, грохот, вибрация. А может быть, уже симфоническая музыка, разработанная венской школой, была предвестницей этого нового вида искусства?
Неудивительно, что просто музыка, музыка сама по себе здесь уже никого не интересует.
Номер Леона был оформлен в стиле Людовика 14-го. Рей миновал прихожую с мрачными стенами из розового мрамора, с золотыми колоннами и смутной масляной живописью на потолке. Парадные двери бесшумно распахнулись перед ним.
Cтены зала терялись в бесконечности — видно, оптическая иллюзия. Вычурные колонны взлетали к высокой арке потолка, Рей бесшумно прошел по паркетной мозаике. За низким мраморным столом, за вышитыми диванами он увидел наконец Леона — в этом просторе не сразу и найдешь человека.
Леон стоял у барной стойки с белой лепниной, за стойкой виднелась зеркальная стена. Наклонившись, Леон самозабвенно целовал девушку.
Это была Кео.
Рон сидел на диване, закинув ногу на ногу и с интересом наблюдал за друзьями.
Рей не помнил, как выскочил в прихожую — с чувством, что он здесь лишний. И тотчас увидел Джин — с обычной легкой улыбкой она шла к двери. Махнула рукой.
— Привет, Рей! Голова не болит?
— Я уже принял таблетку. Джин, подожди! — решился он. Девушка с изумлением уставилась на него.
— Подожди, не заходи туда… Присядем? — он указал на банкетку с золотым шитьем.
Длинная шейка наклонилась недоуменно, ресницы вспорхнули.
— Что такое? — тонкая рука уже касалась двери, и створки послушно распахнулись. Девушка вошла в зал. «Черт», пробормотал Рей. Потряс головой. Да что это с тобой, старина — что в этом такого?
Может быть — то, что раньше он не замечал свободных отношений в этих двух парах? Все было достаточно строго и традиционно: Рон с Кео, Леон — с Джин.
Или пьяные откровения Джин вчера в баре. Она ведь даже на сенсомузыке — только с Ле. «Ты любишь его?» — «Люблю», — «Но ты же знаешь, принцесса Арнхильд», — взмах черных ресниц: «Ну и что? Принцесса — это бизнес. А у нас любовь. Семья. Это навсегда». Бедная девочка питает иллюзии.
— Дед, ты чего там?
Рей вошел в зал. Все уже расселись вокруг низкого мраморного стола, прилично сервированного. Джин — с обычной легкой полуулыбкой. Кео раскраснелась и застегивает пуговку на декольте. Рон так и не сменил позы — нога на ногу. Рей молча сел на банкетку. Джин стала разливать кофе в фарфоровые кружки. Завтрак был мексиканский. Рей подхватил тортилью без начинки, обмакнул в томатный соус. Язык обожгло, Рей украдкой запил кус минеральной водой.
— Чем сегодня займемся? Двинем дальше? — спросил Рон. Ле пожал плечами.
— Тут вроде салон неплохой на первом этаже. Рей?
— Э-э, не знаю, — не глядя на него, протянул Рей.
— Дедуль, — четко произнес Леон, — ты чего куксишься сегодня?
— Да все нормально, — Рей постарался выдавить улыбку, — немного переволновался вчера.
— Не ври, — Леон не морщась куснул тортилью с соусом, — у тебя другие проблемы. Вопросы морали и нравственности, да?
Было дико, что он заговорил об этом. Современник Рея не поступил бы так.
— Ну что ты, — торопливо замотал головой Рей, — ты меня, кажется, путаешь с пришельцем из викторианской эпохи. Мы в наше время вытворяли такое… так что не беспокойся! Все нормально.
— Нет, не все, — неожиданно жестко произнес Ле, в упор глядя на него, — я хочу, чтобы ты понял. Тебе пора понять нашу жизнь. И наши отношения с девочками. Джин!