Люди были доведены до отчаяния и готовы на все. Почти все мужчины и множество женщин за войну держали в руках оружие, у многих оружие сохранилось. Пройдя ад, живя в аду, рабочие не питали больше иллюзий о личном возвышении. Жизнь сама научила бороться за коллективные интересы. Как ни странно, во многих странах обнаружились дремлющие, но вполне живые компартии, готовые возглавить движение, повести за собой, дать лозунги, открыть марксистские школы.
Еще более десяти лет бушевали по всему миру мощные гражданские войны — рабочие армии уничтожали буржуазию и ее слуг, брали под контроль промышленность, мгновенно начиная перестраивать ее на основе новых технологий. И вот — торжественное подписание в Новосибирске договора о создании Всемирного Союза Трудовых Коммун. Границы между странами уже и так не охранялись. С самого начала коммунистические партии решили отказаться от национально-территориального принципа, потому что мир созрел для этого. Единицами и субъектами нового Союза стали трудовые коммуны — коллективы предприятий, от самых мелких до гигантских производственных объединений.
Однако подписание договора о ВСТК — это было только начало. Это было тогда малозаметное событие, о котором во всем мире поначалу толком никто и не слышал. Потребовалось еще более десятилетия ожесточенных классовых сражений, чтобы на всех территориях коммун к власти пришли сторонники ВСТК во главе с компартиями, объединенными в Красный Пояс или Шестой Интернационал.
Что касается территорий, где рабочие не смогли установить свою власть, где капиталисты были все еще сильны — там сохранились довоенные порядки. Они официально отграничили себя от ВСТК, объединились в союзы и стали называться ФТА, английской аббревиатурой от free trade area. Там окрепли государства, и теперь есть четкая разница между Федерацией, благополучной частью ФТА, и Зоной Развития.
Впрочем, классовая борьба продолжается и до сих пор, пусть теперь она приняла менее острые и значительно более гуманные формы.
Под конец лекции Ли все-таки задремала и встрепенулась, когда снова зазвучал низкий голос Марата. Мальчик объявил о начале показа.
— Прошу надеть визоры!
Ли поспешно накинула визор, висящий на подлокотнике — легкая полоска пластика на глаза и уши.
Теперь она видела сцену очень близко, а ряды зрителей словно растаяли. Густой темно-синий фон, скрип, сноп света из открытой дверной щели. Кто-то легкими шагами входит, отодвигает кресло, садится.
Да, историки любовно поработали над этой интерактивкой!
И идея отличная — «пришелец из прошлого». Это очень сложно — создать самим интерактивный фильм, пусть речь идет всего лишь о лекции. Но «пришелица» еще и будет отвечать на спонтанные вопросы, а для этого уже нужна квалификация профессионалов!
Женщина, что уселась на крутящийся стул, казалась знакомой. Рыжевато-русые волосы, веснушки. Возраст ее было трудно определить — от двадцати до сорока пяти.
— Здравствуйте, — негромко, чуть стесненно начала она, — меня зовут Надежда Сорокина. Я родилась в 1970-м году, живу в Москве, работаю верстальщиком в издательстве. Есть дочь. Вот… это обо мне. Мне сказали, что вы хотите послушать про наше время. Вы наши потомки, — она улыбнулась, — может быть, среди вас есть мои правнуки… Я с удовольствием расскажу вам об этом. Но что вам рассказать? Я не экономист, в политике не разбираюсь. Давайте так — вы будете задавать мне вопросы, а я — отвечать.
Давайте по очереди?
Система быстро расставила спрашивающих по приоритету, Ли задумалась, о чем бы спросить женщину из прошлого. Голос какого-то малыша спросил.
— А Москва — это же была тогда столица России?
— Да, — кивнула женщина, — Москва была столицей. В нее все стремились. У нас в Москве все очень дорого, но и зарплаты выше, чем в среднем по стране.
— А что такое зарплата? — спросила другая малышка. Женщина пожала плечами.
— Это оплата за труд. Вот я работаю, и в конце месяца мне за это платят деньги. А у вас разве нет денег? У вас что — коммунизм?
— У нас тоже бывают деньги, — ответил ей Марат, появившийся в светлом круге зрения. Сел напротив женщины. — Бывают, но очень редко. Обычные люди на предприятиях трудятся без всяких денег. Но в частном секторе есть зарплаты, и там же можно потратить заработанные деньги. А в некоторых областях СТК уже вообще нет ни частного сектора, ни денег.
— Ничего себе! — глаза женщины округлились, — но тут вот еще вопросы…
— Когда Советский Союз распался — вам было трудно? Расскажите об этом времени, — попросил кто-то из зала.
— Трудно? Да нет. Я была молодая, мне было всего двадцать лет. Веселое было время. Сначала всем стали платить очень большие зарплаты… и из магазинов сразу все исчезло. У нас и было-то немного в магазинах, а тут последнее исчезло. Зато появились частные киоски, там можно было купить шоколадки — сникерсы, кока-колу и все такое. Так интересно было! У нас совсем не было денег. Маме не платили месяца по три, по четыре, а когда заплатят — эти деньги уже ничего не стоят. Папин институт закрылся.
За спиной Надежды вспыхнул экран.
На экране девушка, похожая на Надежду, в джинсах и старенькой футболке, старательно мыла допотопной шваброй какой-то подъезд. Лестничная клетка. Надпись на стене с матерным словом.
— Я тоже подрабатывала, как могла. Я тогда в институте училась. Мой отец, кандидат наук, продавал у метро сигареты. Потом пробовал торговать телевизорами. Потом в него стреляли какие-то бандиты, он лежал в больнице. После этого был безработным, стал пить и через несколько лет умер.
— Ужас какой! — вставил кто-то.
— А вы говорите, не трудно было!
— Да, вообще было трудно. Но зато интересно! Я после института устроилась работать в один магазин. Мне удалось скопить небольшую сумму денег, но был как раз 1998 год, и все деньги разом обесценились. Я познакомилась с парнем, он переехал к нам. Тут мама… Мама заболела, вроде бы не страшно — грипп, потом пневмония как осложнение. Но все это время она ходила на работу — боялась, что уволят. И наконец, упала в обморок. Ее увезли в больницу, а там не было нужных лекарств, Я и побежала собирать деньги на лекарства. Я обратилась в благотворительный фонд.
Широко раскрыв глаза, Ли смотрела на больничную палату, где на койке лежала женщина с кислородной, плотно прижатой к лицу маской. Мерно стучал какой-то аппарат рядом.
— А что такое благотворительный фонд? Какое благо он творит?
— Когда людям нечем заплатить за лечение, они собирают деньги. У других людей, часто тоже бедных. И помогают некоторым. Кому можно помочь.
— Но ведь это же бред! — вырвалось у Ли, и она вздрогнула, услышав собственную реплику, — не лучше ли бороться за то, чтобы денег на лечение всегда хватало? Ведь это самое главное.
— А как бороться? — пожала плечами Надежда, — как можно добиться, чтобы государство всегда платило за лечение? Нет, хорошо, что люди хотя бы помогали хоть кому-то, не сидели сложа руки. Но на маму мне даже деньги собирать не стали, сказали — вы что, мы на детей-то не можем собрать. Они собирали на лечение больных детей.
Мама Надежды умерла от вроде бы простой болезни, поддающейся лечению. Брат женился на еврейской девушке и уехал в Израиль, с Надей он больше не общался.
Друг Надежды, Николай, расстался с ней и уехал к себе в Воронеж. Надежда была уже беременна, родилась дочь.
К власти в России пришел президент Владимир Путин.
Надежда нашла работу в издательстве. Для дочки было невозможно найти садик, многие садики закрывали — это они от Союза остались. В общем, с ребенком было сложно. Но в целом жизнь улучшалась.
— Тогда в России неплохо стало, — рассказывала Надежда, — мы уже больше не думали, что будем завтра есть. Наоборот, мы с Иркой съездили в Прагу, в Берлин. В общем, хорошая жизнь настала. И у многих все наладилось. То есть, конечно, говорили, что в моногородах, в деревнях жизнь очень плохая… Но кто мог работать, как я, кто устроился — те жили неплохо. Россия стала сильной.
— Империалистической страной, — вставил кто-то. Надежда с удивлением посмотрела в зал.
— Лексика совковая. У нас так никто не думал. Говорили — мы поднимаемся с колен!
— А что такое совковая?
— Ну это… Советский Союз, его еще называли совком.
— А как вы относитесь к Советскому Союзу? — спросил кто-то. Женщина задумалась. На экране за ее спиной плыли кремлевские башни со звездами.
— Трудно сказать. Когда Союз распадался, я относилась очень плохо. Я ведь раньше, как и многие, мечтала о коммунизме. У нас были фантасты, которые писали о коммунизме, как оно все будет здорово — изобилие, счастье, у всех интересная работа, все любят друг друга. В общем, рай на земле. Или вот еще фильм был, «Гостья из будущего». Про светлое будущее мы очень любили мечтать. А потом, в перестройку, нам начали рассказывать, как на самом деле все было… Ну про Сталина, про репрессии. Мечты — это хорошо, но воплощение их оказалось таким ужасным! Понимаете?
Дети молчали.
— Не очень, — наконец ответила какая-то девочка, — почему ужасным?
— Так ведь погибли миллионы людей! Мы же мечтали о гуманном будущем, где каждому отдельному человеку будет хорошо! Даже фраза такая была: счастья всем, даром, и пусть никто не уйдет обиженным! А оказалось, что при социализме расстреляли столько людей! Миллионы посадили в лагеря, сослали в ссылку, раскулачили…
Снова наступило молчание. Лийя взглянула на Гулю — та лишь недоуменно пожала плечами.
— Вы же знаете, Надежда, что в Третью Мировую погибли не миллионы, а уже миллиарды людей, — осторожно заметил Марат, — и то, что планета до сих пор населена — это счастливый случай.
— Но ведь у вас же был социализм! — крикнул мальчишка из последних рядов.
— Но он рухнул! — строго ответила Надежда, — и потом, при социализме никому не было хорошо. Ну или почти никому. Был дефицит продуктов, очереди. Серость, не хватало нормальных товаров. Но главное — там не было демократии! Был тоталитаризм.