Экзамены навалились как марафон. Не то, чтобы они были уж слишком трудными — материал Ли хорошо знала. Никто не выпустил бы на экзамен школьника, совсем не знающего материал. Но работать приходилось много.
Выпускники уже не трудились на производстве, их освободили от обязательного спорта и военки. Даже Ресков не требовал больше ходить на занятия. Правда, рекомендовали все же заниматься любимым видом спорта для отдыха — но Ли было не до того.
Началось все как раз со сдачи спортивных нормативов, а через неделю военки. По военке уже надо было подготовиться — но это элементарно: всякие там поражающие факторы, правила поведения в зараженных зонах, защита от всех видов ОМП, виды отравляющих веществ, словом, полезные вещи, которые нужно знать каждому. Кроме того, сдали матчасть оружия, стрельбу. После этого выпускник получал зачет и имел право пойти служить в армию, получив элементарную подготовку.
В армии, конечно, в большинстве мест еще придется проходить четырех-, а то и шестимесячную учебку.
Затем сдавали цикл «Жизнь», в который входили салверология, основы медицины, основы безопасности и здоровый образ жизни. И здесь тоже результатом был зачет, а не оценка. Ли вошла в третью группу по экзаменам, и сдавала каждую среду, а Валера был во второй — его экзамены проходили по вторникам. Работа длилась весь день. На «Жизни» Ли ответила на вопросы по анатомии мозга и физиологии мышечной деятельности, на первой помощи остановила у манекена «кровотечение» с помощью жгута и рассказала о порядке оказания помощи; показала, как умеет пересаживать больных с кровати на кресло. Напоследок она рассказала о потребностях человека в белках, жирах и углеводах и показала элементарный комплекс упражнений утренней зарядки.
После этого началась подготовка к самым сложным, теоретическим экзаменам по школьному курсу. Их было всего три — но каждый по целому ряду предметов. Правда, от первого экзамена Ли была освобождена, так как математику, физику и астрономию сдала еще в прошлом году. Еще она собиралась сделать сертификат за первый курс математической профшколы — но так и не собралась. А теперь ей было не до того.
Надо было готовиться к сдаче гуманитарного цикла, а потом — естественного. Ли поднималась с восходом солнца, усаживалась за монитор и зубрила. Да, разумеется, с использованием суперметодик и интуитивных методов — но учить-то надо было все равно. Повторять. Восстанавливать в памяти. Тренироваться в воспроизведении. Так она занималась по десять часов в день, а потом за ней заходил Валера.
Они целовались на берегу озера, забравшись подальше от купающихся малышей. Заплывали в вечернюю зорьку, по алой дорожке на воде, и соединялись над глубиной, вплетаясь друг в друга, ныряя и снова выплывая наверх. Они забирались на ближайшие холмы, сидели на камнях, глядя на умопомрачительные закаты — и тут Ли почему-то вспоминался Бинх, и казалось, что Бинх по-доброму улыбается ей. Валера таскал каждый день нарванные где-то букеты, и вся комната была этими букетами заставлена, ей улыбались ромашки, васильки, тысячелистник. Валера часто брал гитару, и она слушала его песни — только она и лес. Слушала и подпевала тонким голосом. Валера говорил, что надо бы им порепетировать вместе. Ли только смеялась — ну какая из нее певица?
— Нормальный у тебя голос. Красивый, — сердился он, — ну что ты за спящая красавица такая?
Он считал, что Ли не ценит и не любит себя. Возможно, думала Ли, он не так уж далек от истины.
— Тогда почему же ты любишь меня? — спрашивала она, прыгая по замшелым камням.
— Потому что ты классная. Ты красивая. Ты вообще такая единственная.
Ли было необыкновенно приятно.
Иногда она замечала на себе чьи-то не очень приветливые взгляды. А однажды, обалдев от повторения корейской грамматики, полезла в субмир и наткнулась на чей-то анонимный чат.
«Уж что такого в этой Морозовой? Красавица прямо!»
«Я тоже не понимаю, что он в ней нашел».
«Не родись красивой, как говорится».
Но друзья — Гуля, Сергей, Ринат, Юлька — радовались за нее и смотрели со значением на все происходящее. Особенно восторгалась Гуля.
— Вы прямо созданы друг для друга!
Ей, похоже, нравилось, что теперь и ее лучшая подруга-не-разлей-вода обрела пару.
Ли переживала бы из-за всего этого больше, если бы не экзамены. Время и силы оставались только на учебу — и на восхитительно красивые вечера с Валерой, на светлую позднюю весну.
На стене у Валеры висел увеличенный портрет Ли. На этом портрете она не узнавала себя. Она была ослепительно красивой. Фото сделал Валера в тот самый вечер 7-го мая. Там, на фото, была принцесса со светлыми летящими волосами, нежным тонким лицом, в кружевах и оборках, с яркими, призывно приоткрытыми губами. Если приглядеться, конечно, из-под кружевных рукавчиков выглядывали заметные мышцы; но все-таки это была не Ли. Это была какая-то красотка из фильма.
Ли себя вовсе такой не ощущала.
Они сидели в широком кресле, втиснувшись в него вдвоем, в окно барабанил дождь. У Ли кружилась голова от поцелуев, от тепла, струящегося через них потоком. Она откинула голову на плечо Валеры, и тот гладил ее руки, шею, осторожно касался груди, но Ли вздрагивала от этого.
— Моя спящая красавица, — пробормотал он, — когда же ты проснешься?
— А если я никогда не проснусь? — спросила Ли. По стеклу скользили дождевые светлые струи, — если я совсем не такая, как ты думаешь? Может быть, я всегда останусь такой, как сейчас.
— Но почему, Лийка? — спросил он, — ты не любишь меня?
— Люблю, — сказала Ли, помолчав. Слово ударило, как колокол. Люблю, поняла она. Этот человек в моей жизни — навсегда. Даже если мы расстанемся и не увидимся больше.
— Ты не любишь себя, — тихо сказал Валера, — и с этим трудно что-то сделать. Но кто сделал это с тобой?
Ли молчала, положив голову ему на плечо. Ей вдруг захотелось уснуть вот так, на руках у любимого. Отвечать на его вопрос? Кто сделал это с ней? Она вздрогнула, вспомнив дуло «Кедра» и обжигающий удар в лицо, тяжелое мужское дыхание, ботинок с рубчатой подошвой. Ужас, когда стало нечем дышать, невыносимую боль…
Но это случилось не тогда. Это было лишь продолжением. Было что-то еще раньше — то, что давно забыто и выброшено за ненадобностью. Ребенок учится доверию и любви, когда его обнимает мать, берет на руки и целует отец. А когда нет воспоминаний, даже скрытых, даже приблизительных, ни об одном таком объятии, ни об одном мгновении нежности, когда вся материнская любовь — «мы тебя кормим, мы тебя обеспечиваем, тебе все завидуют, а ты!» — то ничему такому ребенок не учится. И не научится никогда. Вероятно, ни мать, ни отец ни разу не обняли ее с любовью, да, бывает ведь и такое — вроде как ребенок нужен, ребенком гордятся, а вот простой любви и нежности нет. Надо забыть, выбросить из головы. Мало ли что? Она теперь взрослый, независимый человек. У нее есть отношения с матерью. Родители наказаны за преступление против народной собственности. Отбывают наказание, скоро выйдут. Продолжатся холодноватые вынужденные редкие встречи — ведь это все равно родители, Ли обязана их поддерживать, общаться. Вроде и есть родители — а на самом деле нет.
Да, она работала над этим у психолога Лиды, она научилась с этим жить. Но все равно у нее не было детства.
Ли стиснула зубы и ткнулась носом в плечо Валеры. Не хватало еще начать реветь. На самом деле внутри целая лавина боли, и стоит немножко дрогнуть плотине, как все это хлынет наружу.
Кто сделал это с тобой?
Может быть, если бы Валера задал еще один вопрос, Ли разревелась бы ему в плечо. Может быть, все сложилось бы иначе. Но Валера бодро произнес.
— Ну ничего! Спящая красавица еще проснется. Ты же еще девчонка совсем. Все будет хорошо! Пошли кофе пить?
В гуманитарном цикле Ли написала сочинение по романам Ефремова «Туманность Андромеды» и «Час Быка», сделала перевод с корейского, поговорила по-корейски с экзаменатором, а затем прослушала и записала рассказ на немецком — она выбрала для экзамена этот язык ФТА, так как в английском чувствовала себя менее уверенно. Во второй половине дня она сделала политико-экономический анализ Китая во второй половине ХХ века, рассказала о древних Афинах и о законе отрицания отрицания. Она получила десятку за языки, восемь за сочинение, десять за знание научного коммунизма и по семерке за экономику и историю.
Все последующие вечера Валера занимался с ней по своему любимому естественнонаучному циклу. Днем Ли тоже готовилась, но после занятий с Валерой стала чувствовать себя в молекулярной биологии, генетике, биохимии куда увереннее. В конце концов, она тоже помогала ему готовиться по астрофизике!
Почему-то они охотнее проводили время в комнате Валеры, чем у Ли. Может, потому, что в ее комнате не было отдельного балкона — а на балконе Валеры так удобно было сидеть вечерами обнявшись, глядя в звездное небо. Потом они переходили в комнату, целовались там.
Нравы в коммуне были довольно свободные, ограниченные только строгим требованием обоюдного желания. Ли знала, что некоторые занимаются «этим» уже лет с четырнадцати. Если не раньше. В конце концов, знания о контрацепции входили в обязательный цикл «Жизнь». Как ни странно, полная свобода отношений вовсе не приводила к повальной распущенности — большинство девочек, да и мальчиков, как и Ли, к выпуску еще оставались совершенно невинными.
Весь строй жизни в коммуне просто не оставлял много времени на сексуальные переживания, а товарищеские отношения не допускали распущенности и цинизма.
Это случилось в последний вечер перед экзаменом Ли. Они скромно отпраздновали сданный сегодня последний экзамен Валеры — по гуманитарке. Выпили по бокалу разрешенного легкого вина. Погода не позволяла сидеть на улице, шел дождь, и они уселись за письменным столом — повторить все темы по биологии, в которых Валера так хорошо разбирался.
К полуночи Ли сказала.
— Слушай, у меня мозги уже дымятся и паром выходят через уши. Я ничего не знаю! Как завтра сдам — не представляю даже!