— Я знаю, Ли. Я многое о тебе знаю.
— Что же ты не писал, не звонил?
— Не хотел навязываться. А ты чего?
— Так и я тоже!
— Ну мы даем, — они рассмеялись.
— Пойдем посидим где-нибудь. Я бы повез тебя на скутере, но лучше погулять. Погода сегодня отличная.
Скутер поставили у Эрмитажа. На углу Большой Морской обнаружилось симпатичное кафе. Не частное — денег у Ли никаких не было уже давно. А госсети «Аврора», с фигуркой легендарного крейсера над дверями. Ли понравилось бы сейчас все, что угодно, хоть забегаловка с бетонным полом и крысами, но кафе было действительно уютным: легкие столики, белые и синие тона, полосатые занавески, золотые якоря. Картинки с революционными матросами и кораблями на синей воде, под алыми флагами. Радовал и бесплатный ассортимент — веселые пирожные, блины с любыми начинками, выпечка. Ли взяла чаю с лимоном и блинов, мисочку меда. Бинх сгрузил на поднос жасминный чайничек и сухое печенье.
Работала в кафе, похоже, всего одна женщина — немолодая, в сине-белой старинной матроске. Она приветливо улыбнулась посетителям и, видя, что они справятся и сами, углубилась в свой монитор.
Кафе было автоматическим — взятые посетителями блюда тут же восполнились новыми тарелками, съехавшими по направителю из кухни. Бинх объяснил, что в последнее время число частных кафе в Ленинграде резко уменьшилось — с автоматикой никто из них не может конкурировать, ведь официанткам и живым поварам в частном секторе надо платить деньги. А вкус в госкафе ничуть не хуже.
Ли, собственно, не хотелось есть. Она жадно смотрела на знакомый птичий профиль Бинха. Тонкий нос, скулы, узкие блестящие глаза, острый угол подбородка. Он не так уж сильно изменился, наверное, корейцы вообще мало меняются с возрастом.
— Ты такая красивая стала, — сказал вдруг Бинх. Ли фыркнула.
— Я? Красивая? В форме-то?
— Тебе идет форма. Я ведь тебя в последний раз видел девчонкой. Ну в субмире, конечно, смотрел, но это не то. Теперь ты женщина, и очень красивая. Тебе еще бы волосы отрастить немного, они у тебя такие пышные были, а сейчас…
— Ну да, сейчас я как раз недавно оболванилась, — кивнула Ли и провела ладонью по светлому ежику.
— Правда, у нас тоже обычно коротко стригутся. Но не так, как в армии.
— А ты думаешь, меня примут?
— Да.
Он обмакнул печенье в чай. По-русски все-таки пьет, подумала Ли.
— У меня полтора часа, — сказал он, — всего два, но мне нужно полчаса на обратную дорогу. Тебя куда-то подвезти?
— Нет, я на метро, там недалеко. Я в абитуриентской общаге на проспекте Большевиков.
А ты совсем не изменился, Бинх. Я часто тебя вспоминала. Все время. В школе, в армии.
Он улыбнулся рассеянно.
— Теперь будем чаще видеться. Тебе повезло в какой-то мере, Ли, с местом службы. Со специальностью. Фактически они тебя подготовили к школе КБР, ты начнешь не с нуля. Ты уже опытная диверсантка.
— Я работала на связи. Связь, курьерская служба. С нашими там в южной Польше.
— Понимаю. Этого вполне достаточно.
— Хотя стрелять тоже приходилось. Особенно поначалу, с разведгруппой… — Ли замолчала. На втором месяце обучения она попала в настоящий бой. Это уже даже перестрелкой не назовешь. Банда прорвалась сквозь лазерную завесу, вывели из строя генератор.
— Они там мне сказали сразу — внешность у тебя идеальная. Я же беленькая, похожа на полячку. Язык с базового русского учится за несколько месяцев без акцента. Мне давали польские имена, и я ходила туда под легендой.
— Повезло, — повторил Бинх, — я служил в Сингапуре, там было банальное месилово, похлеще, чем с цзяофани. Авиация, артиллерия, ОВ, вакуумные… Меня тоже направили в разведку, но это была обычная армейская разведка, сбегать посчитать танки, взять языка и все такое. Вот это, — он вытянул руку и нашарил медаль на груди девушки, — за тот бой?
— Нет, это за задание одно. А за бой — вот, — она показала другой значок.
— Мне тоже в армии цацек навешали, это да. В КБР ты их не увидишь. Если и получишь когда-нибудь — надевать нельзя.
Блин оказался очень вкусным. Ли сбегала за добавкой и ела теперь потихоньку, промокая каждый кусочек медом.
— Так что у тебя хорошие перспективы в плане карьеры. Ты ведь хочешь работать в ФТА, я правильно понимаю?
— Ну конечно, это было бы интересно! — согласилась Ли, — куда интереснее, чем здесь шпионов вылавливать. Хотя здесь важнее, — поспешно уточнила она.
— Все важно. А как твои родители сейчас?
— Да нормально. Вышли из ЗИНа, живут в реа-колонии. Ищут уже работу в других городах, в Кузин не хотят. Отец будет переучиваться, у него устаревшее образование. Мать… предпринимательская деятельность ей запрещена. Но она и не рвется уже. Ищет место дизайнера одежды в Вологде, там брат живет.
Ли фыркнула.
— Они ко мне приезжали, когда их из ЗИНа выпустили. На свидание. Мать так возмущалась, что меня направили в горячую точку, на границу! Она была уверена, что это из-за них. Ну понимаешь, раз родители вроде как преступники, враги народа, то дочь закатали в такую мясорубку… Я ей очень старательно и долго объясняла, что не из-за них, что наоборот, я сама хотела именно сюда, и это по рапорту. Но самое смешное, что она и дальше это же всем рассказывает. Что злобные органы преследуют меня и послали в горячую точку, чтобы убить. Надеюсь, когда я начну сама работать в КБР, она перестанет это рассказывать.
Бинх покачал головой.
— Это, конечно, не слишком-то хорошо. А что она думает по поводу ЗИНа?
Ли махнула рукой.
— Я уже не обращаю внимания. В ЗИН ее отправили потому, что она была очень добрая, зарабатывала деньги и всем помогала. Там в ЗИНе ее все уважали, и она была самая крутая — насчет этого не знаю, конечно, может, так и было. Я спросила, как насчет нарушения законодательства — так она часа два орала, как я неправа, ведь она же эту тварь, ну работницу, из грязи вытащила. Перечисляла все благодеяния, которые делала для работниц. Я, естественно, оказалась врагом. Вообще я всю жизнь была неблагодарной тварью, в восемь лет донесла на родителей, в результате чего меня забрали в ШК, все детство над ней издевалась, эгоистка, инда. Я уже родилась индой! Потому что ей там какой-то разрез делали во время родов. В общем, тяжелый случай. Я чуть не застрелилась после их отъезда, и не горю желанием снова увидеться.
Бинх внимательно смотрел на нее.
— Все будет хорошо, Ли.
Они гуляли вдоль Невы, глядя на большие и малые корабли. Ли рассказывала, потому что Бинху можно было рассказать все. Или почти все. Он сам спросил о Валере и о том, поддерживает ли она теперь с ним отношения. Ли вздрогнула.
Ей было очень трудно рассказать об этом. Сначала — то письмо, год назад. Как раз когда она отлеживалась после ранения, и думала, что теперь-то уже все хорошо, и теперь она точно будет жить замечательно, она выжила, она знает цену жизни, теперь ей каждый вдох будет доставлять удовольствие…
И то письмо. Он не виноват, конечно — он же не знал, что происходит с ней прямо сейчас. А сообщить было нужно. Он cмущенно улыбался ей с экрана и говорил тихо. Ему тоже шла форма. Его направили служить в тихое место, в Узбекистан. Он там осваивал методы биозащиты.
Валера встретил девушку по имени Халима. Она работала у них на биостанции, куда и он приходил частенько. У Халимы уже было профобразование биолога, и она тоже училась в ШК — интеллигентная, интересная девушка. Валера просил прощения. Говорил, что в общем-то, наверное, они все равно не подходят друг другу. Ничего бы не получилось. Он был прав, Ли часто думала об этом. Письма от него приходили редко, и взаимопонимания в письмах как-то не было. А было ли оно раньше? С ним было весело, легко, приятно. Но — и все, пожалуй.
Нет, Ли не так уж переживала. Она и сама за год многое передумала и не была уверена, хочет ли продолжать эти отношения. И все равно, особенно из-за этой раны, она была слабой, и по ночам то и дело лезли мысли — какая она, эта Халима? Уж точно не спящая красавица. Бойкая, наверное, кокетливая, в сексе все умеет. Потом вспоминались теплые крупные руки Валеры, его проникновенный голос, и нестерпимо ныло сердце.
А еще через полгода пришло новое письмо, на этот раз от командира части. Валера служил в спокойном месте, где в общем-то ничего не случалось. Не лезли через границу диверсанты, не прилетали случайные снаряды.
А тут в соседнем кишлаке началось восстание — вернулся кто-то из прежних собственников, собрал банду, вооружил…
Восстание быстро подавили. А Валера погиб от осколков — машину, в которой он ехал, обстреляли из гранатомета. Всего один погибший и трое раненых. Мелочь на войне. Надо радоваться, что такие небольшие потери.
— Он убит, Бинх, — сказала Ли, — это дикость. В тихом, спокойном месте, далеко от границы. Убит — там у них был какой-то мятеж. Ты знаешь, это так дико! На самом деле отношений между нами уже не было, мы разошлись еще раньше. Мы с ним очень разные люди, Бинх. Но я никак не могла понять — что за бред? Я тут каждый месяц за речку хожу, мне в принципе погибнуть — раз плюнуть. А он… он ведь вовсе не хотел на войну. Он хотел быть ученым, биологом. И он бы стал, он умный. Выяснял бы на атомарном уровне, как биомолекулы работают. Может, открыл бы средство, как стать бессмертными. Или ускорил бы работу мозга, так что мы все стали бы сверхлюдьми. Он хотел просто жить. Пел так хорошо, талантливый был. Музыку хорошую писал. Хотел детей, семью… А его из гранатомета.
— Война, мать ее за ногу, — пробормотал Бинх, — это все война.
— Да когда же это кончится? — спросила Ли, — когда же мир-то на земле наступит, сколько можно?
Бинх остановился. Взглянул на шпиль Адмиралтейства вдалеке, прищурил без того узкие глаза.
— Да, война — это болезнь человечества, симптом болезни. Она должна пройти. И мы будем над этим работать.
В части, по правде сказать, не хотели отказываться от Ли и сильно предлагали остаться на сверхсрочную. Ли подумывала так и сделать, и даже пообещала вернуться, если ее не примут в профшколу КБР. Ведь еще надо тесты пройти. Собеседование, анализ рекомендаций и школьного аттестата. Тесты были особенно сложны и длились почти неделю — Ли даже не подозревала, что существ