— Ну политики же обязаны создавать рабочие места, — пожала плечами Леа, — это суть современного государства. Обеспечить всех работой.
— И в наше время так говорили, но теперь это дошло до абсурда — потому что работа почти бесплатная! Зачем создавать такие рабочие места? Тем более, в мире, где уже существует базис. Раньше, когда-то давно, считалось, что люди делают на работе что-то полезное. И за это получают деньги. Сейчас людей заставляют ходить на работу, делать там бесполезные вещи — потому что роботы сделали бы это быстрее и лучше, и не платят за это денег! Кому это нужно и для чего? Что это за священная корова такая — рабочее место, почему на него надо молиться? На возможность бесплатно или за смешную сумму бегать целый день, ломать спину и ноги? Почему правительство просто не перестанет создавать эти места и не даст людям возможность жить, как они захотят? Пусть на небольшую сумму…
Леа глянула на Рея, и вдруг ощущение барьера снова едва не свалило ее. Почему? Разве она слышала раньше что-то подобное? Вообще надо бы с этим барьером к психологам обратиться, но разве им можно доверять?
Раньше это ощущение было очень редким, а сейчас — почти постоянным.
— Как и многие, ты все время рассматриваешь двух участников событий — народ и правительство. Но забываешь, что прибыль от того же вашего Гамазона получает вовсе не правительство… есть еще третий участник игры, и он на самом деле — самый важный в этой ситуации, потому что правительство работает на него.
— Инвестфонды, что ли? — задумался Рей.
— Не сами фонды, а частные лица, которым принадлежит капитал. Вот тот самый, который они вкладывают в фирмы — пусть опосредованно, через акции, через инвестфонды — и получают за это прибыль. Фирмы должны приносить прибыль. Для этого они должны не только производить продукцию, но и продавать ее. А кому продавать — ведь в ЗР давно уже никто физически не способен ничего купить. Только тем же самым рабочим и безработным в Федерации. Ну и небольшой части богатых — но она слишком невелика, чтобы создать достаточный спрос на массовую продукцию…
Леа говорила, сама себе удивляясь — ей казалось, что она цитирует какую-то прочитанную в детстве книгу… Но ведь все логично и совершенно верно. Правда, она давно об этом не задумывалась.
— Теперь представь, что на фирмах работают только роботы. Производство почти ничего не стоит, крайне низкая себестоимость. Казалось бы — продай эту уйму продукции хотя бы по низким ценам, и ты обогатишься. Но кто будет ее покупать даже по низким ценам — ведь раз люди не получают зарплату, то денег у них нет. Их едва хватает на еду — или нет вообще, как в ЗР.
— Но почему бы не дать людям базис побольше, чтобы повысить их покупательную способность? — удивился Рей. Леа усмехнулась.
— А откуда берутся деньги на базис?
— Из налогов, вестимо.
— А налоги откуда? Ведь их платят те же фирмы, и получается, если они не смогут производить прибыль, так как не смогут продать свой товар, произведенный роботами — то о каких налогах речь? Так что если на фирмах поставить только автоматику — то все они очень быстро разорятся, ведь в автоматику вложены огромные деньги, их даже окупить не получится, потому что продукцию будет некуда продавать. И нельзя будет заплатить налоги — и государство не сможет вложить деньги ни в базис, ни в науку, ни в образование и медицину… Все рухнет, понимаешь? Вообще все. Раньше рабочие боялись машин, потому что те отбирают рабочие места. А теперь машины могут принести смерть всей экономике! И не потому, что станут интеллектуальными и захватят власть — а потому, что будут слишком эффективными!
— О майн готт, — пробормотал Рей, — а ведь и правда! Мне это и в голову не приходило!
— Вот-вот. И потому вся нынешняя система совершенно искусственна! Построена на негласном договоре между владельцами производства и государствами: автоматизацию производства надо сдерживать! Объясняется все это заботой о людях и созданием рабочих мест! Они же совершенно откровенно говорят, что да, заботятся, создают рабочие места, ах, какая у нас низкая безработица! В ЗР только 10 процентов людей имеют работу, а у нас — почти все! А по факту это не забота о людях, а именно сдерживание автоматизации любой ценой. Если же ее перестанут сдерживать, мир погрузится в хаос! Кстати, есть и другие признаки полной искусственности нынешней экономики — например, высокие цены. Раньше цена являлась выражением труда — сколько в среднем требовалось работы, чтобы произвести товар, столько он и стоил. А сейчас бешеные деньги от нас требуют за копии игр, интерэков, музыки, книг, хотя эти копии не надо производить вообще, только отдать словесный приказ. Все цены в нашем мире созданы искусственно. Это уже не рыночная экономика, ее существование при таком уровне автоматизации невозможно. Восстановить ее больше нельзя! Это искусственная, псевдорыночная, нежизнеспособная экономика. Вот так и живем, Рей…
Он молчал, обхватив руками голову.
— Слушай, а откуда ты знаешь все это? — спросил он, — я имею в виду… извини, но я просто поражаюсь твоему образованию, твоим интересам. Ты же не училась… ну вряд ли в профшколе домашних помощниц учат экономике, политике, литературе! Даже вон в медицине разбираешься.
Леа беспомощно пожала плечами.
— Я же говорю, много читала в детстве. У дедушки была библиотека.
Но ощущение барьера снова ударило ей в мозг.
— Но ведь никакой альтернативы тоже нет, — уныло произнес Рей, — ты говоришь, все так плохо… Но что делать-то? Иначе вообще — война, хаос или тоталитаризм.
— Альтернатива есть, — услышала Леа себя словно со стороны, — конечно, она есть. Экономика, построенная не на прибыли. Выражением произведенного могли бы стать не деньги, полученные за продажу товара, а сам товар. Удовлетворение потребностей людей. Предположим, одно автоматическое предприятие производит пищу для всех — ведь хватило бы и на ЗР, на всех бы хватило! Другое — шмотки, третье — обувь. Четвертое — оборудование для первого предприятия… И так далее. И все — все обеспечены, никаких рабочих мест создавать не надо искусственно, все сыты и довольны. А так как заняться людям нечем, то можно, например, заняться образованием, наукой, полететь в Космос, очистить Землю от мусора, обеспечить каждому инвалиду и каждому ребенку идеальную жизнь, да и вообще со временем вылечить всех инвалидов… В общем, не создавать рабочие места, а просто работать. Делать что-то полезное.
— Утопия какая-то, — иронически проворчал Рей.
— Да не такая уж и утопия… если посмотреть, в каком бредовом мире мы живем, такой вариант кажется куда более естественным и нормальным.
— Но этот мир же не переделать, — буркнул Рей, — я вон пытался свои деньги вернуть — и то не получилось ничего.
— А может быть, и можно переделать, — возразила Леа, — ведь все, что для этого нужно — забрать собственность из частных рук и все отдать людям. Обществу в целом.
— Но это опять война! А планета и так уже не в лучшем состоянии, как я понял.
— Война, видимо, неизбежна, — с горечью ответила Леа.
Опыты между тем продолжались. Однажды Лее снова ввели лекарство и привели в небольшую комнату с очень низким потолком — Леа легко могла бы достать до него рукой, но под потолком была проложена частая металлическая сетка, по углам подозрительные электрощитки. Леа подумала, что лучше уж эту сетку не трогать. Она уселась на кушетку и стала ждать.
Через несколько минут в глазах появилась серая пелена. Лею предупредили, что будут нарушения зрения, и это не опасно, так что страха не было, девушка закрыла глаза и сидела спокойно. А потом в ее лицо дыхнул свежий ветерок.
Леа встала. Никакой кушетки не было — деревянная грубая скамейка с облупившейся когда-то голубой краской. Под ногами — зеленая трава. Вокруг тихо шумел листвой сад, и малиновки пересвистывались в ветвях. Пахло зноем, немного — яблоками и хвоей. Леа сделала несколько шагов вперед. Кстати, и никакой пижамы больше нет — короткие белые шорты, синяя майка.
Разум бился в истерике, силясь что-нибудь понять. Я заснула, подумала Леа. Меня как-то перенесли сюда. Она присела на корточки, погладила шершавые, прохладные травинки. Может, это виртуальность? Но нет, мечты о некоей «матрице» не сбылись, ни одна компьютерная система не дает эффекта полного присутствия. Невозможно создать виртуальную реальность так, чтобы мозг полностью перестал воспринимать окружающее.
Спелые яблоки над головой манили, Леа ощутила кисло-сладкий свежий вкус, побежала слюна. Девушка протянула руку за яблоком и, срывая его, ощутила легкий укол в пальцы. Совсем легкий. Яблоко не хотело покидать ветку, Леа покрутила черенок — в пальцы снова что-то ощутимо ударило. Что это может быть? Наконец она сорвала яблоко и погрузила зубы в хрустящую свежую мякоть. Пошла к реке, присела на берегу, наблюдая планирующих над водой стрекоз. Что же это за местность такая, черт возьми? Леа встала. Выйти из сада, посмотреть, в чем тут дело. Где она находится. Девушка решительно зашагала к просвету за деревьями — и внезапно резкий удар отбросил ее назад. От боли и неожиданности Леа вскрикнула.
Леа вытянула руки вперед. Ну да, невидимая стенка в прозрачном весеннем воздухе меж стволов. Невидимая, на ощупь холодная, каменная и покрытая каким-то лаком. Леа пошла вдоль стенки, ощупывая ее. Странно, но деревья росли либо за невидимой стеной, либо перед ней, но не пересекали границу. Недалеко от скамейки Леа нащупала прямой угол — здесь стенка загибалась.
Минутку, но ведь она и была в небольшой камере, когда все это с ней произошло. Логично предположить, что эта стена — стена подземного зала, и никуда Леа не делась из комнаты. Но что же это значит — что вокруг абсолютно реальный виртуальный мир? Матрица без всяких компьютерных приспособлений? Как же они добились этого?
Леа присела на скамейку. Собственно, почему она решила, что без приспособлений? Все новые медикаменты выпускаются на наноносителях. Некогда разрекламированные нанотехнологии не преобразовали жизнь, но кое в чем оказались весьма полезными — например, в фармакологии, точная целевая доставка лекарства к поврежденным клеткам сделала возможной терапию рака и прочих болезней, ранее считавшихся смертельными.