Она и себе комнату выбрала не по принципу какого-то особого расположения или удобства, а для того, чтобы не подниматься наверх. Одной-то!
Теперь, похоже, нужна перепланировка.
— Ромашка, тебе наверху никакая комната не приглянулась?
Мальчик задумался, даже лоб наморщил.
— Приглянулась, — кивнул, — такая большая, с телевизором.
Это была вторая гостиная наверху.
— Считаешь, она для спальни не великовата?
Он пожал плечами:
— Зато телевизор есть.
— Так ведь когда ты спишь, то телевизор не смотришь? — осторожно поинтересовалась Наташа.
— А если не спится? — резонно ответил он.
Надо почитать, существует ли детская бессонница. И если есть, то как ее лечить.
— А часто бывало, что ты не спал?
— Бывало, когда страшно становилось. — Мальчик судорожно вздохнул, как всхлипнул.
— У тебя была своя комната, детская?
— Я спал в бабушкиной комнате. Она там жила, а потом умерла…
И она еще ругала себя, что на время оставила Рому с Кингом! А вот оставить ребенка в комнате покойницы — до такого надо додуматься! Наташа решила, что сегодня вопросов о страшном больше задавать не стоит. Как-нибудь потом, когда ребенок успокоится.
— А как ты посмотришь на то, что мы будем спать в одной комнате? — спросила она, повинуясь какому-то внезапному озарению.
— Как в скаутском лагере? — оживился Рома.
— Почему — в лагере? — удивилась Наташа.
— Мне Витя говорил, соседский мальчик. Он на лето ездил. Дети спят в одной комнате и перед сном друг другу всякие истории рассказывают!
— О, на истории я мастер! — похвасталась Наташа, незаметно подкладывая Роме еще одну котлету.
Одной проблемы, кажется, у нее точно не будет. Мальчик в еде не капризен и ест все, что ему дают.
Выбрали они для себя комнату, которая всего два года назад была супружеской спальней. С тех пор как муж с ней развелся, Наташа здесь ни разу не спала.
Из соседней комнаты они вдвоем — Рома вызвался помогать, и Наташа не стала возражать — выкатили кресло-кровать и поставили его рядом с огромным двуспальным ложем. А небольшую комнату для гостей решили считать детской, куда поместили первые игрушки Ромы — Кивина и черепаху.
— Я на ней буду отдыхать, как на подушке, — сказал Рома, устраивая игрушку на пушистом ковре. — Как будто она везет меня по морю.
Львенка Рома взял с собой в спальню и, надев на руку, слушал Наташину сказку. Потом, когда он заснул на середине повествования, она осторожно убрала игрушку под его подушку.
Теперь над его кроваткой все время горел небольшой ночник, и Наташа, привыкшая спать в темноте, не сразу к нему привыкла.
Олеся Евгеньевна давно ушла, а Наташа все стояла у окна, прижавшись лбом к холодному стеклу, вспоминала вчерашний день и мальчика, так неожиданно вошедшего в ее жизнь. И вдруг поняла, что именно второй день не думает о себе как об одиноком человеке. Она опять стала говорить «мы», причем это местоимение подразумевало и Кинга, хотя до того он все-таки существовал как-то отдельно от нее. Все-таки животное не заменит человеку человека.
За окном поднялся ветер, и она видела, как Ирочка Сеначина вывела детей на веранду, а не во двор. С неба стала срываться пороша, и стекло слегка позванивало от колючих снежинок, которые начинающаяся зима все щедрее бросала на землю.
«Надо немедленно купить Роме куртку», — решила Наташа.
Она быстро собралась и заглянула в музыкальный салон, куда воспитательницы теперь завели детей, а Олеся Евгеньевна как раз усаживалась за пианино.
— Я через часок вернусь, — сказала она Сеначиной.
— Наталья Владимировна, а сказку?.. — заметив, что она одета, заныли дети.
— Как обычно, перед сном, — пообещала Наташа. — Я ненадолго.
Она обращалась ко всем детям, но знала, что более всего это адресовано тревожному взгляду Ромы, который, видимо, боялся, что она, как и его мать, вдруг уйдет и не вернется.
Наташу продавщицы встретили как родную.
— Постоянным покупателям — скидки, — весело сказала одна из них, оглядывая Наташу каким-то новым взглядом.
«Кажется, мое инкогнито уже не тайна», — мысленно пошутила Наташа. А вслух сказала:
— Мальчика, которого я вам вчера приводила, нужно потеплее одеть.
— Знаете, — сразу оживилась вторая продавщица, — у нас осталась теплая куртка как раз на него, канадская, но с небольшим дефектом…
— Их расхватали сразу, — словно извиняясь, объяснила другая. — У нее всего-то слегка отпоролась подкладка. Хозяин уценил ее на двадцать процентов.
Они были правы, куртка выглядела по-королевски, и Наташа подумала, что надо всего лишь зайти в ателье поблизости, где этот самый дефект устранят.
— А в отделе игрушек, между прочим, есть детские электронные приставки, — заворачивая куртку, сообщила ей одна из девушек. — Совсем недорого.
— С небольшим дефектом? — предположила Наташа.
— Нет, игрушки — таможенный конфискат. На границе партию арестовали, а у нашего директора в тех краях знакомство…
— Далеко те края?
— В Мурманске.
Купила она и приставку, и меховую шапочку, и собралась было приобрести санки, но, поймав себя на этом, рассмеялась: ей оставили ребенка на две недели!
В хорошем настроении она вышла из магазина, увешанная пакетами, и, уже сходя с последней ступеньки, вдруг уперлась в чью-то мужскую грудь.
Она подняла глаза и увидела знакомый синий взгляд главного розыскника района.
— Здравствуйте, Наталья Владимировна, — сказал он ей голосом Чеширского кота и с такой же ехидной ухмылочкой. — Как говорится, на ловца и зверь бежит.
Федор Михайлович Михайловский стоял перед ней собственной персоной.
— А чего этот ловец раньше времени из отпуска является? Не терпится свести на нет преступность в районе?
— Интересно, — протянул он, поддерживая Наташу за локоть в ее продвижении к машине, — а откуда рядовые граждане Ивлева могут знать, когда у оперов кончаются отпуска?
— Не у всех оперов, а у одного, самого главного.
— Иными словами, вы меня разыскивали? Зачем?
— Но и вы меня ловили, не так ли?
— Не то чтобы ловил, а хотел с вами побеседовать. И даже, рискуя жизнью, пробрался сегодня на ваш участок, чтобы взглянуть на входную дверь… Кстати, что это вы накупили в «Детском мире»? Игрушки для своего детсада? Вам некого посылать с такими поручениями?
— Не понимаю, чего вы веселитесь, — сказала Наташа, открывая машину и сгружая покупки на сиденье. — В вашей жизни случилось что-то хорошее?
— Случилось, — кивнул он. — Я кое от чего освободился. А в вашей?
— А я кое-что приобрела. Но чтобы не говорить загадками, уточню: у меня появилась возможность заботиться о другом человеке.
— И кто же он, если не секрет?
— Некий Рома Гриневич четырех лет от роду.
— А я уж думал, вы опять вышли замуж за кого-то из местной мафии… Послушайте, Наташа, давайте посидим с вами в «Трех поросятах»? Я вас приглашаю…
— Чтобы допросить в приличной обстановке? — уточнила она.
— А вам хочется прийти по повестке?
— Мне кажется, на то, чтобы прислать мне повестку, у вас нет повода.
— Был бы человек, Наталья Владимировна, а дело сошьется.
— Странное у вас приглашение, — продолжала упираться Наташа, хотя ей самой нужно было поговорить с Михайловским. — Ну хорошо, давайте встретимся в ваших «поросятах»… в три часа дня.
— Заметано, — согласился Федор.
— Вас не подвезти? — спросила Наташа.
— Спасибо, мне тут рядом.
Он отступил в сторону, давая ей возможность выехать со стоянки.
Глава 17
Мы с Ольгой взяли из машины венок, прошли с ним в хвосте скорбной процессии. Положив его к другим венкам, остановились не у самой могилы, а за спинами родственников. Так, чтобы иметь возможность шепотом переговариваться, не отвлекая других.
— Здесь из бывших гостей четверо, — шепнула Ольга. — Супруги Гавриловы и супруги… Черт, фамилию доктора мы тоже не знаем.
— Да какая разница! — прошипела я. — К Гавриловым мы и так идем в гости, а доктора попробуем взять.
— С женой?
— Жену мы оставим на закуску.
Кто-то незнакомый нам произнес речь насчет талантливого и всеми любимого человека Леночки Быстровой. Заговорила и Галя Гаврилова. О том, как она любила покойную и как будет всем, кто Лену знал, ее не хватать.
Мы с Олей слушали вполуха.
— Видишь, мать Елены не рыдает, а только пару раз глаза промокнула, вот и все горе.
— Далеко не каждый человек свое горе выносит на всеобщее обозрение, — заметила я.
И в это время возле нас разгорелся нешуточный семейный скандал. То есть люди говорили злым шепотом, почти не разжимая губ, но мы, невольные свидетели, слышали каждое слово.
— Как же ты теперь без своей любимой сестрички будешь, без этой змеи, которая вползла в нашу семью? — сказала Инна Викторовна, жена великого хирурга.
— Прекрати! — попытался прикрикнуть на нее Павел Яковлевич, правда, все тем же шепотом, который, видимо, не давал нужного эффекта.
— Где ты теперь будешь пропадать ночами, рассказывая небылицы про какие-то тайные операции?
— Дура! — не выдержал хирург. — А откуда, ты думаешь, у тебя тряпки, и драгоценности, и долларовый счет, и прочее…
— Ну да, это твоя Леночка оперировала, а ты у нее ассистентом был!
— Оперировал я, но обо всем договаривалась она. И теперь, без нее, тебе придется здорово урезать собственные аппетиты…
— Шлюха! Дрянь! — не хотела слушать мужа Инна Викторовна.
Павел Яковлевич досадливо крякнул, оглянулся в последний раз на разверстую могилу, в которую уже опустили гроб, и быстро пошел прочь.
— Догоним? — спросила я одними губами.
— Догоним, — кивнула Ольга. — Только догоняй ты, мне все-таки тяжело бегать. Смотри, меня здесь не забудь.
Забудешь ее, как же!
Мне и в самом деле пришлось ускорить шаги, потому что разгневанный доктор мчался на всех парусах. Правда, имея двадцать лет форы, я все же его догнала.