Кастиэль надеялся увидеть какое-нибудь строение, оставшееся от предыдущих землевладельцев – ветхий дом, ангар, любое здание, которое уцелело и могло служить укрытием в течение последних пятидесяти лет. К сожалению, тут были только строящиеся дома и деревья. Оставив машину около вагончика, Кастиэль продолжил путь пешком, прихватив фонариком, чтобы светить под ноги. Он сошел с песчаной дороги и направился к деревьям. Вдруг среди них обнаружится незаметная, заброшенная сторожка из некрашеных бревен.
Он полез на первую кучу земли, с трудом удерживая равновесие на осыпающемся песке и узловатых корнях. Прикладывая усилия, чтобы не сползать, Кастиэль добрался до вершины и осветил выкорчеванный кустарник с другой стороны. Там и здесь из песка торчали сломанные ветви, будто прорастали под странными углами. Одни были темными, другие давно высохшими, с содранной корой, некоторые были совсем рядом и казались неестественно светлыми – наверное, это ветки белого клена.
Кастиэль уже хотел спуститься и углубиться в кустарник, как у него зазвонил телефон. Он думал, что это Дин или Сэм, но встревоженно нахмурился, услышав отчаянный голос доктора Хартвелл.
– Вы просили позвонить, если случится что-нибудь странное! – выпалила она. – Так вот, что-то странное происходит прямо сейчас.
«Клэр!»
– Хлоя? Она в опасности?
Кастиэль поспешил обратно к «Линкольну», снова злясь, что не может просто перенестись туда, где нужен.
– Хлоя и Оливия, – поправила доктор Хартвелл. – Во время родов обе впали в коматозное состояние. Насколько я понимаю, одновременно. Так не бывает.
– Расскажите подробно, – Кастиэль распахнул дверь машины.
– Шли роды, все было нормально. Потом, пока я проверяла, как дела у Хлои, она начала кашлять и давиться, а ведь у нее во рту было только несколько стружек льда. Едва я успела убедиться, что дыхательные пути чистые, как ворвалась одна из медсестер и сказала, что Оливия давится. А потом я увидела на шее Хлои синяки.
– Синяки?
Кастиэль завел «Линкольн», развернулся, выехал на заасфальтированную дорогу и направился к выезду из «Ковентри-Кроссинг».
– Я не могу это объяснить, – проговорила доктор Хартвелл. – Как будто невидимые руки душили ее прямо здесь, на кровати. У Оливии такие же синяки. И минуты не прошло, как она закатила глаза и потеряла сознание. С тех пор она ни на что не реагирует. С Оливией произошло то же самое в то же время. На раздражители они не реагируют. Хуже того, сердцебиение постепенно замедляется.
– А странную женщину никто не видел?
– Кого?.. Нет! Ее никто не видел, и в родильных палатах она уж точно не появлялась.
– А что с детьми?
– Роды словно… я слов не подберу, – растерянно проговорила она. – Замерли. Как будто кто-то поставил их на паузу. Схватки прекратились. Дети, кажется, в порядке, но я не знаю, сколько еще можно ждать, прежде чем на придется делать кесарево.
– Ясно, – мрачно проговорил Кастиэль.
Он подался вперед, проверяя движение на шоссе, потом погнал автомобиль вперед.
– Что это? – спросила она.
– Боюсь, я не понял вопрос.
– Мои пациентки! – в отчаянии воскликнула доктор Хартвелл. – Что за чертовщина творится с моими пациентками?
– Не знаю. Но я уже еду, – ответил Кастиэль.
Чтобы ни собиралась сделать понтианак, в ее действиях было что-то новое и совершенно неожиданное. Намерения ее определенно были плохими, но при этом оставались загадкой.
Он мчался к «Центру материнства», обгоняя другие машины, несмотря на то, что рисковал привлечь к себе внимание полиции. В этом случае он полагался на фальшивое удостоверение ФБР, хотя и не собирался съезжать к обочине, чтобы показать его. Кастиэля больше беспокоила мысль о том, что он сможет сделать в «ЦМЛ», чего не может профессиональный врач.
Телефон снова зазвонил.
Напряженно глядя на дорогу, Кастиэль ответил, не глядя на экран и предполагая, что это доктор Хартвелл.
– Доктор, что…
– Кас, это Дин. Где ты?
– Пришлось уехать из «Ковентри-Кроссинг». В «ЦМЛ» чрезвычайное происшествие.
– Какое?
Кастиэль быстро пересказал то, что узнал от доктора Хартвелл.
– Забудь, – велел Дин. – У меня тут дело посерьезнее.
Кастиэль в этом сомневался, ведь на кону стояли четыре жизни.
– Дин, я не…
Дин рассказал про звонок Малика.
– Ты должен успеть прежде, чем она причинит вред Малику или ребенку.
– Но четыре жизни…
– Кас, ты им не поможешь, – перебил Дин. – Без полной благодати ты никого не исцелишь. – Он помолчал немного, а когда Кастиэль не ответил, продолжил более сочувствующим тоном: – Ты в силах помочь Брианне. А если то же случится с другими молодыми мамами? Кас, происходит что-то важное. Мы с Сэмом, кажется, нашли логово. Мы остановим ее, но ты должен помочь этим людям. Предоставь доктору Хартвелл заботиться о ее пациентках.
Кастиэль вздохнул.
– Дин…
Он представлял себе Клэр в опасности, Клэр в коме. Клэр медленно умирает, а он не может помочь. Но Хлоя – не Клэр. А даже если бы Клэр действительно лежала без сознания на больничной кровати, в своем нынешнем состоянии Кастиэль не смог бы ей помочь. Дин был прав. Перед его звонком он думал о том же. Если он поддастся эгоистичному желанию вернуться в клинику, он никому не поможет.
– Ты же знаешь, что я прав.
После долгого молчания Кастиэль тихо проговорил:
– Да.
– Отлично, – отозвался Дин. – Вот адрес Гринов.
На следующем перекрестке Кастиэль проехал через заправку, напугав работника, метнулся на поперечную улицу, на светофоре свернул налево и поехал в обратную сторону.
На незастроенном участке «Ковентри-Кроссинг», за желтой строительной техникой и горой земли, на которой недавно стоял Кастиэль, освещая фонариком тьму за поваленными деревьями, белые ветки, торчащие под странными углами, зашевелились. Ветви судорожно дергались, высвобождаясь из путаницы корней и травы, из-под холодной тяжести песка и камней. Теперь это уже были человеческие руки и ноги. Из грязи показались сгорбленные спины и бледные лица – покрытая пятнами плоть, туго обтягивающая сломанные челюсти и разбитые черепа. Пять иссохших тел распрямились, обнажив раздутые животы. Пять молодых женщин, убитые в расцвете сил и погребенные в неглубоких могилах пятьдесят лет назад, восстали из мертвых, услышав настойчивый зов. Упорно, в гробовом молчании они пробирались через кучи земли и поваленные деревья. С каждым мучительным шагом срастались сломанные кости, прорехи в сухой плоти затягивались, пока они не стали вновь похожи на тех молодых женщин, какими были когда-то, а не на скелетоподобные останки, в которые превратились за полвека.
Вслед за восстановлением началось преображение: ногти удлинились и стали толще, превратившись в когти, зубы сделались клыками. Они откликнулись на зов, когда в них возникла нужда, и за это им даровали второй шанс. Гнев ядом растекался по их уже нечеловеческим венам. Перерожденные в мстительных хищников, они больше никогда не станут жертвами.
Глава 29
Гэри Атертон стоял в коридоре перед детской. Дениз положила Габриэля, накормленного, чистого и, наконец, заснувшего в кроватку. Слабая головная боль пульсировала во лбу – признак недосыпа. Когда Гэри удавалось задремать, ему снился свежий кофе. С кофеином. Иногда ему казалось, что он держится на ногах исключительно благодаря кофеину.
Они с Дениз пытались завести ребенка и в двадцать лет, и в тридцать, но ничего не вышло. И тогда они решили: пусть природа возьмет свое. Или не возьмет. Если не им суждено иметь детей, они не будут форсировать события. Когда Дениз исполнилось сорок, они смирились с приговором судьбы: бездетность. А через три года, когда они уже давно оставили мысль о том, чтобы провести еще одно поколение Атертонов через жизненные сложности и невзгоды, Дениз забеременела. Им обоим пришлось как-то уместить эту новость в голове. Устоявшаяся жизнь полностью изменится, и на все это у них девять месяцев. Вернее, когда они полностью все осознали, уже оставалось восемь. И хотя дух был крепок, как никогда, тело справлялось не всегда.
Гэри старался не задумываться о далеком будущем. Мысль о том, что ему будет примерно шестьдесят, когда сын окончит старшую школу, не помогала менять ему памперс в три часа ночи. Дениз, разумеется, была настроена более оптимистично. Она призывала жить сегодняшним днем, говорила, что маленький сын поможет им не стареть душой. Но Дениз всегда была оптимисткой, за это Гэри ее и любил. Он готов был согласиться, что стакан наполовину полон, но понимал, что вода испаряется, а стакан хрупок. Он был старше Дениз почти на четыре года, и более богатый жизненный опыт вынуждал его проявлять некоторый скептицизм. Но он любил Дениз и маленького Габриэля. А раз так, что плохого может случиться?
Дениз вышла из комнаты и прикрыла ее так тихо, что Гэри даже не услышал щелчка. Габриэль спал. Гэри раздумывал, чего ему хочется больше – подремать или выпить гигантскую кружку кофе. Лучше всего было бы спать, пока кофе поступает прямо в вену, однако ни он, ни Дениз не обладали достаточной медицинской подготовкой, чтобы соорудить капельницу с кофе.
Дениз улыбнулась ему и прошептала:
– Кресло-качалка сработало безотказно.
– Надо поставить по одному в каждой комнате, – тихо согласился Гэри.
Они направились к лестнице. Гэри остановился на ступенях и оглянулся на жену.
– А знаешь, что еще?..
Дениз стояла над ним, ее веки трепетали, а глаза закатились, обнажив белки.
– Дениз, что?..
Она заскрипела зубами:
– Ублюдок!
– Что?!
И тут она его толкнула.
Он падал спиной вперед, попытался схватиться за перила, но не смог – рука, вывернувшись, застряла между балясинами, потом освободилась, и он покатился вниз. К счастью, ступени были покрыты толстым ковром, который смягчил падение.
– Дениз! Какого черта?!
С искаженным от ярости лицом она слетела вниз по ступеням.