– Да знаю я. Как они с женой ругались, чуть не вся станция слышала – у палаток стены-то тонкие. Не пойму только, то ли она помешалась окончательно, то ли, наоборот, прояснилось у нее в голове. Она так страшно кричала на него: «Где ты похоронил нашего сына? Куда ты его дел, гад, убийца?» А потом он на поверхность ушел.
– Не выдержал, видно. Однако пора бы ему и вернуться. Уже утро наступает, а его до сих пор нет.
– Придет, наверное. Так уже бывало – он к утру не возвращался, а на следующую ночь приходил. Удачливый он. Только что-то последнее время ему не везет.
Хват так и не вернулся – ни на следующую ночь, ни через неделю. А спустя еще неделю его жена умерла в лазарете. Перед смертью она бредила, звала то мужа, то сына.
Начальник охраны станции Краснопресненская задумчиво смотрел на лежащую перед ним бумагу. Уже третью неделю он не мог решить, что ему делать с этим документом.
«Секретный рапорт сталкера Ганзы Соленого. Вышел с Краснопресненской. В Зоопарке, как всегда, неспокойно. Удалось разведать территорию вплоть до Планетария. Обнаружил в нем гнездо пауков. Решил его выжечь, так по мне какой-то чудик стрельбу открыл вместо того, чтоб помочь. Ну, пришлось и его заодно успокоить. Не знаю, кто он такой и чего ему от меня надо было. Хотел обыскать тело, но набежали мутанты из Зоопарка, пришлось спешно уходить. Считаю дальнейшие поиски в том направлении бесперспективными, собираюсь в дальнейшем обратить внимание на окрестности Новинского пассажа».
Начальник потребовал к себе заместителя и спросил:
– Что там за историю ты рассказывал – насчет пропавшего сталкера с Баррикадной?
– Двух сталкеров, – уточнил заместитель, который непонятным образом ухитрялся быть в курсе всего, что происходило на близлежащих станциях. – Сначала у них стажер пропал, потом опытный сталкер – с промежутком в неделю примерно.
– И что думаешь об этом? – пытливо спросил начальник.
– Что ж тут думать, – понимающе улыбнулся заместитель, – Зоопарк рядом. Малейшая оплошность – и все, привет родителям.
– Да, – успокоившись, вздохнул начальник охраны, – тут нужна бдительность и еще раз бдительность.
И, когда зам ушел, кинул рапорт в печку на растопку.
Игорь ОсиповСлепой
Тяжело быть непохожим на других… Тем более, если непохожесть заставляет чувствовать себя ущербным.
Еще страшнее стать непохожим на других, шагнув дальше остальных по лестнице эволюции. Ведь там еще никто не бывал…
Он всегда ненавидел такие моменты – с самого детства. Когда зрение выключалось, Савелий чувствовал себя совершенно беспомощным. Хотя его всегда окружали звуки, множество звуков. Это было единственным источником, откуда его изголодавшийся мозг мог получать информацию. И он жадно впитывал звук, собирая в знакомую картинку, дополняя запахами и, по возможности, пробуя предметы на ощупь. Как же доктор называл болезнь? Гемералопия. Название звучало как заклятие, наложенное на него страшным волшебником. В детстве он именно так и считал. И, наверное, неделю пытался выучить это корявое слово и еще столько же – проговорить без ошибки. Предполагая, что если он его произнесет правильно без запинки десять раз подряд – это его расколдует. А то, что по-другому этот недуг называется куриная слепота, совершенно не удовлетворяло его детское любопытство. Он не знал, что такое курица и чем это создание провинилось, чтобы ее так наказали, как, собственно, и не знал, в чем виновен он сам. А то, что он тогда услышал из объяснений врача маме о наследственности и экологии, окончательно его запутало.
Так как рос он на благополучной станции, на которой, по меркам нового мира, недостатка в освещении не было, особого дискомфорта Савка не испытывал. А в темные закоулки, и тем более в жерло тоннеля, похожее на пасть огромного червя, проглатывающего все и вся в него попадающее, парня было не заманить никакими играми и обещаниями. Сверстники постоянно потешались над ним, а самые отъявленные хулиганы, которые не могли спокойно пройти мимо слабости другого, подлавливали и утаскивали сопротивляющегося Савку в темноту, громко смеясь там над его попытками найти выход на ощупь. Болезнь и определила всю его последующую жизнь, крепко привязав к станции и к свету. Мальчишки, выросшие с ним вместе, уже давно нашли себя в престижных профессиях, которыми были сталкерство, диггерство да еще военная служба, а его, как правило, пренебрежительно или, в редких случаях понимая, что он в этом не виноват, и жалея, называли слепым. Слепой – эта кличка намертво приклеилась к нему, стала родной, и только мать да близкие друзья помнили его настоящее имя. Жизнь заставила заняться коммерцией. Небольшой лоток с мелким товаром, обмененным с проходящими мимо их станции торговцами или добытым сталкерами с поверхности, давал небольшой, но постоянный доход.
Запас товара приходилось пополнять, как он ни старался вести дела, не выходя из дома, как ни противился этому, все-таки иногда ему приходилось покидать свой светлый и уютный мир: находились дела и на других станциях. Савелий прибивался к проходящему каравану, и караванщики, видя его беспомощность, усаживали его вместе с поклажей на дрезину, посмеиваясь и называя ценным грузом. Не бесплатно, конечно. (Мир был мал, а для Савелия казался еще меньше). И он сидел, вытаращив глаза, пытаясь собрать в единую картинку мелькание фонарей. Но тщетно: смутные блики давали информации не больше, чем грязные разводы на стенах его родной станции. Оставалось только смириться и терпеливо дожидаться прибытия на конечный пункт путешествия и слушать. Вцепившись руками в жесткий металлический поручень, он весь превращался в слух. Шарканье ног охранников, идущих рядом с дрезиной, мерное постукивание колес на стыках рельсов, капель просочившейся воды, а иногда попискивание крыс давали ему некоторое представление о месте, в котором он в тот момент находился, и он лишний раз убеждался, что место это ему совершенно не нравится и ему смертельно хочется назад на свою светлую станцию.
Этот вояж ничем не отличался от предыдущих поездок. Переход хоть и был длиннее, чем обычно, но тоннель считался спокойным и не сулил никаких неприятных сюрпризов. Савелий привычно сидел, откинувшись назад, среди тюков с товаром, закрыв глаза, чтобы его не отвлекали фонари, он был весь поглощен своим занятием, напряженно пытаясь уловить малейшие звуки. Что-то на этот раз было не так. Вот только что? Вроде те же тихие разговоры, шаркающие шаги, перестук колес, легкое завывание ветра в вентиляционных шахтах… Слепой напрягся, прислушиваясь к словам начальника каравана. Охрана ничем не выказывала ни напряжения, ни страха, как всегда, но люди внимательно осматривали стены, вполголоса обсуждая отсутствие крыс уже на протяжении нескольких сотен метров. Точно, крысы! Он уже давно не слышал их мерзкого писка. Вот что ему не давало покоя.
Резкий толчок прервал его размышления. Дрезина внезапно остановилась, сверху при торможении сорвалась коробка и увесисто врезала ему по затылку. Задвинув на ощупь поклажу назад, Савелий открыл глаза, надеясь хоть что-нибудь разглядеть. Напрасно. Только пятна и круги перед глазами замельтешили от направленных в разные стороны фонарей. Он привычно зажмурился, пытаясь уловить разговор ушедших вперед охранников. Судя по их словам, поперек рельсов лежало тело крысы внушительных размеров, около метра от кончика хвоста до носа. Поражал не только размер свирепого, но уже мертвого животного, видимо, крысиного волка, но и то, в каком состоянии он был. Бок его по всей длине был разорван одним точным мощным ударом. Охранники оживленно обсуждали увиденное, нервно водя фонарями по сторонам, боясь даже предположить, что могло сотворить такое с одним из опаснейших хищников подземелья. Савка нервно поежился, представив себе подслушанную картинку: внутренности брюха вывалились на землю, развороченные ребра торчали в разные стороны, открывая обзору розовые легкие… В этот самый момент его напряженного слуха коснулся тонкий, почти на грани слышимости, свист. Мозг словно взорвался от страшной боли, но ощущение тут же прошло, сменившись… четкой картинкой. Это было похоже на зрительный образ или представление, возникшее прямо в голове. Бихромный рисунок окружающей действительности серо-стального цвета казался ясным и четким. Слепой настолько был поражен странным явлением, что не сразу осознал происходящее: вся охрана, побросав оружие, схватившись за головы, скрючилась в различных позах перед дрезиной, а в двадцати метрах впереди на боковой стене возле открытой сетки вентиляционной шахты сидело странное существо. Он никогда таких животных раньше не видел, да и сталкеры, выходившие на поверхность, о подобном монстре не рассказывали. Небольшое – около метра – существо цеплялось за стену несоразмерно длинными, мускулистыми передними лапами с длинными пальцами; острые, как бритва, когти впивались в бетон тюбинга. Но удивительней всего была голова. Она была похожа на голову чертенка, какой ее рисовали в древних книжках. Огромные, как локаторы, уши, маленькие злые глазки и длинные острые зубы, торчавшие из-под тупого рыльца, – именно из этой полуоткрытой зубастой пасти и исходил пронзительный свист.
Одним стремительным прыжком тварь сократила дистанцию наполовину, Савелию даже показалось, что чудовище пролетело это расстояние. Но, пока оно перемещалось, свист прекратился, и картинка начала медленно меркнуть. Это вызвало у Слепого панику сродни той, что он испытал, когда впервые осознал, что ничего не видит, попав во мрак. Его не интересовала ни судьба его провожатых, ни его собственная жизнь, он хотел только одного – видеть своим внутренним зрением. От отчаянья и нарастающей паники он привстал и протяжно засвистел, пытаясь повторить тональность издаваемого неведомой тварью звука. Картинка медленно начала возвращаться, была нечеткой… НО ОНА БЫЛА!
Тварюга стояла над распростертыми телами охранников, охватив их своими длинными передними лапами, будто пытаясь защитить свою законную добычу от невесть откуда взявшегося конкурента, повернула голову в обратную сторону, глядя на Савелия через плечо. Подвижная шея позволяла существу смотреть в любом направлении. Перепончатые уши-локаторы были растянуты, трепетали в напряжении, а на морде читалось откровенное удивление. Когда воздух в легких Савки стал заканчиваться, вместе со свистом начало исчезать и виденье. Зверь, приоткрыв пасть, словно решив поддержать собрата, пронзите