е желала открыться, Люк отчаянно хотел ее защитить. Из-за этой сложной, противоречивой женщины он сам перестал себя узнавать.
– Вы просили их?
– В то время нет, – отрезала она, и Люк проглотил очередное проклятие.
Хлоя по-прежнему не подпускала его ни к своему прошлому, ни к своему настоящему.
– Они отказали вам раньше?
– Мы убежали и поженились против воли родителей, – произнесла она так сухо, что Люк заподозрил в ее словах заученную версию, которая могла быть правдой, но выглядела слишком не похоже на нее.
– Но, возможно, теперь они с радостью приняли бы свою внучку?
– Я скорее пройду босиком всю Британию или стану просить подаяние, чем позволю им приблизиться к ней.
В этих словах звучала боль, предполагавшая, что когда-то давно в отношении юной, одинокой и беззащитной девушки было сделано что-то ужасное. В груди Люка вспыхнула жгучая ярость при мысли о тех людях, которые могли настолько жестоко обойтись с юной девушкой, что она больше не хотела их видеть. И в то же время стыд за то, что он сам обошелся с ней отвратительно, предложив совсем молодой вдове с крошечным ребенком стать его любовницей.
Стыд смешался с яростью: не Хлоя была виновата в том, что его жена превратила мечты молодого человека в прах, или в том, что он слишком замкнулся в себе, избегая риска снова почувствовать боль. Признание того, что он волновался за судьбу этой женщины, чего не чувствовал в отношении Памелы даже до женитьбы, когда они еще не успели обидеть друг друга, охватило Люка с силой стихийного бедствия. Казалось, что настоящий Люк Уинтерли очнулся от долгого сна. Он чувствовал почти физическую боль во всех мышцах и в этот миг пожалел о своем пробуждении.
– Я и не говорю, что вы должны, – произнес Люк, с трудом ухватив нить их неспокойного разговора, и напомнил себе, что в его арсенале имеется тонкий инструмент, которым он должен пользоваться более умело.
– Я не стану этого делать, даже если бы вы просили, – с презрением возразила Хлоя.
– Но я не прошу вас делать ничего, что вам так сильно претит. Для этого мы слишком много значим друг для друга, нравится нам это или нет.
– Я уверена, что вы недооцениваете силу нашей воли, лорд Фарензе, – холодно ответила она, как будто почувствовала, что не готова сделать прыжок в неизвестность.
– Возможно. Но я по-прежнему намерен выяснить, что заставило вас пойти на эту работу, лишь бы не оставаться с дочерью в своем доме.
– Тогда как вы посмели думать, что я могу стать вашей игрушкой в моменты праздности?
Как ни странно, но Люка задело, что Хлоя так плохо о нем думает, и все же он не мог позволить ей лежать здесь без сна или снова погрузиться в ночной кошмар.
– Я и не мечтал об этом. Мы говорим о вас и вашей дочери, а не о моих многочисленных и разнообразных недостатках.
– Нет, не так. Прошу вас, милорд, идите спать и дайте мне в последний раз побыть с Виржинией. Вы должны поспать, если собираетесь исполнять обязанности хозяина на похоронах вашей тетушки. Я уже хорошо выспалась и совсем не хочу снова оказаться во власти страшных снов.
Люк открыл было рот, чтобы заявить, что не нуждается в отдыхе, но его остановило непреодолимое желание зевнуть.
– Я не ребенок, – резко бросил он, закончив зевать.
– Нет, вы упрямый мужчина, который мчался сюда, как только позволяли лошади и карета, чтобы успеть на похороны. Что хорошего, если из-за меня вы будете клевать носом, исполняя свои обязанности. Но я всего лишь экономка, и было бы глупо с моей стороны указывать вам.
– Раньше вас это не останавливало, – тихо возразил он.
– Тогда просто идите в постель, милорд. Я обычная женщина, и завтра мне не нужно будет появляться на людях до того, как вы вернетесь из церкви, так что я смогу еще поспать. Ради леди Виржинии вы должны как следует выспаться к началу совершения прощальных обрядов.
Люк видел логику в ее словах, но не мог пренебречь своим долгом заботиться обо всех тех, кто жил под его крышей. Мысль о том, чтобы Хлоя заняла его место в последнем карауле возле дорогого ему человека, казалась совершенно невозможной. Он просто перестал бы чувствовать себя мужчиной.
Тем не менее Хлоя, видимо, предпочитала сну бодрствование. Разве это не говорило о том, какими жуткими были ее кошмары? Люку страстно хотелось успокоить ее, изгнать ее демонов, чтобы она могла сладко спать и просыпаться без темных теней вокруг глаз. Глупо, но, несмотря на колючий взгляд, который Хлоя бросила на него, будто он снова делал ей бесчестное предложение, Люка тронуло беспокойство Хлои о том, что он устал.
– Как я могу передать вам обязанность, по праву принадлежащую мне? – неуклюже возразил он.
– Потому что я простая прислуга? – сердито выпалила она.
Люк подумал: неужели эта женщина так отчаянно прижималась к нему, когда он вошел в эту комнату и нашел ее кричащей во сне? И еще – почему у него начинал заплетаться язык каждый раз, когда он был с ней.
– Нет. Вы сделали для Виржинии гораздо больше, чем можно было просить. И я вовсе не сомневаюсь в вашей способности противостоять любым превратностям судьбы. Так что не надо на меня кидаться, словно вы хотите откусить мне нос, – возразил Люк, гадая, почему на этот раз ее резкие слова не разозлили его.
Он страшно устал, но понимал, что Хлоя пытается заставить его уйти до того, как огонь страсти снова вспыхнет между ними. В каком-то смысле Люк знал Хлою до боли хорошо, но, с другой стороны, чувствовал, что она оставалась для него такой же загадкой, как в первый день, когда, впервые увидев новую компаньонку своей тети, он почувствовал, что мир на какой-то миг пошатнулся.
– Если вы посидите с Виржинией около часа, я прилягу в парадной спальне хозяина, не закрывая дверь. Она стоит запертой с тех пор, как умер Виржил, и сейчас никто про нее не вспомнит. Так вы будете не одна, и мое мужское самолюбие не пострадает.
Хлоя выглядела неуверенно, но на всякий случай кивнула. Казалось, она готова была пойти на компромисс, чтобы прервать эту неловкую близость.
– Я слишком любила леди Виржинию, чтобы бояться ее теперь, когда она, наконец, соединилась со своим Виржилом. Мне до конца дней будет не хватать ее, но она бы не хотела жить без него дольше, чем ей отмерено. Так что прошу вас, милорд, уходите и дайте мне одеться.
– Хорошо, миледи, – сказал Люк с поклоном, который должен был уравнять их.
– Несносный человек, – буркнула Хлоя, когда он вышел из комнаты и остался ждать ее в маленьком тесном коридорчике над парадной комнатой.
Там в темноте физическая усталость Люка вступила в борьбу с чувствами, которые ему не хотелось анализировать. Ему хотелось бы остаться в той маленькой комнатке, и чтобы Хлоя спала у него на руках. Неужели эта несговорчивая женщина, которой стала Хлоя, с такой силой завладела его чувствами? Многие годы он пытался убедить себя, что только дочь, преодолев его защитные барьеры, может достучаться до его сердца, но сейчас ему казалось, что эта битва проиграна.
– Что вы здесь делаете? – гневно прошептала Хлоя, когда вышла из комнаты и чуть не столкнулась с ним в полумраке.
– Жду вас, – еле слышно откликнулся Люк.
Когда пламя свечи затрепетало в ее дрожащей руке, он увидел в глубине темных глаз Хлои нечто говорившее о том, что не он один боролся со своими чувствами в эту ночь. Люк с трудом заставил себя сдержать самодовольную мальчишескую улыбку.
– Не надо, – запальчиво ответила она.
Когда их глаза встретились, Люк поднял брови и позволил взгляду выразить часть этих чувств.
– Верити уж десять лет, милорд, и у нее те же права, что и у меня. Я не стану заводить любовника, поскольку это может навредить ей. Так что, поджидая меня здесь, вы только зря теряете время и силы, которые понадобятся вам для выполнения ваших обязанностей.
– Я здесь, чтобы проводить вас до спальни Виржинии.
– Где мне не место, – сказала она больше себе, чем ему.
– Где вы сделаете мне любезность, которую я не могу себе позволить, учитывая, как вы сами устали, – поправил он.
– Я не ехала из Нортамберленда по зимней дороге.
– А я не был здесь все время, пока Виржиния болела. Но если мы не хотим, чтобы нас застали на этом свидании и вынудили идти под венец, то нам пора уйти из этого злосчастного коридора и заняться тем, что должно.
Хлоя выразила свое недовольство, презрительно фыркнув, хотя в ее холодном, сосредоточенном взгляде появилось что-то еще. Мысль о том, что сделала бы с ними Виржиния, увидев, как они стоят здесь, словно пара несчастных влюбленных, неспособных сказать друг другу «доброй ночи», беззвучно повисла между ними, заставив Люка вздрогнуть.
Его любимая, но вспыльчивая тетушка решила бы поженить их еще до того, как наступит очередной поздний и неуверенный январский рассвет. Обычно Виржиния была противницей мезальянсов, а союз виконта и экономки был более чем неравным браком, но что-то подсказывало Люку, что, если бы у них хватило смелости нарушить правила и пожениться, она бы обрадовалась. Что такого знала Виржиния об этой женщине, чего не знал он?
– Я отправляюсь сидеть со своей любимой хозяйкой и другом, милорд, а вы идите спать, вот и все, – строго сказала Хлоя, и Люк, пропустив ее вперед, последовал за ней и, борясь с усталостью и смущением, на этот раз сделал так, как ему велели.
Утро следующего дня выдалось ясным и морозным. Безоблачное небо окрасилось в нежно-голубой цвет. Хлоя закончила сушить волосы у огня, который лорд Фарензе приказал развести в ее комнате, и сказала себе, что не особенно нуждалась в ванне, приготовленной ей по его приказу, после того как она провела полночи в удобном кресле в спальне бывшей виконтессы. Но, несмотря на это, ей было приятно чувствовать себя чистой и ощущать внутри всплеск свежей энергии, проявлявшейся в электрическом потрескивании густых рыжих волос. На самом деле ей следовало бы стричь их покороче, но проще и дешевле было оставить их расти, пока они не стали настолько длинными, что, когда они свободно спадали у нее по спине, Хлоя могла сидеть на них.