Верно. Был и второй пост. Двое солдат с офицером – в темноте блеснул ствол пулевика. Полчаса я за ними наблюдал, уже и небо чуть светлеть начало, пока не уверился, что и секрет обойти можно. Расслабились они под утро, задремывать стали. Я вернулся за Марком, и мы тихо прокрались мимо караула.
Сколько же времени? Часов пять утра, наверное. Еще часок нам обеспечен – хорошо, что небо тучами затянуто. А дальше все. Рассвет, солдаты в казармы начнут возвращаться, так и возьмут нас.
– Планёрная площадка за стеной, – шепнул я Марку. – Так сделаем… глянем, есть ли что, да и будем искать ухоронку. Может, жратву удастся своровать…
Марк меня и не слушал. Смотрел на развилку – одна дорога к самому форту вела, к казармам и комендантскому дому; другая к ровной площадке на утесе, где планёры садились. Напряжен он был как струна. Долго так пацану не выдержать.
Впрочем, и я не железный.
– Давай попробуем, Ильмар, – сказал он вполголоса. – Клянусь, я сумею планёр поднять.
– А посадить сумеешь?
– Должен.
Ничего я еще для себя не решил. Спрятаться в форту – безумие, но безумие правильное, самое подходящее для Скользкого Ильмара. А вот довериться мальчишке, что грозится планёр в воздух поднять, – я столько не выпью.
Но почему бы не поискать укрытие на планёрной площадке?
– Идем.
Дальше постов совсем не было. Видно, и впрямь, все в городе, раз такие места не охраняют.
А в общем-то чего планёры охранять? Кому они подвластны, кроме летунов высокородных?
Площадка была велика, занимала почти столько же места, как и сам форт. Да и труда в нее вложили немало – камень стесали ровнее, чем площадь перед графским дворцом. Идешь, ног не чуешь, как на льду. Только в отличие ото льда подошвы не скользят, камень ровный, но шершавый. Эх, сколько же каторжников здесь судьбу проклинали, киркой да ломом гранит ковыряя, на карачках ползая, шлифуя и выравнивая?.. На краю площадки, ближе к форту, высилось несколько строений, мы обошли их стороной.
А планёры и впрямь были. Целых три. Два поменьше, чехлами брезентовыми укрытые, один большой, без чехла. Марк сразу потянул меня к нему, и я послушно двинулся следом. Проснулось любопытство… даже если помирать, так хоть погляжу на чудо из чудес, перед которым все на свете меркнет.
Планёр казался птицей. Огромной птицей, расправившей крылья, да и замершей устало, не решаясь взлететь. С каждым шагом меня брала робость. Казалось, что исполинское тело сейчас дрогнет, повернет к нам острый клюв кабины и разразится насмешливым клекотом. Я даже не заметил, что шепчу молитву Искупителю, во всех грехах каюсь да приношения обещаю.
А Марк шел вперед.
Лишь рядом с планёром я чуть успокоился. Живого в нем было не больше, чем в телеге. Крылья оказались из дерева, из тонких, решеткой переплетенных планок, обтянутых плотной, глянцевой – будто лаком покрытой, материей. Все разукрашено большими яркими аквилами и иными эмблемами. Впереди – маленькая застекленная кабина. Высокий раздвоенный хвост – тоже из дерева и ткани, все это подрагивало на ветру и тонко, жалобно стонало. Под кабиной была закреплена длинная труба, охваченная серыми металлическими обручами. Планёр держали крепкие веревки, иначе он давно бы укатился в пропасть на своих колесиках.
– Дальний, – сказал Марк. – Дальний планёр. Вот как они узнали, Ильмар. Говорил я тебе – пошлют нам вслед планёр… повезло, наш корабль его опередил.
– Значит, ты Сестре люб. – Я чувствовал, что мне надо сказать что-то правильное и лишенное мистики. Избавиться от сказочных страхов перед планёром.
Мальчишка уже лез в кабину. Я заглянул туда – два деревянных креслица, таких хлипких, не понять, как и держатся, перед передним – рычаги, педали, тяги на тросах. На доске – несколько циферблатов – механические часы, вроде бы барометр, компас да еще что-то. Стрелки и цифры на приборах были покрыты фосфором и таинственно мерцали. Все остеклено, только потолок из туго натянутой ткани, но тоже с окошечком в деревянной раме.
Марк посидел миг в кресле, озираясь. Потом потянулся в Холод – и дал мне зажигалку.
– Подсвети, Ильмар. Только осторожно, планёр горит как спичка.
Я стал светить. Зажигалка быстро нагрелась, серебро обжигало пальцы, но я терпел. Марк внимательно разглядывал приборы.
– Туши, – наконец сказал он.
Он откинулся в кресле – при его маленьком росте оно было даже удобным. Вздохнул.
– Можно попробовать. Не струсишь, Ильмар?
И до меня стало доходить – мальчишка вполне серьезен. Он собирается поднять планёр в воздух и улететь на материк.
Сестра, вразуми дурака! Отсюда – до материка! Над морем! Такое не всякому летуну под силу!
– Когда штаны будешь сушить, спроси, не струсил ли я!
Ну кто меня за язык тянет! Дать Марку по шее, да и пойти на поиски укрытия!
– Тогда посвети еще.
Я послушался, хоть зажигалка еще и не остыла. Марк между тем запустил руку под кресло. Поискал там, покачал головой. Перегнулся назад, обшарил второе кресло. Посмотрел под доской с циферблатами – я послушно вел зажигалку вслед за его лицом.
– Карт нет, – тихо сказал Марк. – Беда. Карт нет, и…
Он уставился на приборную доску. Я проследил его взгляд.
Циферблаты, рычажки… Круглая дырка, из которой торчали два стальных штыря.
– И запала нет… – устало добавил Марк.
– Не полетим?
– До материка не долетим.
– Ну так пошли, живо!
– Подожди.
Марк выскользнул из кабины. Безнадежно глянул на другие планёры, покачал головой. Потом его взгляд вновь обрел твердость.
– Летун нужен. Ильмар, пошли.
Летун?
Это мне понравилось.
Нет, Марку веры нет, не может он планёром управлять. А вот если настоящему летуну нож к горлу приставить да потребовать крепко…
– Светает уже, – напомнил я. – В форт лезть…
– Летун далеко от машины не уйдет. Надо в тех домиках посмотреть.
Тоже мне – машина! Деревяшки да парусина. Видел я настоящие машины – насос паровой, что из шахты воду откачивает, главную машину оружейного завода, от которой сто ремней ведет, и каждый станок вертит.
Вот это – машины. Котел размером с карету. Десять кочегаров уголь таскают. Пар ревет, колеса крутятся. Шатуны бронзовые ходят, блестят смазкой.
А планёр, хоть и не суеверный я, скорее на колдовскую штуку походит…
И все же я послушно шел за Марком. Голова у него работает, и сейчас его наивная отвага – полезнее моей осторожности.
Два строения были без окон, большие, хоть планёр в них загоняй. Марк их миновал, не взглянув даже. А третье – просто домик, аккуратный, но небольшой. Может, для обслуги, может, для поста. Да разве станет высокородный летун в таком ночевать? Он лучшую комнату форта займет, коменданта из постели выгонит…
Марк потянул дверь и беспомощно посмотрел на меня. Ага, мальчик. Заперто?
Я протянул руку – он без слов дал кинжал и получил в обмен зажигалку.
– Свет, – шепнул я.
Теперь Марк светил, а я работал. Замок был простенький, халтурный. Я провернул механизм, даже не выбив ключ, вставленный изнутри. Подергал дверь – так, еще засов.
Засов не поддавался. И щели не было, чтобы клинком отодвинуть.
– Никак? – одними губами спросил Марк.
– Зачем человеку голова дана? – так же тихо спросил я.
– Чтобы рукам было меньше работы.
– А руки зачем, знаешь? Чтобы не думать там, где думать не надо…
Я отошел шагов на пять. Еще раз окинул домик взглядом.
Нет, не может тут быть крепкого засова. Никто не ожидал, что придется в домишке осаду выдерживать.
Разбежавшись, я ударил в дверь плечом. Задвижка звякнула, выдирая гвозди, дверь распахнулась. Кубарем вкатившись внутрь, я вскочил – Марк, умница, заскочил следом, подсвечивая. Нормальному человеку от жалкого язычка огня пользы никакой, а я разглядел шкафы, грубую лавку, кадку с водой, вторую дверь. Пнул ее ногой – распахнулась.
А вот в этой комнате живут. Раздался шорох, испуганный вскрик. Марк уже заглядывал следом. Я скорее почувствовал, чем увидел движение, прыгнул, навалился, нащупал горло и прижал к коже кинжал. Человек испуганно затих. Страшно оно – просыпаться с ножом у горла.
– Лампу ищи! – крикнул я. Марк заметался по комнате, зажигалка погасла. Ойкнул, налетев на что-то. – На столе ищи! – уже спокойнее добавил я. В комнате явно больше никого не было, лишние секунды роли не играли.
Наконец-то звякнуло стекло, зашипел разгорающийся фитиль. Не карбидный фонарь, керосинка…
Я посмотрел на своего пленного.
Вот незадача!
Не летун – молодая девица.
Застонав от досады, я убрал нож, сел на краю постели. Девушка сжалась у стены, натянув одеяло до подбородка. Хорошенькая. Светловолосая, волосы в косу заплетены, по модному руссийскому обычаю, мягкое голое плечо белой кожей светится.
– Не бойся, – сказал я. Посмотрел на Марка, зачарованно глядящего на девицу: – Нет фарта, мальчик. Нет.
Девица всхлипнула.
– Где летун? – спросил я строго, но без грубости.
– В форт пошел… комендант его позвал…
Голос приятный. Гулящая девка, а ведь еще не затертая, свеженькая и соблазнительная. Куревом не балуется, с солдатами не спит. Расстарался комендант ради высокородного летуна.
– Давно?
– Нет… шум был… – Она всхлипнула. – Не убивайте меня, люди добрые, ради Искупителя – не убивайте. Я вам обоим хорошо сделаю, я умею…
– Спасибо на добром слове. – Я хмуро улыбнулся. – Когда голова в петле, о забавах не думаешь. Да не хнычь ты, не трону.
Марк оторвался наконец от созерцания голого плечика, пошел по комнате, словно вынюхивая что-то. В шкаф заглянул, потом вдруг к диванчику у стены метнулся, вскинул в руке голубые тряпки.
– Ильмар, форма!
– Так. – На этот раз моя улыбка была совсем не мирной. – А что, летун голый к коменданту пошел?
– Только плащ накинул…
Девка разревелась, не хуже чем Марк накануне. Ох, у детей да у женщин всегда глаза на мокром месте…
– Ильмар, ты погляди, – очень спокойно сказал Марк.