Я ждал, пока огонь не прогорел полностью, и на мою могилу снова опустилась тишина, но ничего не произошло. Чёрт возьми. Я не собирался выяснять, чего же на самом деле ждать от сегодняшней ночи, тщательно просеивая факты и пытаясь сопоставить их друг с другом. Не за то время, что у меня оставалось. Моим единственным реальным шансом было добраться до тех, кто уже знает, и заставить их говорить. Правда, стремление поговорить с Матерью Зимой, наверное, сравнимо с робкой попыткой вызова Люцифера, или, может быть, самой Смерти (если такое когда-либо случалось, в чём никто не может быть до конца уверен), но когда вам нужна информация от свидетелей и экспертов, единственный способ получить её — поговорить с ними.
Возможно, в моём вызове было не достаточно смерти, но я не хотел убивать какое-нибудь бедное животное лишь для того, чтобы привлечь внимание старушки. Но, вероятно, мне всё же придётся это сделать. Сейчас не время для излишней разборчивости — уж слишком многое поставлено на карту.
Я покачал головой, убрал свои инструменты, а затем лед прямо под моими ногами разбился вдребезги, и длинная, костлявая рука, покрытая морщинами, бородавками и пятнами, которая подошла бы телу, размером по меньшей мере футов двадцать, вымахнула оттуда и схватила меня за голову. Не за лицо. Всю мою голову, словно софтбольный мяч. Или, может быть яблоко. Грязные чёрные когти на концах узловатых пальцев впились в меня, пронзая мою кожу, и меня резко дёрнуло вниз, в долбаный лёд с такой силой, что на секунду я испугался, что моя шея сломается.
Я думал, что наверняка переломаю себе все кости, когда ударюсь об лёд, но вместо этого меня уволокло сквозь него, вниз в жидкую грязь и сквозь неё, и затем я падал, крича во внезапном, инстинктивном, слепом ужасе. Потом я врезался во что-то твёрдое, и это было больно, даже несмотря на силу мантии, и я не сдержал короткий, квакающий выдох. Я болтался там мгновение, оглушённый, с этими холодными безжалостными острыми когтями, впившимися в мою плоть. Отдалённо я мог слышать медленные, прихрамывающие шаги, и чувствовать, что мои ноги волочатся по земле.
Затем я был сброшен вниз и, перекатившись пару раз, врезался в стену. Я отскочил от неё и приземлился на нечто, что ощущалось как грязный пол. Я лежал, не в состоянии вдохнуть, едва способный двигаться, и либо я ослеп, либо находился в непроглядной тьме. Когда в голове стоит такой звон, в этом есть и свой плюс — умопомрачительный ужас ненадолго отходит на второй план. Это была, пожалуй, единственная хорошая вещь во всем этом. Когда мне, наконец, удалось глотнуть немного воздуха, я использовал его, чтобы издать скулящий звук чистейшей боли.
Из тьмы раздался голос, пыльный и скрипучий звук, покрытый пауками.
— Meня, — произнёс он, растягивая слова. — Ты осмелился призывать… МЕНЯ.
— Примите мои искренние извинения за эту необходимость, — сказал я Матери Зиме, или попытался сказать. Думаю, что получилось только:
— О-ох.
— Ты думаешь, я слуга, являющийся по свисту? — продолжил голос. Ненависть, изнеможение и тёмное веселье, всё вместе, ссохлось в нём. — Думаешь, я какой-то ничтожный дух, которым ты можешь распоряжаться?
— Н-н-ннет, о-ох, — задохнулся я.
— Ты имеешь наглость отважиться на это? Смеешь произносить такие имена, чтобы привлечь моё внимание? — сказал голос. — У меня есть подходящий котёл, и я наполню его твоим высокомерным смертным мясом.
В кромешной темноте появился новый звук. Сталь скрежетала по камню. Несколько искр взвилось, ослепляя во тьме. Они выжгли в моей сетчатке очертания массивной, сгорбленной фигуры, сжимающей мясницкий нож.
Искры танцевали каждые несколько секунд, пока Мать Зима медленно затачивала свой тесак. Я сумел взять своё дыхание под контроль и побороть боль.
— Ммм… — выдавил я. — М-мать Зима. Такое удовольствие снова встретить вас.
Следующая вспышка искр отразилась от гладкой поверхности — железных зубов.
— Мне н-нужно поговорить с вами.
— Тогда говори, человечек, — сказала Мать Зима. — У тебя осталось мало времени.
Тесак вновь заскрежетал по точильному камню.
— Мэб приказала мне убить Мэйв, — сказал я.
— Она всегда делает глупости, — откликнулась Мать Зима.
— Мэйв говорит, что Мэб сошла с ума, — продолжил я. — Лилия с ней согласна.
Раздался хриплый звук, который, должно быть, был хихиканьем:
— Какая любящая дочь.
Приходилось верить, что как-нибудь я всё же выпутаюсь из этого. Так что, я нажал:
— Мне нужно знать, кто из них прав, — сказал я. — Мне нужно знать, на чью сторону мне следует встать, чтобы предотвратить большую трагедию.
— Трагедия, — проурчала Мать Зима, что заставило меня подумать о скребущихся скорпионах. — Боль? Насилие? Скорбь? Почему я должна желать предотвратить такие вещи? Это слаще, чем мозг младенца.
Очень хорошо, что я бесстрашный и отважный магический тип, иначе последняя часть этого предложения заставила бы мои мышцы ослабеть достаточно сильно, чтобы я распластался на земляном полу.
Я и так уже был по уши в дерьме, так что я рискнул. Я скрестил в темноте пальцы и сказал:
— Потому, что за этим последует Немезида.
Скрежет тесака резко прекратился.
Темнота и тишина, на мгновение, стали абсолютными.
Моё воображение нарисовало для меня картинку того, как Мать Зима тихонько подкрадывается ко мне в темноте с поднятым тесаком, и я едва подавил порыв сорваться на панический крик.
— Итак, — прошептала она через минуту. — Ты, наконец, удосужился увидеть то, что всё это время было у тебя под носом.
— Эээ, да. Я думаю. По крайней мере, теперь я знаю, что там что-то есть.
— Как это характерно для вас, смертных. Учиться лишь тогда, когда уже слишком поздно.
Скрежет. Искры.
— Вы же не собираетесь убить меня, — сказал я. — Я ведь настолько же ваш Рыцарь, как и Рыцарь Мэб.
Она издала низкое, тихое фырканье:
— Ты не истинный Зимний Рыцарь, человечек. Раз уж я пожру твою плоть и твою мантию с ней, то я дарую её кому-то более достойному этого имени. Я не собираюсь возвращать её Мэб.
Ух, ничего себе. Не думал о таком способе мотивации. Мои кишки превратились в настоящий студень. Я попытался пошевелить конечностями и обнаружил их онемевшими и лишь частично функциональными. Я начал пытаться передвинуть их так, чтобы перевернуться и подняться на ноги.
— Э-э, нет? — услышал я собственный голос, задающий вопрос паническим, каркающим тоном. — И почему же это, собственно?
— Мэб, — произнесла Мать Зима тоном чистого отвращения, — уж слишком романтична.
Это поистине многое говорит о Матери Зиме, буквально всё, что вам следует знать.
— Она провела слишком много времени со смертными, — продолжила Мать Зима иссохшими губами, обнажающими железные зубы, в то время, как искры, срывающиеся с кромки её тесака, прыгали всё выше. — Со смертными в их мягком, контролируемом мире. Со смертными, которым нечем заняться, кроме как воевать друг с другом, с теми, кто забыл, почему они должны бояться клыков и когтей, холода и тьмы.
— И… это плохо?
— Какую цену имеет жизнь, когда её так легко сохранить? — Мать Зима буквально выплюнула последнее слово. — Слабость Мэб очевидна. Только взгляните на её Рыцаря.
Её Рыцарь в настоящее время делал попытки сесть, но его запястья и лодыжки были прикреплены к полу чем-то холодным, твёрдым и невидимым. Я проверил их, но не почувствовал очертаний оков. Эти узы не могли быть из металла. И они не были изо льда. Не знаю, как я это понял, но я был совершенно уверен. Лёд не был бы помехой. Но здесь было что-то знакомое, что-то, с чем я сталкивался раньше… в Чичен-Ице.
Воля.
Мать Зима удерживала меня силой чистой, совершенной воли. Главы Красной Коллегии были древними существами с похожей мощью, но тогда это было смутное, удушающее одеяло, которое не позволяло двигаться или действовать, исключительно умственное усилие.
Это же ощущалось, как нечто подобное, но гораздо более целенаправленное, более развитое, как будто мысль каким-то образом кристаллизовалась до осязаемого состояния. Мои руки и ноги не двигались, потому что воля Матери Зимы утверждала, что именно так работает эта реальность. Это было похоже на магию, но магия берёт семя, ядро воли и создаёт структуру из других энергий вокруг этого семени. Чтобы это произошло, нужны напряжённые упражнения и сосредоточенность, но, по большому счёту, чья-либо воля — только лишь часть заклинания, сплавленная с другими энергиями в нечто иное.
То, что держало меня сейчас, было чистой, неразбавленной волей, подозреваю, той же природы, как та, что легла в основу событий, которые предвещали фразы вроде: «Да будет свет». Это было гораздо больше, чем всё, на что способен человек, за пределами простого физического усилия, и даже если бы я был Невероятный Халк, уверен, не было никакого способа, каким бы я мог вырваться на свободу.
— Ах, — сказала Мать Зима с последним взмахом ножа. — Мне нравится, когда у мяса славные гладкие края, человечек. Пора обедать.
И медленными, прихрамывающими шагами направилась ко мне.
Глава 32
Мои губы растянулись в неспешной улыбке.
При противостоянии со сверхъестественным люди обычно вытягивают короткую соломинку. Даже многие чародеи, несмотря на их доступ к пугающей мощи, должны с осторожностью подходить конфликтам — немногие из нас наделены талантами, представляющими ценность в ссоре. Но у смертных есть кое-что ещё — свобода выбора. Свобода воли.
Немало времени прошло, прежде чем я начал понимать это, мысли вечно застревают в моём толстом черепе. Я не стану заниматься рестлингом с огром, даже в мантии. Я не одержу победы в дуэли с Мэб или Титанией. Наверное — даже с Мэйв или Лилией. Я не опережу сидхе.
Но я могу бросить вызов кому угодно.
Я могу противопоставить свою волю кому угодно — и знать, что драка непроста, но не безнадёжна. И я точно, гром меня порази, не собираюсь дать кому-то разделать меня, как ягнёнка на бойне.