– Я только что видел троих мужиков, которые вышли из леса, там у реки!
– Взрослые?
– Да.
– Одеты в темную одежду, шапки, куртки, огромные боты?
– А… Ну, вроде, наверное.
– Охотники. С ними предварительно уже поговорили, у них есть это… ну ты понял.
– Алиби? – быстро догнал я.
– Да. Они все трое спали тут. Администратор подтвердил, но мы еще разберемся, кто где спал.
– Тут?
– Они твои соседи.
В этот момент я услышал шаги снизу. Ступеньки были чуть дальше. Зазвучал неразборчивый аварский язык. Я наполовину аварец и, хоть и не знаю языка, в целом могу определить и более-менее понять его. Но этот я понять не мог. То был горный диалект. Тяжелые шаги нескольких человек звучали все громче, потом в конце коридора показалась голова первого охотника, а затем еще две. Мужики тяжело и явно устало поднимались по ступенькам. Лицо первого украшала неухоженная борода, усы лезли в рот. На нем была ветхая черная спортивная шапка, черное пальто, темные штаны и огромные боты, в которых можно лезть по колено в свежий навоз. Ну или в реку, если есть такая необходимость. Второй, шедший сзади, обладал пышными желтоватыми усами, как мне показалось, даже специально слегка закрученными. Он широко улыбался, пока третий, бритый, что-то рассказывал. Увидев нас, все трое помрачнели и замолчали. Я-то мрачным уже был, но окончательно застыл, когда понял, что у каждого на плече висит ружье.
– Ассалам алейкум, – сказал первый.
– Валейкум салам, – ответил вызывающе Заур, и мне сразу полегчало. Каким бы странным ни выглядел сейчас хмурый, толстый, еле помещающийся в эти трусищи следователь, гонор у него был что надо.
– **** **** ******? – спросил он что-то на аварском.
Я понял, что речь идет о завтрашнем дне и их готовности.
– Руго, – подтвердил бородатый и слабо кивнул, уходя. Своим взглядом и тоном он выказал взаимное неуважение Зауру.
– Вам позвонят, – добавил на всякий случай Заур, но ответной реакции не последовало.
С нами поравнялись другие два охотника. Усатый смерил Заура взглядом и, кажется, позволил себе легкий смешок. Последний, который выглядел помоложе, возможно из-за отсутствия растительности на лице, холодно посмотрел на меня и, будто я был пустым местом, продолжил рассказывать свою историю.
– Это аварский? – уточнил я им вслед.
– Да. Тут в селе свой аварский.
– Они местные?
Дверь следующего за моим номера открылась, что не добавило мне радости. Первый отошел, пропуская тех двоих, и сам, напоследок посмотрев на меня, тоже вошел внутрь. Просто супер.
– Ты спать мне дашь, студент?
– А, да, извините, – сказал я, и во второй раз за пару минут передо мной бесцеремонно захлопнулась дверь.
Я развернулся и пошел к себе. Вдруг зауровская дверь снова открылась.
– Эй! – крикнул он, и я обернулся. – Завтра во сколько уезжаешь?
– Не знаю, как проснусь. В обед, наверное.
– Хорошо, нам нужно поснимать этих. – Он показал головой мне за спину, имея в виду охотников. – И еще будут несколько подозреваемых. После обеда приедет наш работник, но, чтобы не терять время, хочу на твой фотик поснимать этих троих. В одиннадцать спустись в холл, заодно посмотришь, как ведется допрос. Хочешь?
– Допрос? Конечно! – обрадовался я.
Вот это был настоящий подарок. Даже если они не дали бы мне опубликовать материал, это не имело большого значения, так как я понимал, что меня ожидает беспрецедентный опыт. Допрос настоящих предполагаемых убийц! И тут я задался вопросом:
– А их можно допрашивать?
– В смысле?
– Ну, адвокат, туда-сюда…
– Какой тут на хуй адвокат! – фыркнул Заур и опять хлопнул дверью.
А я подумал: и вправду, кто тут вообще что-либо знает о своих правах.
Когда я вернулся в номер, стрелки настенных часов показывали почти три. Я зарядил телефон, напомнил семейству о своем существовании, вкратце описал маме ситуацию. Выслушал лекцию на тему, как важно помнить о том, что, если твои родители еще живы, будь добр писать им хотя бы иногда. Затем я вышел на балкон, чтобы просто подышать и еще раз взглянуть на мрачные здешние горы. На самом деле они были обычными – величественные, красивые гигантские скалистые глыбы, покрытые снегом, но в свете последних событий мне виделись в них лишь беспросветный мрак, обреченность и жестокость.
Дверь соседнего балкона жалобно скрипнула, и на него вышли первый, бородатый, и третий, бритый, охотники. Бородатый протянул товарищу сигареты, потом их взгляд упал на меня.
– Ассаламалайкум! – произнес бородатый с явным акцентом, видно позабыв, что мы только что здоровались.
– Валейкум салам, – ответил я как-то слишком по-городскому. Надо было скопировать интонацию Заура, тогда бы я не выглядел совсем жалко.
Проиграв словесную дуэль, я быстро отвел взгляд и тем самым проиграл вторую. Попытался смотреть куда-нибудь в никуда, но боковым зрением видел, что охотник продолжает смотреть в мою сторону.
– Ле, – произнес вдруг он.
Я обернулся, свет из их номера освещал половину его лица, и, пожалуй, увидь я такого мужика в темном переулке с ножом в руках, скорее всего, развернулся бы и дал деру.
– Маарулав вугищ? [Ты аварец?]
– Я? А, нет, я журналист, – ответил я.
Ситуация напомнила сцену из старой дагестанской комедии. «Вы очевидец? Нет! Я даргинец! Уха-ха-ха!» Только мой собеседник не ржал. Он даже не задумался над тем, как я его понял, и над тем, что с незнакомцем, наверное, все-таки лучше начинать разговор на русском языке.
Охотник нахмурился, обдумал что-то, а потом уточнил:
– Телевидение, что ли?
– Да, да. Точно. Телевидение, камера. – Я показал ему воображаемую камеру на плече, будто общаюсь с неандертальцем.
Мне стало неловко, ведь он, вероятно, отлично меня понял с первого раза, а мои потуги могли лишь оскорбить его и говорили скорее о том, что я страшно нервничал.
– Очень жалко, – сказал он.
Я не совсем понял смысл этой фразы, а в таких случаях я обычно начинаю задавать дополнительные вопросы. Как рассказывала мама, с самого детства я докапывался с сотнями вопросов, пытаясь понять суть той или иной вещи, слова или действия. Она говорила: «Отец от твоих вопросов лез на потолок».
– А? – переспросил я.
– Семья. Жалко, – спокойно ответил охотник и ругнулся в воздух на аварском языке. Что-то связанное с половыми органами животных и матерью (вероятно, содеявшего этот кошмар).
– Да, – ответил я, не зная, что надо сказать.
Бородатый попросил еще сигарету, и бритый, стоявший рядом, передал ему пачку, а потом, взглянув в мою сторону, устало помотал головой и ушел в номер. Бородатый тоже посмотрел на меня и протянул мне пачку, едва слышно издав звук «м-м?».
– А, нет, не курю, – сказал я, улыбнувшись, и в ответ получил одобрительный кивок. На этом, как мне показалось, наш разговор себя исчерпал. Я как можно вежливее произнес: – Прохладно. Пойду.
И в тот момент, когда я взялся за дверную ручку, он сказал:
– Мы никого не убивали.
Я посмотрел в его сторону.
– Мы рано утром проснулись и пошли сразу в лес.
– Да я… просто снимаю… – начал мямлить я, пытаясь оправдать свое присутствие здесь, в этом селе.
– Не убивали.
– Я понял. Да…
Я быстро вернулся в номер, но теперь был на все сто уверен, что охотники не убийцы. Не знаю, откуда взялась такая уверенность. Я просто взглянул в глаза их главного и увидел это. Несмотря на то что каждый день эта мрачная троица лишала жизни волков, стреляла и резала, это были просто сельские мужики, которые могут повздорить между собой, а могут и с другим мужиком, и да – такое может закончиться поножовщиной, всякое бывает. Но женщина – это другое. Девочки – это другое.
Я сбросил с себя одежду и собирался нырнуть под одеяло, когда услышал разговор на повышенных тонах за стеной – в комнате охотников. Разобрать ничего не удалось, но мне не показалось, что это ругань и крики, скорее, просто спор или свойственный многим дагестанцам шумный разговор с передачей всевозможных эмоций через громкость речи, удары кулаком по столу и тяжело произносимые непереводимые горские слова-паразиты.
Лежа в постели, я смотрел в окно. В голове крутились три слова: «Угораздило же меня». В надежде, что кошмары с участием жертв не повторятся, я закрыл глаза и почти сразу уснул.
Разбудил меня грубый стук в дверь. Оглядываясь, я автоматически вскочил, посмотрел в окно, было светло. На часах 11:07. Натянув джинсы, я открыл дверь. Передо мной стоял парень лет тридцати, которого я видел в компании Заура.
– Салам алейкум, Заур спрашивает, когда ты спустишься.
– Сейчас умоюсь – и готов. Валейкум салам.
Парень без особого интереса развернулся и потопал дальше. Я спросил вслед:
– А куда мне?
– Фойе внизу, – ответил он не очень приветливо.
Я и сам знал, что фойе находится внизу.
Я умылся, хорошенько прополоскал рот, так как зубной пасты не было, поскольку не было и планов остаться в селе на ночь.
В фойе находилось несколько незнакомых мне человек: одна женщина, несколько сельских мужиков, и у всех как на подбор мрачные выражения лиц. Впрочем, после случившегося другого от жителей села ожидать и не стоило. Полицейский, что разбудил меня, появился в конце коридора и жестом предложил мне найти любое удобное место и присесть. Я огляделся: кушетку занимали мужчины, которые после моего появления поубавили тон, но продолжали обмениваться мнениями на аварском, поочередно склоняясь к уху собеседника.
Женщина стояла в уголке и смотрела в окно на улицу. Она держала в руках белый мятый платок. Рядом с ней было три стула. Я подошел и, указав на один из них, спросил:
– Можно?
– А? – Она встрепенулась, невидящим взглядом проследила за моей рукой и помотала головой: – Нет, я постою.
Я решил ничего не объяснять и, взяв один из стульев, отошел чуть подальше и сел. С улицы послышался крик. Один из мужчин привстал, выглянул в окно и сказал что-то на аварском второму. Я понял это так: