– Смотри, ******* ******* люди ****** ****. Что им *****?
– ***** ***** *** *** думал? Оставь, – прозвучало в ответ.
Мне стало интересно, я подошел к окну, где была женщина, и выглянул. На улице стоял с десяток человек, не считая пятерых полицейских, вяло охранявших вход в гостевой дом. Из этого окна трудно было разглядеть единственную сельскую дорогу, по которой я сюда заехал, но неторопливо спускающихся людей я заметил. Один из жителей ткнул полицейского пальцем в грудь и начал что-то кричать вперемешку на русском и аварском. Тот оттолкнул его. Местные жители, будто натренированные охранники, быстренько развели их в разные стороны.
– Что вам нужно? – произнес я вслух, безрезультатно пытаясь разобрать крики.
– Кто-то из жителей сказал, что тут держат виновника, которого поймали ночью, – сказала на довольно хорошем русском стоявшая рядом женщина.
Я взглянул на нее, увидел красные заплаканные глаза и сразу решил, что она родственница жертв. Кому еще так плакать?
– Кого-то поймали? – уточнил я.
– Нет.
– А почему они так уверены?
– Это село, – грустно улыбнулась она. – Кто-то что-то скажет, и начнется… Никто не будет ни в чем разбираться. Они просто ждут, пока полиция укажет на кого-нибудь пальцем.
– Понятно… – сказал я, а потом зачем-то добавил: – Снег пошел.
Мне показалось, что это замечание сможет слегка разрядить обстановку, ведь это снег. Все любят снег. Снег – это добро, детство, легкость, кока-кола и мандарины, все что угодно, но точно не зло.
– Вы репортер? – спросила она.
Я обернулся и заметил, что она смотрит на мой фотоаппарат, лежащий на стуле.
– Да.
– Али о вас говорил, – пояснила она и села.
По ее лицу я понял, что она не планирует ничего мне объяснять, и мне оставалось лишь догадываться, кто такой этот Али и что он про меня наговорил. Я собирался сесть на свое место, как вдруг заметил вспыхнувший взгляд женщины. Она вскочила со стула, глядя в окно. Я тоже выглянул и увидел, как два сотрудника слегка неуверенно пытаются заставить толпу освободить дорогу. Народ, которого стало заметно больше, нехотя сделал несколько шагов назад. Черная «камри», а за ней и серебристая «королла» подъехали к самому входу и тем самым перегородили дорогу сборищу, что, естественно, никого не обрадовало. Из «камри» вышли Заур и еще два человека, а из «короллы» – низкий седой мужичок лет шестидесяти в черном пальто и меховой кепке, какие любили носить криминальные и политические деятели Дагестана конца девяностых. Полицейские, увидев не столько Заура, сколько того, второго, мгновенно взбодрились. Один подбежал к мужичку и согнулся почти пополам, чтобы тот дотянулся до его уха, услышал что-то и посмотрел на мужичка как-то по-новому. Тот сделал рукой непонятный извилистый жест и опять что-то сказал. Полицейский кивнул, приняв команду, и подозвал всех остальных. Заур дождался мужичка у входа, и вместе они вошли.
– Заур, это не он! Заур! – завопила сразу женщина. – Мухтарович, скажите ему, это не Али!
– Не лезь! Мы во всем разберемся! – рыкнул в ее сторону Заур, который был явно не в настроении, и потому я решил остаться в своем в уголке. Надо будет – позовут.
Тем временем женщина не унималась, в слезах она начала взывать к мужичку:
– Мухтарович, пожалуйста!
Мужик остановился, а Заур, не обращая на них внимания, пошел в конец коридора. Навстречу вышел полицейский, разбудивший меня, и коротко произнес: «Готово». На это Заур кивнул и пошел в другую сторону коридора, туда, откуда недавно спустился я.
– Заур ***** из-за меня, вы же его знаете! **** *** ****** всегда! – в слезах выдавила женщина на аварском.
– Успокойся, Марият. Никто никого не обвиняет. Мы зададим простые вопросы Али и другим двум. Сюда еще шесть человек привезут. Никто никого не обвиняет, да? – повторил мужик в ожидании какой-то реакции женщины. Она еле заметно кивнула. – Это самая простая работа. Проверяют всех подозрительных.
– Али *****?
– Так получилось. Просто **** ***** ********* *** с другими охотниками. Он же старший, он несет ответственность. Тут будет много других.
– Ты же знаешь Заура.
– Знаю.
– Он захочет отомстить.
– Никто. Никому. Не будет. Мстить, – отчеканил мужик.
– Ты *****?
– Да. Не волнуйся. Я тут старший. Все у меня под контролем. ***?
– ***, – сказала она что-то и, как мне показалось, успокоилась.
– Эй! – грубо подозвал меня молодой полицейский.
Честно говоря, я видел его в третий раз, но уже возненавидел за этот дерзкий тон и неприкрытую неприязнь. Впрочем, «неприкрытая неприязнь» окружила меня еще вчера, когда примерно в это же время я въехал в это село, и больше не покидала. Наивный дурак, надеявшийся заполучить суперкрутой материал, который вознес бы меня в топ самых цитируемых журналистов.
– А?
– Не напрягай меня. Сядь на свое место. – Полицейский ткнул пальцем в стул, где лежала камера. Долбаный Шерлок Холмс применил дедукцию и понял, какой из стульев мой.
Дверь с улицы открылась, и внутрь вошел единственный человек, приветливо улыбнувшийся мне при знакомстве, – участковый Каримдин. Высокий и худощавый вчера, сегодня в дутой куртке он показался мне довольно внушительным.
– Чё? – грубо спросил его отморозок-полицейский, который с виду годился ему в сыновья.
– Обстановка нехорошая. Местных все больше.
– И что они хотят?
– Посмотреть на подозреваемых, – сказал Каримдин, и, услышав это, женщина покачала головой, ушла в свой угол, и оттуда раздались приглушенные рыдания.
– Блядь, – едва слышно выругался полицейский, – ослы…
– Эй, – вдруг обратился к нему усатый мужичок, – ты чё разорался? Тихо делай свою работу.
Полицейский проглотил замечание мужика и удалился в конец коридора.
– Каримдин, позови имама. Подключи *******. Пусть успокоят народ, – спокойно скомандовал тот же мужичок.
Как я понял, речь шла о старейшинах, и это решение показалось мне охренительно умным. Хоть кто-то тут мыслит рационально. Он оглядел помещение, увидел притихших двоих на кушетке, задал им пару вопросов, и мне стало очевидно, что это владельцы гостевого дома.
– А ты кто? – спросил он вдруг меня, и я, как ракета, взлетел со стула.
– Журналист. Заур попросил помочь, пофоткать.
– А, хорошо. Туда-сюда не болтай, – сказал он строго, по-отцовски.
– Да, – ответил я, будто солдат на линии фронта, принявший приказ.
– Можно, – сказал полицейский-грубиян, указывая на конец коридора, и они вместе с мужичком ушли.
Сидевшие на кушетке достали сигареты и пошли в администраторскую, а я остался в совершенно не отапливаемом фойе один, если не считать женщину, которая в своем горе, кажется, мысленно была где-то не здесь. Она продолжала смотреть в окно. Зазвонил мой телефон, это была мама:
– Арсен, ну как? Выехал?
– Нет, пока еще тут. Полицейские попросили кое-что для них поснимать, и я остался еще на пару часов.
– Что поснимать?
– Людей. Тут у них допрос будет скоро, и надо, чтобы кто-нибудь для них пофоткал.
– Вы в полицейском участке?
– Нет, там же, в гостевом доме. Я думаю, тут нет никаких полицейских участков, – усмехнулся я. – Тут здание администрации села – чей-то старенький частный дом.
– Воре ха, – вспомнила мама свой аварский язык, что означало «Будь осторожен».
– Да тут ничего такого. Никаких подозреваемых, просто, как я понял, говорить будут с неместными, – сказал я потише, чтобы женщина не услышала мои слова. Затем встал со стула и пошел подальше в коридор.
– Ну, хорошо. И когда домой?
– Надеюсь после обеда выехать. Посмотрим. Дело интересное. Нельзя, наверное, ничего рассказывать, но просто тут прямо кино какое-то. Все какие-то нервные: полиция, жители, родственники. Тут все жестко, и я внутри всего этого.
– Воре ха, – повторила мама. – Сделай, что они просят, и пулей домой. Понял?
– Да, капитан.
– Астахфируллагь [Прости меня, Аллах], – выдохнула она. – Тут уже по всем новостям это крутят. Ничего толком не показывают, но уже все сказали. Зверство.
– Да…
– Ты там внутри был? В доме.
– Ну так, рядом, – соврал я. – Особо ничего не видел. Тут больше народ раскачивает лодку.
– Конечно, местные так реагируют. У них под носом. Тем более какой-то важный человек был, да?
– Да, вроде.
– Сколько там живет человек?
– Не знаю.
– Человек пятьсот, наверное, – высказала догадку мама.
– Наверное, – поддержал ее я.
– Тем более что все всех знают. Это точно кто-то чужой. Со стороны. Приехал, сделал и убежал уже, наверное, давно.
– Да, – сказал я без особого интереса.
Все эти теории я уже прокрутил в голове сотню раз. Я просто ждал, пока эта история начнет развиваться. Как любитель детективов, я рассчитывал, что должно произойти что-то такое, что придаст ей импульс. В кино обычно находят орудие убийства или появляется новая жертва, снимок, след. Правда, с другой стороны, я понимал, что это реальный мир, реальная жизнь и Дагестан. А стало быть, это дело либо раскроется за пару дней, либо годами будет висеть в воздухе, пока народ не отпустит это, как отпускал многое другое в конце девяностых: сотни убийств, теракты, криминальные и клановые разборки, завершавшиеся кровавыми побоищами. Многое было. Многое отпустили. Я как человек, почти не заставший те мрачные годы, мог судить о них лишь по рассказам отца – прямого участника событий.
– Насчет девочки… Я сбросила тебе ее номер и фото тоже.
– Какой? – спросил я, не понимая, как наш разговор так быстро переключился на мою личную жизнь.
– Я же тебе говорила вчера. Девушка, заканчивает юридический, Айшат. Вспомнил?
– Да-да, вспомнил, – сказал я.
– Ее предупредили, что ты позвонишь. Фото есть, симпатичная. Ее папа серьезный такой. Она, наверное, такая же.
– А если она мне не понравится? Вначале надо фото отправлять, чтобы я сказал «да» или «нет», а потом уже давать номера друг друга. А сейчас, получается, у меня даже нет выбора. Если не позвоню, подумают, что что-то не так.