– Я хотел получить этот опыт.
– А я хотел видео. Мы оба получили что хотели, да?
– Да, – кивнул я.
– Расскажешь кому-нибудь об этом?
– Нет.
Заур смотрел на меня несколько секунд, обдумывая что-то, а потом просто повторил за мной:
– Нет…
Он подошел ко мне и тоже выглянул на улицу. Снег продолжал идти.
– И что… он убийца? – спросил я.
– Нет. Пока ни хуя не ясно. Сука, блядь! Как не материться тут. Нет, будем еще копаться. Надо искать нож… Одежда, свидетели, следы, потом лаборатория, туда-сюда. Работы много, но я чувствую, что нашел след.
– Из-за его мотива?
– Это тоже. Тут много всего, пацан. Но я видел в его глазах это… Это желание кого-нибудь убить. Я такие вещи знаю. Видел уже много раз.
За нашими спинами послышались быстрые шаги. Мы оглянулись. Это был начальник районной полиции Ахмад. Не говоря ни слова, с каменным выражением лица он шел к выходу, но остановился и подошел к нам.
– Заур… Только попробуй его подставить, – сказал он с явным вызовом.
– Мне никого подставлять не нужно. Он сам уже почти готов.
– Делай свою работу! Собирай доказательства! Если я замечу, что ты хоть что-нибудь подгоняешь под себя, я сделаю так, чтобы тебя сняли с дела. Мы оба знаем, что тут есть личный мотив. – В последние слова Ахмад вложил столько скрытого смысла, сколько смог.
Я не понимал, о чем речь, однако Заур точно понял.
– Никаких личных мотивов нет, – отрезал он, но это не прозвучало уверенно.
– Я тебя предупредил, Заур. Ты умрешь, а твоим детям еще жить и носить твою папаху и твои грехи. – С этими словами Ахмад вышел из хостела. Застегивая пальто, он сел в машину, несколько неумело развернулся и уехал.
Заур все это время молча провожал его взглядом, а потом выдохнул и сказал:
– Голодный как волк. Идем.
Мы вышли на улицу. Снег и не собирался останавливаться. Несколько возмущенных зевак пытались подойти к Зауру, но полицейские преграждали им путь, и это вполне естественно вызвало волну негодования. В очередной раз кто-то из местных попытался помериться силами с представителем власти, и на этот раз народ тоже сработал оперативно, растащив их в разные стороны. Мы сели в черную «камри».
– Дело приобретает скверный оборот, – попытался пошутить я.
– А?
– Говорю, народ вскипает.
– Да, местные очень сложные.
Машина развернулась, и мы поехали наверх.
– Я не люблю всех в одну… ну понял.
– Да, – ответил я, сообразив, что он имеет в виду гребенку, но решил не умничать.
– Но я тебе за слова отвечаю. – Заур постучал указательным пальцем по рулю. – Вот эти вот, бля, пиздец какие сложные люди. Любая мелкая проблема – решают легко, сами тут. Но если кто-то залезет со стороны… начнется вот такой пиздец.
– А вы?
– Что?
– Вы «со стороны»?
– Ох, блядь, для них я с пиздец какой стороны, – усмехнулся он. – В моем случае им даже сторона не нужна. Я тут, блядь, отдельный остров.
– Поэтому они злые? Потому что влез кто-то со стороны?
– Конечно, – усмехнулся он. – Нет, они еще не злые. Сейчас они чуть потерянные, потому что не понимают, местный это сделал или со стороны. И если будет со стороны, то для всех это лучшая ситуация.
– Почему?
– Да потому что злодей, блядь, со стороны. Скажи, что лучше – чтобы отец зарубил все семейство или какой-нибудь иностранец?
– Ничего не хорошо, – нервно усмехнулся я.
– Тупой пример. Но это правда. Спокойней, когда понимаешь, что это не местный, не сосед, не родственник.
Когда мы выехали на главную дорогу, Заур вдруг спросил:
– Чё, как тебе?
– Что?
– Все. Вся эта ху… суета. Допросы, ножи, блядь, эти люди. Ожидал такое увидеть?
– Хочу домой, – ответил я на все разом.
– Это хорошо. Наш работник будет через час-два, так что твоя работа закончилась. Покушаем, и сразу поедешь. Мне сказали, что дорогу на одну полосу расчистили. Там небольшая пробка, как только это место проедешь, к восьми часам уже будешь в Махачкале. Забудешь весь этот пиздец, который увидел и услышал. Меня забудешь, – усмехнулся он. – Вот тебе за твои труды. – Он отсчитал три тысячи и положил мне на колени. Я собирался отказаться, но он жестом меня заткнул. – На санаторий, нервы лечить, не хватит, но хоть что-то. Я тебе запретить не могу, если ты собрался что-нибудь писать о том, что увидел, но советую хорошенько подумать. Никто тебя в подвале не закроет, но имей в виду, что можешь расстроить кого-нибудь наверху. Что еще я хотел сказать… Вроде все. Вопросы?
– Что будет с Али?
– Пока ничего. В принципе мы уже можем его забрать на всякий случай в районный участок, но подержим тут, привяжем кого-нибудь к нему. Считай, что домашний арест. Уверен, через день-два мы найдем еще что-нибудь. На него или на кого-то другого. Если будет Али, то надавим, думаю, либо он сдастся… – И тут на полуслове Заур остановился.
– Либо что?
– Либо он на самом деле не помнит, как сделал это. И начнется весь этот цирк. Больной, хромой. Совершил в состоянии аффекта или вообще окажется шизанутый, отправят в психушку до конца жизни. И не получит он ничего за то, что сделал.
– Такое тоже возможно?
– Все возможно… все. Хотя он мужик прямой. Не думаю, что сам будет эту хуйню крутить, а суд может. Тут, бля, такая санта-барбара. Вот захочет кто-нибудь Ахмада с должности сместить и начнет дергать ниточки в суде. Или мое начальство. Тут теперь все на прицеле. Я так, мелочь. Меня даже стремно крайним делать. Слышал такую тему? Для одних проблема, для других возможность. Вот что тут происходит. Я забыл, как тебя зовут.
– Арсен.
– Здесь бомбовые ботишал готовят. – Он ткнул пальцем в кафешку. – Знай на всякий случай, если заедешь сюда по работе.
– Не, хватит с меня этого места.
Машина припарковалась у единственного на все село кафе с типичным для таких мест названием «У Патимат».
Мы сели за столик, и уже через пять минут перед нами появились легендарные, по словам Заура, ботишал и кружки с пакетиками «липтона». Для нас любезно нарезали лимон и дали горсть конфет. Патимат, пышная дама, заправлявшая кухней, помахала следователю рукой, тот махнул в ответ, потом стрельнул глазами в сторону симпатичной, скромно одетой официантки, но ответной реакции не получил.
– Новенькая, что ли… – буркнул он себе под нос. Взял со стола зубочистку и принялся довольно умело орудовать ею во рту.
Еда действительно была невероятно вкусной, но мысли мешали мне наслаждаться ею. Я думал о множестве «если», которые могли возникнуть по ходу расследования, если оно в самом деле будет вестись согласно букве закона. И еще я пытался разгадать, что происходит в голове человека, сидящего напротив. Заур, действуя вилкой, уплетал тягучие лепешки с творогом и сыром, заливал в себя чай и напряженно пытался печатать в телефоне, попеременно бурча что-то матерное то на русском, то на аварском.
– Эти еба… – Он оглянулся по сторонам, будто десятилетний хулиган. – Эти соцсети… Стоит одному, – тут он поубавил громкости, – гондону, – прибавил громкости, – что-то не то ляпнуть, и начинается. – Он показал обеими руками, будто мнет что-то воображаемое.
– Хаос? Паника?
– Во… паника. В прошлом году тут, в ста километрах отсюда, лесной пожар был. Самолетами тушили, набирали воду в Каспийском море – и туда, на лес. В один момент в соцсетях начинаются разговоры жителей села, будто кто-то их отравить пытается. Мужик записывает видео, показывает дохлых куриц, говорит, самолет вечером пролетел, а наутро все сдохло. И, блядь, пошло по всем сетям. Еще три человека вообще в других районах, на севере Дагестана живущие, начинают рассказывать ту же историю. Вот скажи мне, зачем самолету травить шесть из десяти куриц? Блядь, ну зачем?
Я развел руками.
– Вот, бля, я тоже думаю… Взяли того бедолагу, накатали на него административку, еще кое-что прикрутили, полгода в колонии провел. Вышел как новенький. В Бога говорит, поверил.
– Серьезно?
– Так и сказал.
– Не знаю. Мне не кажется, что тюрьма как-то воспитывает.
– А вот это держи при себе. – Он ткнул в меня пальцем. – Знаешь, какой процент уголовников совершает повторно преступления?
– Не знаю.
– Я тоже не знаю. Но он большой. И мне как следователю гораздо удобнее, если потенциальные бандиты сидят в тюрьме. Сон у меня лучше от этого, – закончил он и с удвоенным азартом принялся что-то набирать в телефоне.
Мы сидели у окна и могли созерцать прекрасную, но мрачную панораму села и нависающих над ним грозных снежных гор. Я ощущал их присутствие, как будто сквозь туман за нами наблюдали молчаливые каменные гиганты, судьи, не понимающие, в чем смысл суеты этих букашек…
Сигнал машины, проезжавшей мимо кафе, заставил меня очнуться. Заур в ответ приподнял руку, улыбнулся, не очень искренне сказал «Валейкум салам…» и сразу вернулся к телефону. Мизинцем правой руки он поковырялся в глубинах своего рта. Видимо, зубочистка не очень хорошо справлялась с такой задачей. А я наблюдал за этим персонажем, способным вести жесткий допрос, угрожать человеку, выслушивать оскорбления местных жителей, а потом сесть за столик в кафе, пить чай и ковыряться в зубах.
– О чем думаешь? – вдруг спросил он.
– Просто… – ответил я и отвел взгляд в сторону окна. – Вы отсюда?
– Не. Вот эту гору видишь? – Он указал как раз туда, куда я смотрел. – За ней еще одна гора, а за ней мое село. – Он произнес название, но я его никогда не слышал. Я и об этом селе никогда не слышал. – Маленькое. Может быть, сто пятьдесят хозяйств.
– Местные вас знают.
– Ну, это наш район. В смысле Следственного комитета. Меня сюда прикрепили как выходца из этого района. Чуть что произойдет жесткое, и я уже тут. А так да – пара родственников здесь тоже живет.
– Жена Али? – спросил я, но явно зря это сделал.
Заур несколько секунд смотрел на меня, а потом без каких-либо эмоций сказал:
– Да. Моя сестра. Она переехала сюда, когда вышла за него.