План был простой: пойти к Зауру и, не обращая внимания на его возмущение, рассказать обо всем, что увидел. Но перед этим мне надо было самому понять, что же я увидел. Я не мог позволить себе говорить с ним в паническом состоянии, тем более на такую тему, как обвинение в убийстве.
С помощью дыхательной гимнастики, в которую так верит мама, мне удалось унять сердцебиение, и через несколько вдохов-выдохов у меня получилось более-менее успокоиться и начать мыслить трезво.
Я должен был рассказать Зауру, что проигнорировал его просьбу и затеял собственное расследование, которое привело меня в дом Муртуза.
В доме я нашел комнату, полную ножей, а потом столкнулся с Гасаном, который показал мне еще и относительно свежую фотографию убитой. О чем конкретно был наш разговор, я вспомнить не мог: то ли от страха все забыл, то ли мое нынешнее состояние не позволяло мне залезть в сундук памяти и выудить оттуда необходимую информацию. Я просто закрыл глаза и попытался проиграть все события в голове еще раз. Кажется, Гасан пытался мне сказать, что они со старшей дочерью были знакомы. Дружили. Или у них даже были отношения (что очень маловероятно). Потом он показал нож, который, по моему субъективному мнению, мог быть тем самым, а еще на его рукоятке была кровь, и парень будто пытался намекнуть на относительно недавние темные делишки своего отца. Затем пришел дед, его руки не тряслись, но, когда я попытался пожать ему руку, тряска как по команде включилась опять. А еще я точно слышал, как он работает там, у себя в беседке. Стучал он знатно. Разве может человек с такими руками держать в руках молоток, гвозди, зубило? А еще отец пригрозил Гасану, чтобы тот ничего не рассказывал о девушке. Почему? Что такого? Пусть все знают, что они дружили или даже что он сфотографировал ее без спросу. Это же не делает его убийцей.
Или делает?
Вся эта история была очень мутной. Слишком много грубых мазков в картине «Молчаливый отец и невинный сын в комнате с ножами». Я решил, что информации мне хватает.
История действительно приобретала киношный оборот. Я, главный герой, обязан был спасти невиновного от пожизненного срока, и, кто знает, может быть, ввиду особой жестокости совершенного преступления конкретно для этого человека смертную казнь могли бы вернуть. Народ хотел крови, ночью я видел этому подтверждение. Более семидесяти тысяч дагестанцев в социальных сетях проголосовали за смертную казнь для убийцы. Я был не против. Взглянув в глаза этого старика, я почувствовал его злобу к миру. Не знаю мотивов, но что-то такое было в его глазах, а стоило представить его душащим, режущим девушек… тут уж для жалости места не оставалось. Вот Али – совершенно другой случай. Простой серьезный мужик, возможно ошибочно осужденный, потерявший десяток лет в тюрьме… Кто-то должен был его спасти, кто-то должен был пролить свет на это преступление.
Внезапно я поверил в свою легенду. Я в самом деле тот парень, который пришел сюда, в мир невежд. Человек беспристрастный, с трезвым взглядом на ситуацию, с гребаным правильным моральным компасом. Аналитический склад ума, критическое мышление – вот мое преимущество перед этим сельским людом! Опять-таки собрав волю в кулак, я нажал на газ. Надо было найти Заура, начать тяжелый разговор, до последнего настаивая на своем, чего бы мне это ни стоило, привести его в этот чертов гниющий дом, арестовать виновника и, если такова будет моя судьба, получить заслуженные лавры. Лавры человека, раскрывшего самое ужасающее преступление за последние десятки лет, к которому приковано больше внимания, чем к аресту заместителя начальника МВД по Дагестану, на счету которого оказалось три десятка заказных убийств. Но то дело другое. То – зверство привычное, бандитское, с понятными мотивами. Да хоть взорви поезд, это ужасно, но это террористический акт, и, значит, дело имеет свое место, свою полочку. А мое не имело ничего сопоставимого. Оно было нестандартным, и именно нестандартный человек должен был его раскрыть. Вот она, моя судьба.
Свято веря в свою избранность (по крайней мере, в рамках этого преступления), я гнал по главной дороге. Передо мной мелькали лица жертв, и я мысленно повторял: «Подождите, подождите, вы будете отомщены». Возможно, конечно, это выглядело нелепо и даже театрально, но ситуация сама меня к этому подвела. Я прошел через многое и где-то глубоко внутри ощущал, что эта история не могла прийти к завершению без моего участия. Подумать только, я ведь мог уехать! Еще несколько часов назад я мог уехать, и тогда истинный убийца прожил бы остаток жизни с чувством вседозволенности, может быть, он даже посчитал бы это событие Божьим промыслом. А может, он решил бы нечто подобное повторить (по крайней мере, в сериалах говорят, что маньяк не способен остановиться сам), и тогда были бы новые жертвы. Хоть это и звучало пафосно, но сегодня я собирался остановить абсолютное зло.
Единственным способом найти Заура было ехать по главной улице и смотреть по сторонам. Рано или поздно я услышал бы его ругань или выстрелы, увидел бы драку, в которую он ввязался… Но ничего этого не было. Я не обнаружил Заура ни на главной улице, ни в кафе. Хотя, наверное, было бы странно (несмотря на его внушительный живот) все время встречать в кафе следователя, результатов работы которого ждал весь Дагестан…
Оставалось только одно место.
Машина медленно спускалась вниз. Снег и не думал таять. У гостевого дома стояло гораздо меньше народу, чем вчера, но блюстители закона выглядели как-то напряженно. Они переглядывались друг с другом, а увидев мою машину, трое из них как-то даже сгруппировались. Один, дав мне подъехать к парковке, жестом потребовал, чтобы я остановился.
– Салам алейкум, – сказал я, опустив стекло.
– Заезд запрещен, – грубо сказал он и бесцеремонно заглянул на заднее сиденье, будто искал кого-то.
– Я здесь живу вообще-то, – возмутился я. – Я утром выехал по делам. Заур знает меня.
– ***** ********** ** *****, – раздраженно сказал что-то на аварском другой полицейский.
– Туда-сюда не ходи, сразу в свой номер, – сказал мой явно раздосадованный собеседник и не очень уважительным взмахом руки разрешил проехать.
Удивленный таким отношением к себе, я все же решил проявить терпение. К концу дня этот парнишка будет благодарить меня за помощь в раскрытии преступления. А может, это я буду благодарить его и остальных полицейских за помощь мне в раскрытии преступления.
– Ура, – буркнул я, увидев припаркованную машину Заура.
Свою машину я поставил рядом и пошел ко входу. Нельзя терять времени. Пока я ищу следователя, преступники могли уничтожить все возможные улики, избавиться от ножа, сжечь вещи девочек, если они их украли. Ну, мало ли, вдруг имелся какой-то извращенный мотив.
– Да еб твою мать! – заорал Заур, выходя из дверей. – Блядь, что ты тут делаешь? Я же нормально тебе сказал, вали на хер отсюда! Что ты тут делаешь?!
– Веду расследование, – уверенно сказал я.
Все козыри были у меня на руках. Я мог дать ему возможность орать сколько он хочет. Если ему на голову с утра насрала птица (или, что более вероятно, начальство), я в этом не виноват. В конце концов, он делал то же самое, что делало его начальство. Сперва на твою голову срут, потом ты ищешь, на кого бы насрать самому.
– Ведешь что? Расследование? – Он рассмеялся, но в его смехе не было ничего веселого. Он явно был злее обычного. – Ты на голову ебанулся, что ли? Эй, эй! – Он заорал в сторону сотрудников. – Я же сказал, никого не впускать! Выкиньте его из села! Блядь, если он снова тут появится, арестовать на хуй, вывезти в районную и закрыть на десять суток! – Заур командовал, как дирижер на концерте, и, кажется, он не шутил, а я еще старался быть искренне снисходителен к нему, ведь я нес ему избавление от всех страданий!
– Я знаю, кто убийца! – заявил я, когда двое полицейских уже почти подошли к нам.
Заур остановил их рукой.
– Знаешь, кто убийца? – переспросил он.
– Да.
– Охуенно, – смачно выдал он, а потом скомандовал ребятам: – Ушли! – И, когда мы остались наедине, не очень-то веря в мои слова, спросил: – И кто это?
– На краю села есть дом, он как бы напротив дома Хабиба находится. Там холм, и под холмом есть огороженный участок, где живут…
– Старик Муртуз и его ебанутый сын?
– Да, – уверенно сказал я.
– Пиздец, – сказал он и закатил устало глаза.
– Я уверен в этом, я был у них дома! Я не знаю, какой у них мотив, но у меня есть то, что нужно.
– Сука, остановись. – Он выставил передо мной открытую ладонь, будто пытался заткнуть прорвавший кран.
– Я знал, что ты мне не поверишь, поэтому посмотри, что я снял.
– Сука, остановись! – заорал он. Потом потер лоб, пытаясь прийти в себя.
Я замолк.
– Ты хочешь сказать, что полудохлый сумасшедший старик и его тормознутый сын пошли и убили здорового мужика, нанесли ему девятнадцать ножевых ранений? Потом зверски перерезали его дочерей? Сука… Мужик, который без палки не может передвигаться, и полудурок, который не может досчитать до десяти?
– Это неправда, – сказал я с обидой в голосе. – Гасан, скорее всего, ни при чем…
– Что с тобой не так? Скажи мне, Арсен. Ты же Арсен? Я всегда забываю, не обижайся. Просто скажи мне, что с тобой не так? Что в твоей куриной голове происходит? Я же попросил тебя нормально… Что мне надо сделать? Выстрелить тебе в колено, чтобы скорая увезла тебя отсюда в ближайшую больницу? Это около часа езды, вряд ли выживешь.
– Ты просто выслушай! – крикнул я, и, кажется, на глазах у меня выступили слезы. Этот невоспитанный подонок явно смог надавить на какое-то больное место.
– Нет, блядь. Нет! Это ты слушай меня. Два часа назад сюда вошел мужик ростом в два метра, сто пятьдесят килограммов мышц, может, тебе покажется знакомым это описание. Он предъявил моим ссыкунам удостоверение, и они разбежались. Он вырубил на хуй моего помощника Салима, с которым ты тоже уже знаком, сломал ему нос и глазницу одним ударом. Взял в заложники главного подозреваемого, которого ты тоже, скорее всего, знаешь, посадил его в машину и увез в неизвестном направлении. И я не знаю, где они сейчас, живой Али вообще, потому что Хамзат в таком состоянии, что просто порвет его в клочья, как медведь кролика. Меня в уши ебет последний час мое начальство, а ты пытаешься мне сказать, что убийца – шестидесятипятилетний инвалид. Я думаю, ты не прав. Но ты можешь еще что-нибудь сказать, если тебе очень хочется. Я готов выслушать. Говори, – предложил он мне, но после его истории я не мог проронить ни слова. Я молчал, пытаясь понять, как это могло произойти. Я просто завис, глядя куда-то ему за спину.