– Из-за вашей сестры?
– Да. Тебе кто-то рассказал?
– Нет. Я просто догадался, что о ней речь, но ничего не знаю.
– Я не должен тебе этого рассказывать, но расскажу, потому что хочу. Просто хочу. Может, потому что сейчас я поеду к ней и расскажу, что ее мужа… бывшего мужа убили, и, конечно, она будет в этом винить меня. И наверное, наполовину будет права. В общем, Али, молодой известный спортсмен, борец из этого села, приехал на соревнования в наше село. Я тебе рассказывал, оно как раз вон за той горой. – Заур ткнул куда-то через лобовое стекло, я кивнул в ответ, пытаясь не отвлекаться от рассказа. – В общем, приехал на соревнования. Не знаю, каким образом, где-то, видимо, в селе, увидел мою сестру и решил на ней жениться. Наши села не очень друг друга любили, так исторически получилось из-за некоторых вопросов по границе, и, в общем, таких случаев не было, чтобы отсюда туда или оттуда сюда кто-то кого-то отдавал. Ну и Али ее украл. Мы начали ее искать, сперва наше село, потом целый район на уши подняли. Нас было три брата, один покойный уже. Старший. В общем, искали и спустя месяц нашли тут. Такое, конечно, мы оставить не могли. Собираем крепких ребят из села и идем сюда на разборки, чтобы ее вернуть… – Тут он остановился, тяжело вздохнул и помотал головой. – Короче, выяснилось, что она сама к нему сбежала. Я перед двумя селами поклялся ее убить, если когда-нибудь встречу. И так мы разошлись. Это был позор на всю жизнь, который до сих пор лежит на плечах моей семьи. А потом Али сделал это с туристкой. Ну или не сделал, не знаю. Я только-только устроился тогда на работу. Али опять опозорил теперь уже свою семью. Сестра с ним развелась. Старшие как-то вынудили его дать ей развод. Говорят, что он сам не хотел, чтобы она ждала его. Двенадцать лет получил. Это было беспредельное время. Вешали любой срок, и еще жертва – туристка. Все разозлились. Нужна была показуха, потому что слишком много шума было. Вот его и накинули от души. С годами я как-то смягчился. С сестрой не помирился, но говорил пару раз, видел однажды своих племянников. Хорошие ребята. Живут, работают сейчас оба в Астрахани. И тоже сегодня узнают, что их отец умер. И, возможно, мне придется вбить последний гвоздь… Если подтвердится, что это он.
– Вы все еще думаете, что это Али?
– Не знаю. Пятьдесят на пятьдесят, – поразительно легко ответил следователь. – Следы обуви подтвердились. Нож не нашли, и двое его товарищей подтверждают, что он уходил ночью по своим делам, администратор тоже его видел, а он не помнит. Или врет, что не помнит.
– И еще фотография, где он на заднем плане?
– Ну, тут не знаю. Подруга сказала, что фотку сделали сами, потому что он выглядел прикольно, страшный, как она сказала. Но это не объясняет, что он делал рядом с ними за пару недель до убийства. Может, он их преследовал, а может, шел в магазин. Не знаю. Они охотятся здесь уже двадцать дней, и раз в три дня он пропадал с десяти до часу ночи. Как думаешь, трех часов должно было хватить, чтобы сделать это, избавиться от следов и вернуться как ни в чем не бывало?
– Скорее всего. Но… мне не хочется об этом говорить…
– Говори давай.
– Скорее всего… то есть мне кажется, что… В общем, вы можете догадаться, куда он мог идти.
– Куда? – спросил Заур и в то же мгновение понял. Остановил аккуратно машину, потер лицо и стукнул кулаком по рулю.
– Она, скорее всего, подтвердит, что они виделись. Как я понял, они до сих пор друг друга любят. Я ни на что не намекаю, вряд ли между ними что-то было, просто я думаю, что Али шел к ней в надежде наверстать что-то или узнать, как дела у сыновей, – сказал я. – И его больше нет.
Заур долго молчал, потом сказал:
– Она за свои грехи сама ответит. Мне уже без разницы. Нет у меня сестры. Но ты забираешь у меня подозреваемого.
– С ножом тоже его могли подставить. Его могли украсть, не знаю. А может, нож на самом деле просто потерялся в лесу. А обувь такая у многих есть, даже в вашем селе. Вы называете ее охотничьими ботинками, но это стандартные боты, точнее их подошва. Мой одноклассник работает в обувном цеху уже много лет. Он подтвердит, что в самой подошве нет ничего особенного. Их завод производит ее десятками тысяч по контракту с государством.
– Ну, пацан, как ты все усложняешь. И сейчас ты, конечно, опять начнешь лечить меня насчет старика…
– Вот, – сказал я и протянул ему телефон. – Включите.
Заур выдохнул так, чтобы я понял, что его терпение кончается, и взял телефон. Потом включил и увидел комнату, полную ножей. Потом мое лицо, скривившееся в попытках поймать хороший ракурс, и телефон упал, продолжая записывать. Брови Заура сдвинулись друг к другу, и я понял, что это хороший знак.
– Там еще разговор наш будет, насчет старшей сестры.
– Это что? То есть где?
– Задняя комната в доме вашего отшельника. Три этажа ножей на стене и еще больше внутри, на полочках и в шкафах. Он настоящий коллекционер. Он и его сын.
– Та-а-ак… потом?
– Гасан, как мне показалось, наивный простой парнишка, и он тут ни при чем, и более того, у него руки в шрамах, возможно, отец издевается над ним, а у самого, кстати, руки не дрожат. По крайней мере, я видел, как он держит в руках инструменты, без всякой тряски, и слышал, как он стучит ими, и очень громко. Дедуля с такими руками, как вы все мне говорите, разве может такое?
– Мало, – покачал головой Заур, но у меня еще оставались карты.
– Ну ладно. У Гасана есть фотоаппарат, старый поляроид, который мгновенные фото выдает. Он фоткал им старшую дочь Хабиба. И, судя по фотографии, она не очень-то сопротивлялась. Я бы даже сказал, что улыбалась человеку за камерой. Он сказал мне, что они были «вместе».
– «Вместе»? – поморщился Заур. – «Вместе» типа вместе? Или что?
– Я спросил: «Друзья?» Он вроде как подтвердил, а вроде как и нет. Может, он намечтал отношения с ней, не знаю. Сказал, что хотел на ней жениться. А еще на той фотке, что я видел, снег. Это фото сделано недавно.
– Максимум неделю назад, – подтвердил следователь.
– Да. И если бы вы оказались в той комнате, где был я, вы бы решили, что она принадлежит маньяку, преследователю. Ножи, фотографии. И нож, да, точно, нож!
– Наш нож? – удивился Заур.
– Не знаю. Гасан сказал, что это любимый нож отца. Показал его. Золотая ручка, зазубренный с тупой стороны, достаточно широкое лезвие и самое интересное: пятно свежей крови на ручке.
– Да иди ты! – бросил Заур и сразу как-то взбодрился.
– Сказал, что пользовался недавно ножом, и похвастался кровью, но я не думаю, что это Гасан, потому что он, кажется, искренне расстроен из-за ее смерти, но… – я взял театральную паузу, наслаждаясь моментом, – отказался говорить о девушке. Сказал, что отец запретил ее обсуждать. Назвал секретом.
– Блядь, – буркнул Заур. – Секретом, блядь!
– Не материтесь, – ответил я.
– Сука. Если ты прав… Сука! Прямо под носом! Старик-инвалид и отсталый сын… Как? Такого, как Хабиб, как? Ранений в спину не было, это чисто силовая борьба. Нападение лицом к лицу. Как это сделал старик, который, судя по следам, был один? Зачем?
– Не знаю, – ответил я.
– Возвращаемся, – сказал Заур, и на этом наш разговор завершился. Пес снова взял след, но поводок на этот раз держал я.
Мы подъехали к гостевому дому.
– Какой у вас план? – спросил я.
Мне очень не хотелось пропустить зрелище. Я должен был присутствовать на задержании, ведь именно я был инициатором всего этого действа. Я хотел встретиться взглядом со стариком, показать ему, что все, что с ним дальше будет происходить, – моя заслуга.
– Сегодня все подготовим. Я разберусь со всем, что сегодня случилось, и с первыми лучами солнца мы постучимся к нему. Без всяких спецопераций на триста человек аккуратно скрутим.
– Я поеду с вами?
– Да, герой. Поедешь, но будешь слушать мои команды.
– Хорошо.
– Я еду дальше, – сказал он, и мы собрались расходиться.
– Заур, насчет Гасана, будьте с ним аккуратны. Он просто наивный дурачок, но он достаточно крепкий.
– Разберемся.
На этом мы разошлись. Я ощутил, как вдохнул жизнь не только в Заура, в наше расследование, но и в самого себя. Улыбка вернулась на мою физиономию, и самое время было писать слова для речи на церемонии награждения меня каким-нибудь орденом, который повесит мне на грудь глава республики. Или президент, кто знает?
Я снова заселился в свой номер. Моих соседей-охотников уже не было. Один из сотрудников сказал, что их отпустили. Эти парни тоже намучились, а им еще предстояло узнать, что Али погиб. Все было сложно.
Я проверил все социальные сети, ответил всем волнующимся за меня. Объяснил, что помогаю полиции, но раскрывать ничего не стал. Все вело к тому, что я так или иначе получу свои лавры. Поговорил с мамой, ее беспокойство за меня сменилось облегчением, когда она узнала, что я созвонился с предполагаемой невестой (я не стал говорить, что позвонила она, и, естественно, не сказал, что мы планируем обговорить правила взаимного расставания, а жаль).
В дверь постучали, я глянул в глазок и увидел, что за дверью морщится знакомое неухоженное и неприветливое лицо администратора. В руках он держал пакет. Открыв дверь, я услышал:
– Благодарность за участие в расследовании. Заур сказал. – Администратор протянул пакет и, не дожидаясь реакции, ушел.
Из пакета пахло шашлыком, на ощупь он был горячим, вследствие чего я предположил, что там находится мой ужин, и обрадовался. Заур напомнил мне почтальона Печкина. «Это раньше почему я матерился на тебя и хотел застрелить? Потому что у меня преступника не было».
Только я собирался приступить к трапезе, как зазвонил телефон. Номер показался знакомым, но владельца я не вспомнил.
– Да?
– Добрый вечер. Это Айшат. Мы созванивались утром.
– Насчет выбора даты нашей свадьбы, помню, – сказал я и рассмеялся.
Она рассмеялась в ответ, и это был самый приятный звук за все время моего пребывания в этом мраке. Звонкий и одновременно заразительный смех.