— День добрый, — вкрадчиво заметил Курт, сгребая с ближайшего стола какое-то кладбище из микросхем и чуть сжимая в руках. Судя по полузадушенному хрипу, который издал бледный от испуга за собственное детище студент, это было что-то очень важное. Ганс поднял голову от микроскопа и передал его аспиранту (и ближайшему помощнику по совместительству) по имени, кажется, Ию. Или это была его фамилия, Курт не был точно уверен.
— Здравствуй, Курт. Пойдем в мой кабинет. Теперь на них глазели уже все, кто находился в лаборатории. О нелюбви Ганса (профессора Вейгера) к собственному рабочему месту ходили мистические легенды, которые, кажется, грозили рассыпаться на глазах у общественности. Или же обрасти новыми фактами, и Курт твердо решил выбежать из кабинета с квадратными глазами — а дальше уже студенты придумают все сами. Ганс открыл перед ним дверь, после чего зашел сам и тихонько, надеясь, что Курт не услышит, щелкнул замком. Прошел к столу и медленно опустился на высокий прямой стул. Было видно, как неловко себя чувствует Ганс в этом месте. Тем интереснее было Курту наблюдать за ним, зная, кому этот кабинет принадлежал ранее. С этим сакральным знанием все решительные и порывистые движения одноклассника казались неуверенными и жалкими.
Случайными, а не тщательно продуманными.
— Ну, ты с отчетом?
— Естественно, — повторил Курт, усевшись в гостевое кресло и сцепив пальцы на колене. При этом на Ганса он не смотрел, вовсю изучая обстановку. Все, на самом деле, осталось таким же, как и пять, семь, десять лет назад. Окно без гардин, светлые стены, дубовый стол, пресс-папье в форме помпезного льва. Ганс поелозил тем самым львом по каким-то бумагам, у которых, наверное, должен был уже закончиться срок хранения, и попытался выйти на беседу еще раз.
— Рассказывай. Курт молчал, буравя пронзительным взглядом льва. Вот только нервничал при этом все больше Ганс, не зная, за что схватиться: за бумаги, за ручку, за коммуникатор, который он предусмотрительно взял с собой. И пожалел уже, наверное, что закрыл дверь. Курта это откровенно забавляло. Видимо, вина Ганса в чем-то, еще неизвестном, была настолько велика, что ему буквально не сиделось на месте. На воре и шапка горит, а?
— Рассказывай, а потом задашь вопросы.
— Что рассказывать? — едко поинтересовался Курт. Ганс напряженно сглотнул:
— Отчет. О патруле, о реакции опытного образца на… — и тут же замолчал.
— На что? — Курт подался вперед. — Ты, кажется, хочешь рассказать мне, кого я встретил в Каппе?
— Нет, — Ганс тряхнул головой, потянул себя за волосы и, кажется, все же взял себя в руки. — Я хочу услышать, кого ты нашел. Это было твое задание. Докладывай.
— Хорошо, — Курт согласно кивнул и для начала кратко поведал о хаммере киношников. — Ну, а с ними была Герда.
— Герда? — на лице Ганса мелькнуло удивление — уже честное, не нервное. — Зачем ей… И снова замолчал. Молчал и ждал вопросов и Курт.
— Атли, детка, вставай. Это твой последний день! Звучало как-то не очень, но Курт, понимая, в чем же суть сказанных матерью слов, открыл глаза и уставился на полоток. Покатая деревянная крыша сползала к другому концу комнаты и терялась в утренней зашторенной темноте, клубящейся в углах. Курт неохотно откинул одеяло и спустил ноги с кровати. В этом году май был поразительной прохладным, больше похожим на ранний апрель, когда небо еще едва голубое, но на него уже наползает зеленый иней. Даже если апрель — не май — напоминает о приближающихся летних каникулах, то что уж говорить о самом последнем дне. Последнего учебного года. Умывшись блаженно теплой водой, быстро одевшись в джинсы и теплую олимпийку, Курт спустился вниз. Горячий омлет на тостовом хлебе уже дымился рядом с кружкой какао, и в этот день он не стал спорить и упираться. На пороге взрослой жизни не хотелось быть взрослым и отказываться от завтрака, как это делал отец. Хотелось еще немного потянуть детство. Курт старательно наворачивал завтрак, а за ним, раскачиваясь на стуле, неотрывно наблюдал Грег, выпивший только какао с маршмеллоу.
Из-за выпускных занятий в начальной школе сегодня не было, но ученические рефлексы подняли Грега спозаранку, поэтому он собирался вместе с родителями присутствовать на церемонии. Ну, и ему немного еще хотелось попортить жизнь старшему брату, который скоро уедет куда-нибудь учиться. Ну, или просто переедет в общежитие.
— А где па? — Курт отхлебнул какао, отказавшись от зефирок. Потом он, конечно, снова их полюбит, но сегодняшний день должен был стать решительно переломным.
— На работе, — Адела убрала со стола тарелку и сунула ее в посудомоечную машину. Дверца звонко захлопнулась.
— Ты же знаешь, сейчас экзамены в Университете. Но он обязательно придет.
— Да я и не сомневаюсь, — отмахнулся Курт, хотя сомнения по этому поводу имел огромные. Отец постоянно где-то пропадал, на работе или нет, и на торжественные мероприятия приходил редко. Зато до того нравоучительно говорил «Когда тебе будет столько лет, сколько и мне, Атли, ты меня поймешь», что после этих слов еще неделю воротило после любого упоминания его имени. Отношения с отцом могли бы быть теплыми, если бы тот чаще общался с сыновьями. Но никто и не ожидал, что у ректора Университета будет много свободного времени.
— Знаешь, зна-аешь… — загадочно протянул Грегор, раскачиваясь на стуле. Курт повернул к нему голову со всей надменностью старшего брата, на которую был способен. Ему не казалось, что младшенький в состоянии его чем-то удивить.
— Ну? Адела бросила на него предостерегающий взгляд: только ссор не хватало в такой праздничный день. Но Курт и не собирался ссориться — сам он был в каком-то приподнятом настроении, и даже холодный воздух не отрезвлял. Все должно было как-то радикально перемениться.
— А Бари рассказывала, что Хельги бросила Ганса. Вчера. Ух, говорит, скандал был! Окна трещали, люстра упала.
— Ну да, — насмешливо протянул Курт, хоть мысль о том, что друг мог ему что-то не сказать, неприятно царапнула подсознание. К счастью, наверху затрезвонил телефон, так что он так и не узнал животрепещущих подробностей о личной жизни Ганса. Окрик Грега догнал его уже наверху лестницы:
— Зато ты сможешь пойти с ним на выпускной!
— Да поше-ел ты, — ласково отозвался Курт и скрылся в своей комнате раньше, чем мама успела возмутиться.
— Алло?
— Мемфис, мальчик мой… — протянул мерзкий голос на том конце трубки.
— Хорош! — возмутился Курт. — Ты ничерта не похож на моего отца.
— Бебебе, — передразнил Ганс. — Знаешь, что? При этом он совершенно не звучал расстроенным или грустным.
— Что?
— Нет, ты угадай!
— Ну, — Курт взял со стола ручку и почесал ею голову. — Я не знаю, честно. Может, эта стерва наконец-то перестала трепать тебе нервы?
Ты ее бросил? Ганс на том конце трубки как-то странно замолчал, пока Курт выводил узоры на открытой странице телефонной книги.
— Ганс?
— Да тут папа пришел, — почему-то шепотом отозвался друг. — Быстро говори: ты что, знал?
— Да нет, я угадал, — тоже понизил голос Курт. — Что стряслось? И с кем ты теперь пойдешь?
— С Гердой!
— Кто это?
— Что, ты не помнишь? Годом младше учится. Ладно, сам все увидишь!
— Ганс засобирался, что-то суетливо сказал в сторону и быстро бросил трубку. Курт остался стоять, удивленно глядя на телефон в своей руке.
Отложив его в сторону, начал собираться на выпускной: еще раз примерил пиджак, трижды перевязал узел на галстуке и все-таки сменил его на бабочку, как настаивал отец. На выпускной они пошли втроем: он, мам и Грег, одетый в клетчатую теплую рубашку и джинсы. Ганс пришел один — Герда, симпатичная серая мышка классом младше, отказала ему, рассмеявшись в лицо, и тут же стала самой популярной девочкой в школе. Отказать Гансу — это нужно было уметь. Наверное, она поступила так именно для того, чтобы прославиться, а не для того, чтобы досадить Гансу. Впрочем, у нее это получилось. А Ганс — тот возомнил себя страшно влюбленным. История с Хельги так и осталась мутной: сама она рассказывала, что это именно она бросила Ганса, который совершенно не был ей интересен, Ганс же говорил, что это все он. Кто кого бросил — Курт не интересовался, тем более, что у него было, чем заняться. Отец на торжественную церемонию не пришел. Не пришел домой и после. Но раньше, чем мама успела забить тревогу, в дверях появились полицейские. Все было предельно — ну очень — обыденно и скучно. Отец не справился с управлением и с размаху впечатал свой навороченный джип в поворот. К счастью, никто не пострадал. То есть, больше никто.
Кроме отца. Никого даже не пригласили на опознание — во-первых, нечего было опознавать, а во-вторых, зачем опознавать куски тела, сложенные в один костюм, помещенный, в свою очередь, в джип — один такой на весь город. А ректором Университета после этого стал профессор Вейгер — отец Ганса. И Курт, честно признаться, был даже за них немного рад. Ровно настолько, насколько можно радоваться за кого-то, когда у тебя погиб отец. Мама это переживала трудно: много пила. В остальном же была все такой же: задумчивой, худой и будто бы непропорционально вытянутой в рост. Грега часто дразнили в школе — ну а тот, наученный опытом жизни со старшим братом, не стеснялся пускать в ход кулаки. Совсем скоро от него отстали. Да и не бог весь что такое было: семья без отца. Таких в городе было много. Разговор не перерос в драку только чудом. Все уже к тому шло, выведенный из себя Курт вскочил с места, сжимая руки в кулаки, но несостоявшийся конфликт был оборван скрипом за спиной. Дверь раскрылась чуть более уверенно, чем мог бы себе позволить обычный студент. А уж этот голос Курт узнал бы даже с закрытыми глазами.
— Я прие… о. Курт медленно-медленно, как в кино, обернулся, уже зная, кого увидит. В дверном проеме в самом деле стоял Грег. Темные волосы здорово выгорели, на носу проступили веснушки россыпью — он более чем удивился, застав в кабинете нового ректора своего брата. — Привет, Атли, — равнодушно, словно с ничего не значащим знакомым, поздоровался Грег и прошел в кабинет, прикрыв за собой дверь. — Я просил так меня не называть. Грег только пожал плечами и повернулся к Гансу, напряженно замершему над мягким креслом. — Так вот. Я пришел сказать, что я приехал. Ку