иноват перед умными, добрыми мальчишками, не оставлял Наталью все годы, пока парнишки росли, — навещал, помогал деньгами, дарил мальчишкам хорошие подарки на дни рождения, такие, какие бы мог подарить их отец. Артему было больно, что Степан разрушил жизнь всем близким людям своей болезненной ревностью, а вернее сказать, дуростью! Конечно, эта помощь совершалась в глубокой тайне от Анны — она бы не поверила, что между ним и Натальей все-таки ничего не было. Он был другом — благородным и преданным.
Когда Иван, а после и Сергей поступили в институты на бюджетные места, да еще со стипендией (молодцы ребята!), Наталья нашла себе мужчину, и Артем с той поры не лез в их жизнь, слышал только краем уха, что Иван после института и службы в армии пошел в ФСБ. И вот звонок.
— Здравствуй, Ваня.
— Артем Петрович! Здравствуйте! Это чудо. Я просто не надеялся, что смогу дозвониться до вас!
— Для тебя я всегда открыт.
— Обидно, дядя Артем, столько лет мы с вами не общались.
— Не хотелось тебе мешать… Может, и зря, что не выходил на тебя… Если что, прости…
— Артем Петрович…
— Дядя Артем.
— Дядя Артем, я ведь в отчаянии вам звоню — выгнали меня из ФСБ… Не сошелся характером с новым начальником управления. Вот. А делать я ничего не умею, хм, разве что выполнять специфические задания…
— Ну, ну, так мрачно.
Артем забарабанил пальцами по крышке стола. Само Небо посылало ему профессионала-сыскаря, обязанного ему за отеческую заботу… умеющего выполнять «специфические задания». Это удача.
С Иваном можно было не запираться, как с зятем Игорем, открыть ему карты, показать запись, из которой следовало, что человек по имени Антон желал продать свои акции иностранному покупателю. Пусть пошуршит, выяснит, сын ли это Антошка и акции ли это их завода, или просто липа, чья-то гадкая попытка дискредитировать сына в глазах Артема.
— Алло, Иван, ты можешь со мной связаться сегодня вечером? Я дам тебе место в службе безопасности завода, хорошую зарплату. Позвонишь к шести вечера по этому же телефону — я буду еще здесь, снова скажешь секретарше, что ты Аксенов, она тебя сразу переключит на меня. Встретимся, поговорим.
— Спасибо, дядя Артем. — Голос Ивана звучал теплыми нотками.
— Как мама?
— Нормально. У нее все нормально.
— А Сергей? Я про тебя-то слышал краем уха, а о нем совсем ничего…
— Сергей теперь американец. Живет в США.
Артем ухмыльнулся:
— Что вас всех тянет туда, в эту Америку? У меня друг-товарищ, Самуил Боголов, тоже все меня в Америку манит съездить, говорит, трахнем пару-тройку голливудских звезд!
— Го-го! Ау! — восторженно вскричал Иван. — Пару-тройку звезд? Здорово!
— Да, у него все здорово, он миллиардер, космополит — для него весь земной шар место обитания. Не то что мы с тобой, Ваня!
— Артем Петрович! Как можно меня с вами равнять! Вы-ы… — Слово «вы» Иван произнес таким тоном, словно отзывался о самом великом и могучем божестве.
Это приятно пощекотало слух Артема. Он спросил с интересом:
— А отец? Не появлялся?
— Отец? Нет, не появлялся… — Голос Ивана зазвучал глухо, с обидой.
— Ладно, Иван, мне сейчас некогда. — Артем понял, что надо закругляться — обо всем по телефону не переговоришь. Сказал, усиливая голос: — Обязательно звони.
— Хорошо, дядя Артем.
— Бывай.
Артем опустил трубку на аппарат. Даже если Иван сегодня не сможет связаться с ним, Артем обязательно его найдет, велит архаровцам — из-под земли достанут. Ивана он не упустит. Иван дотошный пацан, он раскопает эту грязь, обязательно раскопает.
После неприятных мыслей, навалившихся в приемной, Антон, не дождавшись, пока отец снизойдет до него, спустился в кафе, взял рюмку водки, выпил без закуски, неторопливо пошел по заводскому двору — пусть нашепчутся, он Игоря после расспросит, что этот кабан затевает: Игорь у Антона в руках, именно он поможет отомстить. У Игоря были хорошие завязки в «Охтинском фарфоре», где он раньше с успехом работал заместителем коммерческого директора. Когда Антон за распитием бутылки рома поведал ему свою ненависть к заводу и отцу и пьяным голосом попросил совета, как насолить Бардакову-старшему, Игорь Огурцов, зять и управляющий предприятием, серьезно посоветовал продать свой пакет акций конкурентам, то есть охтинцам.
— Гы-ы, шутишь?
— Нет, серьезно. Они тебе хорошие бабки отвалят. Представь, возьмут сорок процентов здесь, твой отец со злости локти себе отгрызет. Им это выгодно. Но решающий голос все-таки останется за Артемом Петровичем, ведь на нем числится сорок процентов и двадцать — на твоей сестре, итого — шестьдесят.
— Разве это месть?
— Потерять сорок процентов доходов? Ужасная месть!
Антон сначала так не думал, но с каждым днем, общаясь с отцом, видя алчные всполохи в его глазах, все больше убеждался в правдивости слов Игоря. Потеря доходов ударит отца посильнее кувалды. Пусть расплатится за удовольствие трахать невестку!
Продать акции было легко. Отец после выкупа завода позаботился о налоговом иммунитете. Все акции были разделены на три неравные части — сорок, сорок и двадцать процентов, каждый пакет акций перешел в собственность офшорной фирме, зарегистрированной в зоне, свободной от уплаты налогов. Чтобы продать акции, нужно было лишь переоформить через нотариуса свою офшорную фирму на другого, и все, никаких других формальностей.
Антон загорелся идеей найти хорошего, заинтересованного покупателя, сбыть ему фирму с пакетом акций и навсегда уехать куда-нибудь на банановое ранчо во Флориду.
Охтинцы обязаны были клюнуть: собрать в одних руках промышленную отрасль — мечта любого магната, а все они, такие как отец, спят и видят себя королями фарфора.
В кармане запиликал трелью вызова смартфон. — Да. — Антон приложил к уху трубку.
— Привет, Артемыч.
— А, это ты. Чего?
Звонил кореш Валерка Кашин, парень небогатый, но умный и преданный. С ним Антон сошелся в институте. Получив диплом, Валерка после нескольких попыток заняться бизнесом оказался совсем на мели, и Антон взял его сторожем на отцовскую дачу.
— Не приедешь? Я тут двух телок приманил. Ядреные.
— Только поэтому звонишь? Я на работе.
— Знаю я твою работу — отцовскую секретаршу на столе пороть да журналы автомобильные листать.
Антон усмехнулся.
— Позвоню вечером.
— Ты сейчас чем занят? — не сдавался Валерка. — По Интернету в шахматы играешь или в покер?
— Отстань.
— Многое теряешь.
— Говорю — вечером позвоню.
— Тогда мы начнем без тебя.
— Начинай. Обязательно было объявлять об этом?
— Я имею в виду, раз ты занят, я их пока обеих обработаю…
— О господи! Работай! Какой заботливый.
Ты что, целок привел, что так волнуешься?
— Гхе-кге. Нет, не целок. Рванок, да еще каких! Они из Болоток. Там у них свиноферма, их свинари знаешь каким фокусам научили!
— Ты откуда знаешь? Поверил их рассказам?
— Я их уже того, отбабанил по разу для проверки…
— Валерка, шут, пошел вон!
Антон нажал на экране смартфона знак разъединения звонка и убрал его во внутренний карман. Балбес. Веселый, беззаботный. Вообще, молодец, что позвонил, убрал своей болтовней муть из души. Может, правда стоило поехать на отцовскую дачу, снять стресс? К жене Антон не прикасался с той поры, как узнал о ее связи с отцом. За все время Алиса ни разу не поинтересовалась, почему влюбленный доселе супруг вдруг так охладел. Может, ей тоже доложили о его периодических случках с секретаршей Оксаной? Может быть. Кто-то ведь постарался, открыл Антону глаза. Где большие деньги, там интриги. Да, он обязательно поедет на дачу и отпорет двух сельских тружениц, выслеженных Валеркой в электричке — Валерка неоднократно добывал женщин в этом виде транспорта. Только вот послушает наставление дорогого родителя да переговорит с Игорем — когда ждать эмиссаров от покупателей. Придется торговаться, и Антон поторгуется. Надо сорвать куш сразу!
А ведь в первые дни после раскрытия ужасной правды Антон не знал, как будет мстить — он тупо твердил: «Убью его!» — и сидел за столом, ломая карандаши. На его счастье, отец улетел в командировку, Антон не видел его больше месяца — успел остыть. В его мозгу мысли выстроились в правильный алгоритм: ничем не выдавать своей осведомленности, не торопиться, не действовать сгоряча, придумать самый жестокий способ отмщения, найти союзника и выждать удобного случая. Он отказался от мысли убить отца — это глупо. Отец умрет, ничего не поняв, а если ему рассказать перед казнью его вину, не успеет раскаяться. Антон же остаток жизни будет бояться — выплывет наружу его преступление или нет? Отец должен жить, жить и мучиться, получив сильнейший удар в спину. У такого человека, как отец, обязательно должны были быть грехи. Антон стал комбинировать: как добыть компромат?
Горе и тоска наполняли его душу в то время. Он скрылся от назойливой Алисы на кладбище. Глядя на мраморный портрет матери, впервые задумался: как погибла мать? Купалась и утонула. Никто ничего не проверял. Расспросили свидетелей — Нору Рогову и ее обслугу, на том и успокоились. А ведь пляжи Рогов обустраивал основательно — не только насыпал мелкозернистого песка по берегу, но и дно речное вычистил, сровнял ямы, убрал глыбы и коряги — по всему городу реклама кричала о самых удобных и безопасных местах отдыха на воде. Отец ничего не говорил на похоронах — как мать умудрилась споткнуться на ровном месте, и он не пытался обвинить Рогова, не требовал, чтобы проверили дно. Отец не такой человек, который сразу поверит в простое — споткнулась, захлебнулась. Но поверил. Мать не умела плавать — на глубину не заходила, значит, утонула на мелководье, там, где уровень воды не выше груди. Отсюда следовал простой вывод — она купалась пьяная. Отец не хотел это афишировать, потому не проводилось никакого расследования, все шито-крыто — быстро похоронили и успокоились. Но чем больше размышлял Антон, тем больше его терзали сомнения. Что-то было не так в смерти матери. Это тогда, сразу, он ходил как в тумане, не имея возможности соображать и анализировать, слишком велико было потрясение. Теперь же мозг раскладывал известные ему факты по полочкам.