А она это делала и горько рыдала…
Завершив, он оттолкнул ее, ушел к журнальному столику, залпом выпил налитую для нее рюмку водки.
Умывшись и одевшись, Майра сказала бесцветным голосом:
— Я больше не приду, — и ушла, не попросив денег.
Пьяный Бардаков уснул на диване, как был, без трусов…
…Толчок на ухабе вернул Артема к реальности из воспоминаний о прошлом — «лайнер» слетел с ровного покрытия асфальтированного шоссе и, подрагивая, пылил по гравийке к заводским воротам.
Расторопная охрана растворила высокие железные полотна ворот. «Мерседес», не сбавляя скорости, выскочив с грунта на бетон, влетел на заводскую территорию. Бардаков сердито засопел — что это он в воспоминания ударился? Неужели всему виной паршивая запись на диске?..
Новый «мерседес» встал у желтого здания заводоуправления. Его уже ждал перед входом задумчивый сын Антон. Бардаков, сердито зыркнув на сына сквозь тонированное стекло, толкнул дверцу. Давно уже закон запрещал тонировку стекол, но ему закон не указ — он, великий Бардаков, выше закона, как вся так называемая элита.
Выйдя из машины, Артем поправил галстук и пиджак, хлопнул сына по спине, выражая этим жестом доверие и вопрос, увлекая к дверям, спросил вслух:
— Что они?
— Бузят.
— Где Игорь? — спросил об Огурцове.
— Пытается урезонить.
— Пойдем к ним. Сам поговорю.
Рабочие мрачной толпой стояли у задних дверей управления, слушая сбивчивые объяснения молодого управляющего, жалкого, испуганного, стоявшего перед ними на крыльце.
Появление Бардакова испугало рабочих. Они уперли взгляды в бетон отмостки.
Бардаков, улыбаясь ядовитой улыбкой, зычно крикнул:
— В честь чего устроили маскарад? Работать надоело? Устали, вашу мать, так раз так!
— Зарплаты опять нет! — вскрикнул жалкий паренек из-за спин более пожилых мастеров. — Президент сказал, что накажет за невыплату… Сейчас есть закон!
— Что?! Закон, вашу мать?! — тут же вскипел Бардаков яростью, как он умел, глядя на рабочих. — Я — ваш закон! Вы все от меня зависите! А президент, он для меня президент, а не для тебя… Сейчас назову обидным словом, вскинешься, убью кулаком! Он мой президент, а не ваш… Рот закрыть, жрать землю и меня слушаться, вот так теперь! Ты денег захотел? А ты научись сначала работать! Ты еще ни хрена не умеешь, а деньги требуешь! Есть работа — работай! Что еще надо?
— Денег совсем нет, Артем Петрович, — льстиво пропел изрытый морщинами мужик лет пятидесяти.
— Да ну на хрен! Витек! Какие тебе деньги? Ты же бухарь! Тебе дай денег, ты в запой уйдешь на неделю!
Рабочие вокруг маленького Витька заулыбались. Бардаков уловил перелом в настроении работяг. Он понял, что опять сломает их и заставит работать на голодное брюхо. Прошли те времена, когда он платил им зарплату, пусть с небольшой задержкой. Теперь он кормил обещаниями да выдавал под запись продукты по спекулятивной цене — за годы владения заводом он научился извлекать прибыль из всего, а обман многочисленных работяг делал и без того малую себестоимость фарфора совсем дармовой. А закон об ответственности за неуплату зарплаты — чхал он на него и не собирался утираться. Применить к нему никто этот закон в области не посмел бы: начальство такие же воры. А и применили бы? По сравнению с его выгодой смехотворные штрафы он бы заплатил с насмешкой над своими работягами — не им же даже эти крохи обломились бы. Хитрый и умный этот строй нового процветания! Смотрите и облизывайтесь!
— Были деньги! Были! — заорал снова Артем, высоко подняв руку, сосредотачивая их внимание. — Были, но теперь их нет!.. Или вы хотите, чтобы вас считали чмошниками?! Ваш завод считали дерьмом?! А если завод дерьмо, его владелец дерьмо, то вы все дерьмо! Все! Вы дерьмо?! Нет, вы ответьте!
— Нет! Нет, не дерьмо, — вяло отзывались рабочие.
— И я так думаю. Потому купил на вашу зарплату новейший «мерседес». Пусть видят и знают: «Луговский фарфор» — фирма что надо! А? Правильно? Или нет?
Работяги сопели, зыркая исподлобья.
— Нет? А?! — давил на них Бардаков, уверенный в своей силе и власти над этими жалкими простолюдинами, рабочими жуками, которым лишь бы не думать, пусть получать крохи, жрать только хлеб, но не думать, работать и ждать подачки от господина.
— Да… да… — послышались глухие возгласы.
— Вот так. Можете посмотреть, там стоит, у парадного крыльца. Не машина — лайнер! И это — лицо нашего завода! Нашего! Нашего с вами!
— Артем Петрович, а семью чем кормить? — спросил один из пожилых рабочих.
Бардаков собирался уходить — эту проблему он уже решил: сейчас они, бурча и ругаясь про себя, послушно вернутся на рабочие места. Он посмотрел на Васильева — старых рабочих знал всех лично, — скривился:
— Иваныч, да ну на хрен… — и ушел внутрь здания.
Огурцов следовал за ним, заглядывая в глаза. Сын плелся сзади.
Бардаков в первую очередь хотел переговорить именно с Игорем — так сложилось, что по прошествии нескольких лет он стал более близким ему, ближе сына.
Войдя в просторную приемную, не глянув на секретаршу, Бардаков сказал управляющему:
— Игорь, зайди сейчас. — А сына предостерег: — Антон, ты посиди, — указал взглядом на ряд кресел, и сын остался в приемной.
Бардаков с Огурцовым скрылись за обитой черной кожей дверью кабинета главного управляющего…
Антон прищурил глаза в ухмылке — о чем это они собрались секретничать? Без него!
Он уселся в глубокое кожаное кресло (каждое по пятьдесят тысяч! Лучше бы рабочим выплатил задолженность! Непонятная игра отца с законом и с судьбой Антона бесила — он ее не понимал!), жестом указал секретарше, сидевшей за своим компьютером, чтобы подала ему чашку кофе.
Закинув ногу на ногу, он взял кофе, отпил глоток.
Что бы там ни говорил сейчас Огурцов, Антон узнает все до последнего слова. А он должен знать, что делает этот выродок и что собирается делать его отец, ибо также ненавидел его всеми силами своей молодой души.
Ненависть проснулась недавно — года полтора назад. Она родилась не из пустоты, отец сам помог ему себя возненавидеть.
Все началось с женитьбы Антона на Алисе Франк, немке, светловолосой красивой девушке из семьи почтового служащего. Алиса имела высшее образование, такое же, как Антон, — в институте они учились вместе, хотя до знакомства не подозревали об этом.
Нелепая смерть матери, шок, вызванный одновременно двумя стрессами — богатством отца и ее гибелью, — опустошили Антона. Она утонула, купаясь на частном пляже Рогова. Дома было гадко. Отец после похорон полностью переселился на завод, Огурцов (новый управляющий) заменил ему семью — они вместе работали, ели и спали в соседних кабинетах. Антон старался чем-нибудь себя занять. Сестра Лена была предоставлена сама себе — он ее почти не видел, у них были разные жизненные ритмы.
Отец купил Антону новую иномарку и велел учиться в институте на совесть: «Принесешь мне диплом — займешь место Огурцова. Мне нужен грамотный наследник, который потянет дело вместе со мной!» Антон был согласен.
В то время он как никогда тепло относился к отцу — для отца утрата жены была страшным ударом. Смерть матери сломала их налаженную жизнь. Хотя часто Антон приходил к выводу, что тепло в доме растаяло еще раньше. Когда? С началом битвы отца за завод?
Институт и занятия греблей заполняли день, вечера он проводил как все молодые люди — с компанией ходил на вечеринки, дискотеки и в клубы. Частенько эти походы оканчивались у кого-нибудь на квартире, где не было родителей, и парни «ласкали» своих подружек по курсу. Антон встречался с Катей Петровой, они учились вместе в одной группе, чувствовали симпатию друг к другу, которая после нескольких месяцев невинных ухаживаний плавно перешла в фазу сексуальных отношений.
В тот вечер, запомнившийся на всю жизнь, Антон с Катей и два его приятеля, Кашин Валерка и Юрка Ким, завернули в одну из многочисленных кафешек в центре города, где бушевала музыка, бесновались цветные прожекторы и подавали легкое спиртное. Когда они вошли в темноту зала, их кто-то позвал. Антон увидел двух парней, ему не знакомых, и двух девушек, они сидели за столиком, полупустые стаканы коктейлей неряшливо сбились в центре. Он сразу обратил внимание на одну из девушек, ее глаза, губы, короткие волосы — все сразу взволновало его.
Юрка Ким всех перезнакомил. Парней звали Саша и Толик, а девушек — Вика и Алиса. Ту, которая ему понравилась, звали Алиса. Они решили сидеть все вместе — придвинули еще два столика. Было тесно, но весело. Основательно подвыпив, компания устроила бурные танцы. Антону удалось перекинуться несколькими фразами с Алисой. Ему показалось, что он ей тоже симпатичен.
Саша и Толик со своими подругами собрались уходить часов в одиннадцать, чтобы продолжить веселье в комнате общежития, где жили парни. Они звали новых знакомых. Влекомый взглядом Алисы, Антон уговорил Катю пойти с ними.
— Здесь можно гудеть до утра, всем бары-бер. Мы уже не раз здесь отрывались, — заверили парни.
Комната, где жили парни, была небольшая. Из мебели три железные кровати и большой обеденный стол.
Первым делом все основательно выпили энергетического алкогольного тоника, потом выключили свет и под тихую медленную музыку танцевали парами. Антон сжимал в объятиях Катю, но думал об Алисе. Какие отношения ее связывали с Сашей? Может, она его любила и у них все серьезно?
Медленные танцы завершились расползанием по кроватям. Парочки в темноте шептались и ворковали, и скоро Антон услышал, что на соседних кроватях вовсю постанывают и скрипят. Антон удивился такой открытости, но мысль о том, что рядом Алиса и она в данное мгновение занимается сексом, ужасно возбудила его. Он стянул трусы с покорной Кати и тоже заскрипел кроватью. Бурно кончив, соскочил, пошарив в темноте по столу, нашел бутылку с напитком, утолил жажду.
Рядом оказался Толик:
— Отольем?
— Можно.
— Туалет в конце коридора.
Они вышли из темноты комнаты в освещенный коридор. Антон ощу