Кот, казалось, готов был идти с ним куда угодно.
Итак, повел вдоль забора, а потом вывел на тропинку, которая шла в сторону шоссе, но на самом деле нет. На закате, когда здесь лежала длинная тень от сопки, идти наверняка было неудобно: бурьян порой почти смыкался над головой. Если Дмитрий не ошибся с направлением, то это подтверждало, что Алена пока что шла сама: пронести или протащить тут девушку в бессознательном состоянии было бы трудно даже тяжелоатлету, а маньяк вряд ли был таким. Огромному мышцатому мужику тяжело втереться в доверие к девушке, а то и не к одной. Да и не помнился тот силуэт особенно широкоплечим. Вероятно, убийца и не слишком молод, такое тоже чаще вызвало бы опаску.
«Впрочем, я могу и ошибаться, а на самом деле они ушли еще куда-то. Или он дал девушке по голове, спрятал до ночи в общаге, а потом уже унес. Всю ту территорию надо обшарить по кирпичику…»
Он уже готов был сдаться, когда тропа вывела к заросшей травой старой разбитой дороге. Ничего особенного, на промке таких вот дорог, ведущих в никуда, построенных по незаконченным планам, хватало.
Только вот здесь, на самом краю тропы, где она переходила в дорогу, Дмитрий заметил сломанный хвощ, а рядом небольшое округлое углубление в земле, словно кто-то упал на колено всем весом. Кот принюхался, чихнул. Отошел в сторону и принялся умываться.
«Где дорога – там и машина. Где машина – там и следы шин. Теплее, господин маньяк, теплее».
Дорога уходила дальше между высоченным заводским забором и пустырем с развалинами, если, конечно, развалинами можно было назвать то, что так и не было построено. На свидетелей тут надеяться не приходилось, но порой и асфальт – свидетель. Особенно если эксперты успеют сюда до дождя.
Только вот ближайший телефон был на заводе, а ближайшие ворота на завод находились далеко.
Дмитрий опасливо бросил взгляд на небо, но внезапного ливня ничто не предвещало: в голубизне лениво плыли только отдельные пушистые облачка. И то хлеб. То есть кот. Кстати.
– Если ты решил, что у меня есть еще колбаса – увы, нету, – не без сожаления поведал Дмитрий коту. – Она есть только в холодильнике. Так что для колбасы придется ехать ко мне.
Кот вроде бы не возражал. По крайней мере, не поворачивался задницей и не уходил, гордо задрав хвост. Наоборот, подошел, снова мяукнул и потерся о джинсы, явно предлагая почесать за ушами, что Дмитрий и сделал. Он почесал его, кот замурлыкал, и майор принял решение.
– Значит, едешь со мной домой. Только сначала мне все равно нужно позвонить экспертам, а то погода у нас – сам небось лучше меня знаешь. То солнце, то ливень. А потом у тебя будет постоянная крыша над мохнатой башкой, миска… наверное, две миски? И еще…
Тут Дмитрий понял, что не знает, что нужно делать с котами дома. Наверное, нужен ветеринар? Мало ли, кот чем-то болеет, хотя выглядит здоровым. Кормить чем-то надо… хотя колбаса, наверное, подойдет? От нее пока что ни один опер не умер. Хотя, конечно, то опер, они и вовсе без еды и сна жить могут.
– Ладно, разберемся. Понемножку-помаленьку. Давай я тебя на руки возьму, что ли, а то до телефона пилить и пилить. Причем, пожалуй, вперед, а не назад, так ближе получится. К тому же как знать – идешь вот так, а там маньяк. А у тебя руки котом заняты, и пистолет не достать. Придется тебя и кинуть. Царапаться-то наверняка умеешь. Будет первый маньяк-убийца, задержанный котом.
Против ношения кот – все-таки кошка – тоже не возражал. Наоборот, устроился поудобнее, обнюхал лицо, а потом мирно заурчал.
Под кошачье урчание шагалось отменно. Ощущение было таким необычным, возвращающим в далекое детство не хуже пирожков, что Дмитрий чуть не пропустил мужчину, который шел по пустырю напрямик, справа от дороги. Шел себе и шел, тащил авоську – тяжелую, так что его аж перекашивало. Плюгавенький такой мужчинка, в телогрейке, несмотря на летнюю жару. Шел себе, шел, а потом пригнулся – и исчез.
Дмитрий даже остановился, пытаясь понять, не обман ли зрения.
«Нельзя столько ходить по жаре, да еще без кепки. Или это все отсутствие курева. Голова слишком легкая».
Загадка требовала разгадки, хотя бы для того, чтобы отвлечься от мыслей о пачке сигарет в заднем кармане. Вот пока не вспоминаешь о куреве – вроде и не хочется, а стоит подумать – так все, туши свет.
Старательно не думая о змеях, Дмитрий продрался через заросли высоченной сухой травы и каких-то сорняков с желтыми цветами и вышел на небольшую асфальтированную площадку. Здесь явно тоже планировалось что-то строить, но планы не ушли дальше фундамента и кусков стены. Растения медленно, но упорно взламывали асфальт и бетон, и стены поросли зеленью так, что вход в подвал вот так сразу было и не разглядеть. Идеальное убежище: не так далеко от дороги, а если не знать, что оно есть, – ни за что не найдешь.
За проемом кто-то шаркал и неразборчиво бормотал себе под нос; что-то ритмично звякало. Много чего-то.
«Что же, по крайней мере, это не псих, который притащил в авоське темноволосую карлицу и теперь режет на ней символы. Зато котом швыряться не придется. Этого он, кажется, не одобрил бы. Тьфу, она не одобрила бы.
Но интереса это не убавляло, скорее добавляло. Оглянувшись, Дмитрий понял, что дорога отсюда вполне просматривалась, да и то место, где она переходила в тропу, – тоже. А вот увидеть что-то с дороги в этих зарослях, да еще в сумерках, очень тяжело. И еще одно. Найти столько пустых бутылок, да еще в годы, когда население предпочитало сдавать их само, да еще не отнести на базу, а притащить домой и сортировать? Это граничило с фантастикой, а фантастику, особенно научную, Дмитрий любил.
Стучать тут можно было только в бетонную стену, поэтому он просто подошел к проему и сказал:
– Тук-тук! Есть кто дома?
Дома явно были. По крайней мере, звяканье стихло сразу, а через несколько секунд перед Дмитрием возникло бородатое опухшее лицо, изборожденное морщинами. Сложно было сказать, сколько мужику лет, но Дмитрий ставил на сороковник плюс еще двадцатку за счет водки и самогона. Один за полтора, стало быть. Жизнь в тяжелых условиях. Представитель уникального вида, которого официально в СССР не существовало: человек бездомный. Пережиток старого режима, который должен исчезнуть по завершении строительства социального государства. Государство в целом строилось, и уже десять лет как каждому советскому гражданину гарантировалось жилье, но стройка чем дальше, тем больше не успевала за нуждами, а кроме того, находились и убежденные бездомные тунеядцы.
– А?.. – начал было мужик, но Дмитрий не дал ему договорить.
– А добрый день! Не ваш котик потерялся? Так и думал, что не ваш. Мой будет. А что, одни дома? Друзья не заходят?
– Друзья? Да Витька, что ли, с Лерой?.. А вы откуда про них?..
– Да их все знают, – без запинки соврал Дмитрий, протискиваясь мимо мужика в дом. – Можно войти? Эх, какой вход узкий. Подвиньтесь, пожалуйста, вот так…
– Так Витька-то, – беспомощно выговорил мужик, хмурясь, – сгинул ведь. Как он зайдет? На Леркин день рождения и сгинул. Мы его ждали, всегда же приходил. Ждали, а его нет и нет. Ну, думали…
Подвал-землянка оказался невелик, но на диво вонюч. Перегар, застарелый пот, моча, какая-то гниль, гарь от тусклой масляной лампы… кошка завозилась на руках, фыркнула, а Дмитрий снова пожалел, что бросил курить. С тех пор запахи стали ярче, что сейчас было вовсе не с руки.
Но запахи или нет, а владелец подвала позаботился и об удобстве. В углу стояла узкая кровать, заваленная тряпками, а над ней висела полка с десятком потрепанных книг. Напротив примостился круглый столик, рядом с которым стояло кресло-качалка. Авоська лежала на кресле, а часть ее содержимого успела перекочевать на стол: четыре литровые бутылки из-под молока, заполненные мутной жидкостью.
Вот это было уже совсем интересно. Судя по сумке, там оставалось еще как минимум столько же, а то и вдвое больше, то есть десять-двенадцать литров чистого или не очень самогона.
– Думали?.. – переспросил Дмитрий, пытаясь понять, откуда бы у бездомного мужика столько денег. Не работал же он на огородах месяц, не разгибая спины, ради такого. – О чем?
– Так что болеет, – разъяснил мужик, который так и стоял у входа, словно не зная, что делать. – Слег, потому что осень холодная же выдалась. Он же, дурак, в лекарства не верит. Уж я ему объяснял, а он все нет да нет, верой, говорит, спасется. Да какой верой, когда даж кирха разваленной стоит. А он все: даже так она веру целительную излучает. Тьфу.
«Да, лечение верой, наверное, не очень хорошо работает».
– И что же, пошли проведать?
– Ну. Не сразу, конечно. А там и нет его. Ну… – Мужик бросил взгляд на кресло-качалку.
«Ну и вы прибрали, что было ценного. Но это – осень, а сейчас откуда?»
– А Лерка что же, тоже не заходит?
– А эта курва на юга подалась. – Мужик сплюнул в угол. – Говорила, говорила, да я думал, врет. А потом раз – и нету.
– Что именно говорила?
– Да что трясет ее, – удивился мужик. – Пробирает дескать всю, аж душа не на месте. Зима-то не лучше осени выдалась.
«Плохо стало на промке, – говорила Зоя… И замерзают или умирают от болезни обычно там, где и прихватило. И потом не уползают».
– А потом Витьку не искали?
– Да чего там, вернется.
– Так не вернулся?
– Ну…
«Ну и не ждали. После того как нору-то обнесли».
– Значит, и выпить не с кем теперь? – сочувственно спросил Дмитрий, кивая на бутылки. – К слову, а как вас зовут? Я вот Дмитрий Владимирович.
– Евстахий Аристархович, – с достоинством ответил мужик. – Доктор химических наук. Стаканчики под кроватью. Дайте я сам…
«Надо же, какие светила зря пропадают на промке».
– Выпить не с кем, – продолжил доктор Евстахий, – это вы верно сказали. Потому что самое главное – не питие, но обряд его. Компания, извольте понимать. И огороды полоть не с кем. Бывает, с Леркой-с выйдешь на огород к Шитиковым, вдвоем за день на распитие заработаешь.