— Тим живет в Москве, — сказала Габриэла. — Там не намного холоднее, чем у нас в Мюнхене. А пятьдесят — это в Сибири. Россия — очень большая страна. В ней одиннадцать часовых поясов. И три — климатических.
— Тебе-то откуда знать? — поморщился Лоуренс.
— Я — путешественница, — напомнила Габриэла. — И тур по России значится у меня в планах. Вообрази: одиннадцать часовых поясов! Я уже спланировала трип, в котором буду догонять и даже опережать время! Хотя на обратную дорогу, конечно, нужно будет выделить полгода. Не меньше. В России столько всего интересного!
Лоуренс закашлялся, а Габриэла решительно подошла к Тиму.
— Эй! — весело окликнула она его. — А ты ничего не снимешь для своих подписчиков?
Тим поднял голову и сказал:
— Нет. Я не выпускаю материалы такого рода.
— Мне казалось, что ты тут занимаешься расследованием, — озадачилась Габриэла. — Или тебе обязательно нужна съемочная группа, чтобы получить контент…
— Преступление происходит не здесь. — Тим встал и начал надевать перчатки на покрасневшие от холода руки. — Сюда мы приехали, чтобы отдохнуть. Когда я закончу с этим делом — спрошу разрешения у твоей сестры, поставлю задачу перед режиссером. Он сам решит, где и как стоит снимать материал. Антарктида тут вообще ни при чем.
На последней фразе в голосе Тима послышалось какое-то ревностное чувство. Он как будто оберегал возлюбленную от посягательств пьяных пошляков.
— Мы сейчас находимся там, где суждено побывать… Не знаю… Одной тысячной процента людей? — всплеснула Габриэла руками. — И ты даже не сделаешь ни одной фотографии? Слушай, я понимаю твою концепцию, но вот такие штуки из жизни — всегда добавляют рейтинг!
— Когда мне понадобится увеличить рейтинг, я просто вложу больше денег в рекламу, — сухо сказал Тим.
— Завидуешь моему успеху? — улыбнулась Габриэла.
— Н-нет, — как будто озадачился Тим. — Ты ведь не занимаешься расследованиями преступлений?
От кого-то другого Габриэла и не подумала бы проглотить такое. Ей все завидовали, просто по определению. Но Тим был предельно искренен. Скорее всего, его бы возбудила перспектива соперничества с таким же блогером-детективом, но блогер-путешественник выпадал за рамки его модели вселенной.
— К тому же фотография крадет впечатления, — неожиданно добавил он.
— В каком смысле? — спросила Габриэла.
— Делая снимки, ты откладываешь впечатление на потом. Когда требуется раскрыть душу и впитать окружающее тебя великолепие, ты думаешь только о том, как бы сделать удачный кадр. И после, глядя на фото, все равно не получаешь такого же впечатления. Если мне понадобятся снимки Антарктиды, я найду их в интернете. А здесь я лучше буду собирать впечатления.
— Вау, — усмехнулась Габриэла. — Ты заговорил как поэт. По-моему, это и правда твое место.
Тим уверенно кивнул.
— Добро пожаловать на станцию «Сириус»! — раздался новый голос.
Габриэла повернула голову. От станции к ним бодро шел плотный коренастый мужчина без шапки. Ему было лет пятьдесят на вид, солнце бликовало на загорелой лысине. Маской и очками мужчина, в отличие от капитана корабля, пренебрег. Возможно, потому что здесь, на берегу, наконец-то улегся пронизывающий ветер.
— Меня зовут Доминик Конрад, и я начальник этой станции. Давайте познакомимся, а после я вам все-все покажу и со всеми познакомлю.
Лоуренс первым шагнул навстречу начальнику станции и протянул ему руку.
32
Тимофея обследовали в специальной судебной клинике. Результат обследования подтвердил диагноз, установленный ранее: мальчик подвержен неконтролируемым припадкам.
С мамы взяли подписку о невыезде. Тимофей не должен был ходить никуда, кроме занятий с психологом, которого назначили в клинике. В школу он сможет вернуться лишь после того, как дело будет закрыто. Если сможет, поскольку следователь сказал, что, вероятнее всего, ему будет рекомендовано содержание в специальном заведении.
Маме пришлось взять отпуск, иначе она не успевала возить Тимофея к психологу. К тому же маме необходимо было заниматься наследственными делами. Для того чтобы через полгода получить наследство после смерти Штефана, нужно собрать кучу всяких документов.
Друг с другом они почти не разговаривали. Тимофей слишком хорошо помнил разговор, который состоялся в машине, по пути из больницы домой.
Мама сидела за рулем, Тимофей — рядом. После двенадцати лет уже можно было ездить на переднем сиденье.
Они молчали почти всю дорогу. Когда подъезжали к дому, мама остановилась на светофоре. И вдруг заплакала.
Тимофей посмотрел в окно. Они стояли возле китайского ресторана. Сам он ни разу там не был, но знал, что мама и Штефан по пятницам ходят сюда ужинать.
Нужно было что-то сказать. Когда люди плачут, им нужно что-то говорить. Но Тимофей не знал что.
На светофоре загорелся зеленый. Сзади засигналили.
Тимофей протянул руку и коснулся клавиши аварийной остановки.
Мама убрала ладони от заплаканного лица. Посмотрела на клавишу. А потом — на Тимофея, с непонятным выражением. Проговорила:
— Это все, что ты можешь для меня сделать?
— Если нужно сделать что-то еще, скажи.
— Ты — не человек. — Мама смотрела на него как на чудовище. — Ты… Господи, за что мне это?! Только-только все начало налаживаться… Только-только мне показалось, что… Господи! — Она снова залилась слезами.
— Ты могла бы отдать меня в интернат уже сейчас. — Тимофей изучал этот вопрос. Он знал, что существуют школы, где дети не только учатся, но и живут.
— То есть ты хочешь, чтобы я перестала тебя контролировать?! — Голос мамы сорвался на крик. — Ты этого хочешь?! Чтобы позволила тебе делать все что вздумается?! Чтобы ты еще кого-то… — Она не договорила, но Тимофей понял. — Нет, — категорически объявила мама. — Никаких интернатов! Я дала подписку о том, что ты шагу не сделаешь без моего ведома, — и сдержу слово!
— Я не убивал Штефана.
Тимофей сказал это только сейчас, когда вдруг пришло твердое, окончательное понимание: мама, как и следователь, не сомневается в том, что это был он. И с самого начала — не сомневалась.
До сих пор он почему-то не верил в это. До сих пор думал, что мама знает: он не мог так поступить. До сих пор казалось, что его семья — это его крепость. Сырая, неуютная, продуваемая холодным ветром, но все же…
Сейчас оказалось, что вместо крепостной стены его окружали хрупкие стенки аквариума. И осколки стекла, которое треснуло, вероятно, еще при его рождении, только что осыпались у него на глазах. Глупая, детская, ни на чем не основанная вера лопнула, как мыльный пузырь.
— Я не убивал Штефана.
Тимофей сказал это, уже понимая, что маму не убедить.
— Откуда ты можешь знать?! — всплеснула руками она. — Ты ведь сам сказал, что ничего не помнишь!
— Я не знаю. Но думаю, что не убивал. Я это выясню, обещаю.
Деликатный стук в окно, мама опустила стекло.
— Что-то случилось, фрау? — выражение лица пожилого господина при виде заплаканной женщины сменилось с недовольного на сочувственное. — Я могу вам чем-то помочь? Может быть, вызвать аварийную службу?
— Нет, благодарю вас. Моя машина в порядке.
— В таком случае не могли бы вы встать на крайней полосе? Вы мешаете движению.
— Прошу прощения. Я уже уезжаю.
33
Все собрались за большим столом в помещении, которое, как поняла Вероника, совмещало в себе функции столовой и гостиной. Полярная станция «Сириус», еще десять лет назад представлявшая собой научную базу, но, как выразился Доминик Конрад, «технически устаревшая», была перестроена для проживания туристов. Что-то вроде отеля — для толстосумов, пресытившихся путешествиями по теплым морям и райским островам и возжелавших других впечатлений.
Гостиная-столовая, комнаты для гостей, комнаты для персонала; медпункт, кухня, туалеты, душевые; генераторная, теплый склад. Имелся также погреб, где хранили замороженные продукты. Но никаких тебе бассейнов, тренажерных залов и прочего.
Конрад представил людей, которые работали на станции, — повара с помощником, двух врачей, одного техника, одного водителя и двух горничных.
— Что-то у меня плохие предчувствия, — проворчал Лоуренс. — Зачем нам два врача?
— Традиция, не более, — заулыбался ему Доминик Конрад; он стоял во главе стола, пока все остальные сидели. — Врач, видите ли, тоже человек, и с ним может произойти всякое, а вызвать скорую помощь тут затруднительно. Поэтому врачи дежурят на станциях по двое. Но это все ерунда, на самом деле излишняя предосторожность. В десяти километрах отсюда находится научная станция, там тоже постоянно дежурят двое врачей.
— Да, — добродушно сказал один из представленных врачей, немец по имени Оскар. — Вырезать самому себе аппендикс — опыт, безусловно, интересный, но я предпочел бы обойтись без него.
Он, второй врач, водитель и техник сидели за столом вместе с туристами. Повар с помощником и горничные скрылись, едва показавшись. Они, наверное, не очень хорошо говорили по-английски. Обе горничные оказались смуглыми латиноамериканками средних лет. Вероника подумала, что в страшном сне не может представить себе обстоятельства, заставившие этих женщин перебраться сюда, в край вечных снегов.
Оскар, говоря, смотрел в стол перед собой. В руках он держал нож для масла и ковырял пальцем лезвие.
— Я бы предпочел, — заявил Лоуренс, — чтобы никто никому тут не вырезал ничего. Мы приехали отдохнуть.
— И это прекрасное место для отдыха! — вновь вернул себе всеобщее внимание Доминик Конрад. — С вашего позволения, я немного познакомлю вас с историей станции. Она была построена почти полвека назад, в середине семидесятых. Название «Сириус» получила по имени звезды — самой яркой не только здесь, в Южном полушарии, но и на всем небе, которое мы можем наблюдать с Земли. Свет этой далекой звезды, по оценкам астрономов, в двадцать пять раз ярче, чем свет нашего с вами Солнца.