— Но мы дружим, — заверила она. — Вернер — классный.
Вернер был одет в домашнюю одежду — поношенные джинсы и майку. Ноги — неожиданно в плюшевых тапочках, изображающих розовых мышей.
— Уи-и-и-и! — объявила Габриэла, взглянув на тапочки.
— Это Урсула подарила, — улыбнулся Вернер. — Говорит, что когда я в них — меньше похож на копа.
С этим заявлением Тимофей бы поспорил. От похожести на копа Вернера не избавили бы никакие тапочки.
Подтянутый, крепкий, коротко стриженный, с цепким внимательным взглядом синих глаз. Даже если бы Тимофей не знал, чем занимается Вернер, принял бы его за военного. Или за полицейского.
Тимофей пожал протянутую ладонь, сильную и жесткую.
— Меня зовут Тим.
— Рад знакомству. Проходите.
Вернер провел их в гостиную, усадил в кресла, принес по банке кока-колы.
— Тиму нужно найти доказательства! — объявила Габриэла, с громким стуком ставя банку на подлокотник кресла. — В полиции думают, что это Тим напал на своего отчима! А он не нападал.
— Лучше называть вещи своими именами, — сказал Тимофей. — В полиции думают, что я его убил.
Габриэла посмотрела на него укоризненно. А Вернер кивнул:
— Я немного знаком с материалами. Когда ты позвонила, просмотрел кое-что… Это не мой участок, но дело громкое. Слухи и до нас долетают. — Он внимательно разглядывал Тимофея. — Расскажи, как все было.
— Если вы ознакомились с материалами, то наверняка видели мои показания. Я не скажу ничего нового.
— Вот что, парень. — Вернер наклонился к нему. — Ты ведь под следствием, так?
Тимофей кивнул.
— Тебе наверняка запретили покидать свой район, — продолжил Вернер, — запретили даже ходить в школу. Если бы у меня хоть на мгновение возникла мысль, что ты можешь представлять опасность для моей сестры, тебя бы здесь не было. И ее рядом с тобой — тоже, уж об этом я бы сумел позаботиться. Но Габриэла уже год при каждом удобном случае рассказывает о своем необычном друге, все уши мне прожужжала. Я уверен, что ей ты вреда не причинишь… Но. Не причинишь — ей. Понимаешь? Относительно твоего отчима — все, на что можно опереться, это твои собственные слова, что ты его не убивал. Так ведь?
— Нет.
Вернер вопросительно наклонил голову набок.
— Я не говорю, что не убивал Штефана, — пояснил Тимофей. — Все, что могу сказать, — я не помню, что там было. И утверждать что-то с уверенностью, как это делают ваши коллеги, не берусь.
— Как это — не берешься? — возмутилась Габриэла. — Никого ты не убивал! Для чего тебе было убивать Штефана?
— Он не контролировал себя, — по-прежнему глядя на Тимофея, сказал Вернер. — Во время таких припадков, как у него, может случиться что угодно. Причинно-следственные связи тут не работают… И что же — ты хочешь сказать, что готов услышать любой вывод? Убивал ты на самом деле или нет — для тебя не имеет значения? Так?
— Так. Значение имеет только истина. Если Штефана убил я, я хочу в этом убедиться. Если я не убивал — хочу убедиться в том, что не убивал.
— Н-да, — пробормотал Вернер. — Знаешь… А ты отчаянный парень.
На это Тимофей не ответил. Зато Габриэла вскинула голову и горделиво засопела. Объявила Вернеру:
— Значит, ты тем более обязан помочь Тиму!
— Именно это и пытаюсь сделать, — кивнул тот. — Коль уж наши цели совпадают. Я пошел работать в полицию именно для того, чтобы добиваться справедливости — во всех ее проявлениях. Но для того чтобы я сумел помочь, мне нужно услышать твой рассказ. Это не для моего удовольствия, а для пользы следствия. Ясно?
Тимофей кивнул. И повторил то, что рассказывал полицейскому в больнице.
— Постой. — Вернер поднял руку. — Правильно понимаю: ты слез с колеса обозрения, хотя мог прокатиться еще один круг, и пошел за отчимом?
— Да.
— Хотя в тот момент ты еще находился в полном сознании, отдавал себе отчет в своих действиях? Припадок начался позже?
— Да.
— И зачем же ты пошел за отчимом?
— Потому что он повел себя странно.
— А ты всегда ходишь по пятам за людьми, который ведут себя странно?
— Нет. Люди мне не особенно интересны.
— Да, я заметил. Но, тем не менее, за отчимом ты пошел?
— Пошел.
— Почему?
— Потому что это было очень странно. — Тимофей не знал, как еще выразиться. Словарного запаса мучительно не хватало. — Штефану нравится… то есть нравилась моя мама. И он старался выполнять все ее поручения в точности. Особенно те, что касались меня. Если мама сказала Штефану, что я должен кататься на аттракционе, — значит, я буду кататься на аттракционе. А он — следить за тем, чтобы я катался на аттракционе. Не удивлюсь, если, сидя на той скамейке, Штефан ни на секунду не выпускал меня из виду. И вдруг — вскочил и ушел. Причем не в соседний ларек за кофе, а непонятно куда. У вас часто появляется желание разгуливать между парковыми павильонами? — Тимофей посмотрел на Вернера.
— Ни разу не появлялось, — признал тот.
— Так же, как у девяноста девяти процентов людей. Там, между ними, узко. И стенки грязные.
— То есть грязные стенки ты помнишь? — прищурился Вернер.
Светлая полоса на стене. Ребристая поверхность металла под пальцами…
— Да. Стенки помню.
— А дальше?
— Дальше — не помню… Знаете, — Тимофей встал, — я, пожалуй, пойду. Спасибо за то, что попытались помочь.
— А ну сядь! — жестко приказал Вернер.
Тимофей остался стоять. Тогда Вернер поднялся сам.
— Тим говорит правду! — вмешалась Габриэла. — Он действительно не помнит! Ты что, ему не веришь?
— Единственное, чему я верю, — так это тому, что ты веришь, будто он никого не убивал, — сказал Вернер. — А чтобы поверить или не поверить ему, мне нужны детали. Знаешь, как у нас говорят: хороший коп не доверяет. Хороший коп — проверяет. — Он смотрел на Тимофея сверху вниз. — Если ты сейчас не сбежишь, я, скорее всего, задам тебе еще много неприятных вопросов. Как уже сказал — не потому, что мне любопытно или нравится над тобой издеваться. Просто без этих вопросов у меня не будет полной картины. Ясно?
Тимофей подумал и сел обратно в кресло. Сказал:
— Ясно.
В глазах Вернера снова мелькнуло уважение.
— Крепкий, — заметил он. — Глядишь, и правда сумеешь что-то раскопать… Постой-ка. — Он шагнул к Тимофею. — А ну встань.
— Зачем? — снова влезла Габриэла.
Вернер досадливо отмахнулся от сестры. Тимофей встал.
— Твоего отчима убили ударом в глазницу. Так?
— Так.
Вернер повертел головой, требуемого предмета в гостиной не обнаружил, ушел и вернулся с раздвижной указкой. Пояснил:
— Это Урсулы. Она работает в консультационном центре.
Раздвинул указку сантиметров на тридцать. Спросил у Тимофея:
— Отвертка была такой длины?
Тимофей подумал. Взял указку, примерил к карману куртки. Немного сдвинул и подал обратно:
— Вот такой.
— А отчим — моего роста?
— Чуть повыше.
— Бей, — сказал Вернер. Вложил ему в ладонь указку.
Тимофей покачал головой:
— Не нужно, я понял смысл. Вы хотите сказать, что для нанесения удара в глазницу мне не хватило бы роста?
— Если только твой отчим не наклонился.
— В этом мы не можем быть уверены.
— Не можем. Но это — точно тот вопрос, который нужно задать криминалистам. Пусть проверят, из какого положения наносили удар.
— Будет хорошо, если они это проверят.
— Это их работа. Я постараюсь получить доступ к отчету, посмотрю.
— Значит, ты все-таки веришь Тиму, — гордо заключила Габриэла.
— Я верю в то, что перед тем, как обвинять, необходимо отработать все версии, — сухо отрезал Вернер.
— Тот полицейский сказал, что мне не будут предъявлять обвинение, — сказал Тимофей.
— Понимаю. Но ты ведь здесь и не за тем, чтобы избежать обвинения, так?.. Ты хочешь справедливости, я хочу того же. Таким образом, начало параллельному расследованию можно считать положенным. — Вернер встал. — Отвезти вас домой?
Тимофей посмотрел на часы, висящие на стене гостиной.
— У меня еще есть время до прихода мамы. Отвезите нас, пожалуйста, в другое место.
41
Ночью Доминик Конрад не позволил никому выйти. Он сам, с техником и врачом, обошел станцию с фонарями, но не нашел никого и вернулся.
— Вы что же, просто так там ее и оставите?! — кричал Лоуренс, сжав кулаки.
— Передам сообщение на соседнюю станцию, — сказал побледневший Конрад. — После чего мы продолжим поиски.
— Отлично. Я хочу участвовать.
— Исключено! — Иногда Конрад умел говорить твердо, даже жестко. — Никто из вас наружу не выйдет.
— Это смешно! — рявкнул Лоуренс. — По-вашему, мы такие идиоты? Мы вполне в состоянии смотреть под ноги, держать друг друга в поле зрения…
— Полагаю, вашей подруге сейчас совсем не смешно, — перебил Конрад. — Хотя она, безусловно, не идиотка и вполне в состоянии смотреть под ноги, а также держать в поле зрения станцию. К тому же это случилось при свете дня.
Это случилось.
После того как станцию перевернули вверх дном и проверили каждое помещение, сомнений не осталось: это случилось. Габриэла пропала.
Вероника, съежившись в кресле, чувствовала, как холодные когти Антарктиды проникли внутрь и сжали желудок.
Конечно, Габриэла ей не нравилась. Она была той еще сучкой, к тому же… К тому же. Но если бы она сейчас, раскрасневшаяся с мороза, вошла в дверь и принялась рассказывать, какую удивительную хрень умудрилась снять для своего блога, Вероника с огромным удовольствием врезала бы ей по лицу, а потом обняла.