Генрих содрогнулся, будто его ударило током. Резко опустил голову еще ниже.
— Генрих, — тихо позвал Конрад. — Почему ты сразу не сказал?
— О чем? — резко спросил Генрих.
— Обо всем.
— Я увидел Брю. Узнал ее. Но я не хотел, чтобы она узнала меня, держался от нее подальше. И она, кстати, не узнала — в детстве я был гораздо большим уродом, чем сейчас. Это вообще никого не касалось, кроме меня, ясно?!
— Допустим, — кивнул Конрад. — А отвертка?
— Что «отвертка»? — Голос Генриха зазвенел от злости. — Вы все видели эти отвертки сто раз. Я думал, что все очевидно. Я просто хотел дождаться следовательской бригады! Проклятая буря…
Тимофей сидел в кресле молча и смотрел на Генриха. Ему казалось, что парень изо всех сил старается не заплакать.
— Херня, — повторил Лоуренс. — Хотя я, пожалуй, готов поверить, что ты не хотел убивать. Просто решил припугнуть ее, да? Поиграть в крутого парня? А потом, когда ты увидел, что это не Брю, а Габ, испугался сам, и все получилось случайно. Так?
— Да говорю вам — я никого не убивал! — заорал Генрих, подняв голову и уставившись на Лоуренса. — Я не убийца…
— Генрих? — послышался голос.
Генрих осекся и уставился в дверной проем. Там стояла Брю и смотрела на него широко раскрытыми глазами.
— Это — ты? — произнесла она хриплым шепотом.
Тимофей медленно перевел взгляд с ее лица на лицо Генриха. Тот вновь опустил голову, пряча дефект.
Лоуренс соскочил со стола и подошел к Брю. Под немигающим взглядом Тимофея они взялись за руки. Рядом с Тимофеем хмыкнула Вероника.
— Это он убил Габриэлу?! — повысила голос Брю.
— Я не убийца! — дернулся к ней Генрих, но Лоуренс заслонил Брюнхильду собой, а Конрад и Оскар схватили Генриха за руки.
Генрих остановился. Посмотрел на начальника станции, на врача.
— Вы что, правда думаете, что это я?..
— Я думаю, — мягко сказал Конрад, — что налицо — странные факты. А еще я думаю, что отвечаю за жизни людей, присутствующих здесь. Поэтому до тех пор, пока не прибудет следственная бригада, тебе лучше посидеть под замком. Или ты считаешь, что я неправ?
Генрих промолчал, понурив голову.
— И где же мы его изолируем? — спросил Оскар.
— Теплый склад, — сказал Конрад. — Запирается снаружи, и там вполне можно жить. Прости, Генрих, ничего личного.
— Конечно, ничего личного! — Голос Генриха вдруг превратился в змеиное шипение. — Всегда, всю жизнь — ничего личного! — Он поднял голову и нашел взглядом Брю. — Ты не помнишь, почему я ушел из вашей школы после пятого класса?
Брю побледнела и отступила еще дальше под защиту непоколебимого Лоуренса.
— Ты ведь мне правда нравилась! — выкрикнул Генрих. — Я пытался с тобой дружить. Просто, мать твою, дружить! А ты что сделала? Соврала учительнице, будто я толкнул тебя в лужу! А потом — что запер тебя в мужском туалете. Чего только не придумаешь, лишь бы не общаться с уродом, да?! Тогда тоже было — ничего личного. Я помню взгляд директора, так и говоривший: «Генрих, ну ты же понимаешь: она — хорошая красивая девочка из приличной семьи, а твой отец — автомеханик, и по роже твоей — будто танк проехал…»
— Парень, — перебил его Лоуренс, — если ты сейчас пытался оправдаться — получилось не очень. Исключительно мое мнение.
Генриха увели. Лоуренс подвел Брю к креслу и усадил ее.
— Кто-нибудь все-таки хочет пообедать? — спросил повар, который все это время простоял молча, с каменным выражением лица.
Брю мотнула головой. Стоящий рядом с ней Лоуренс вздохнул:
— Не очень, но это, наверное, необходимо.
Поскольку никто не возразил, повар, жестом позвав за собой помощника, скрылся в коридоре, ведущем в кухню.
Вероника повернула голову к Тимофею, который сидел неподвижно, глядя перед собой. Он, казалось, был настолько глубоко погружен в свои мысли, что при попытке выдернуть его оттуда мозг мог бы отключиться. И все же Вероника рискнула:
— Ну что, мы счастливы? — спросила она.
Тимофей еле заметно вздрогнул, моргнул. Взгляд его сделался более осмысленным.
— Он ничего не сказал обо мне, — сказал Тимофей.
— А… должен был? — озадачилась Вероника. — То есть ты, конечно, суперпопулярная мегазвезда, но все же…
— Отвертка, — напомнил Тимофей. — Отвертка в глазу. Это совершенно ясный намек на историю со Штефаном.
— Или — просто совпадение.
— Совпадение? — пробормотал Тимофей и повернулся к Веронике. — Ты думаешь?..
— Тиш, ну правда, подумай сам. Это ведь не запатентованный метод убийства, правда? Да я в фильмах такое видела тысячу раз. Парень на психе схватил первое, что попало под руку, и… Точно так же, как все произошло тогда. — Вероника положила свою левую ладонь на ладонь Тимофея и легонько ее сжала. — В этом деле слишком до фига намешано. Если учитывать все — получается полная чушь.
Подумав, Тимофей кивнул, и Вероника вздрогнула, почувствовав, как его пальцы сжались вокруг ее. Впрочем, это было всего лишь благодарное пожатие.
— Ты права, — сказал Тимофей. — Не думал, что такое когда-нибудь случится, но, похоже, мои эмоции стали влиять на мои аналитические способности.
— Это нормально, — заверила его Вероника. — Это называется быть человеком. А вот тебе еще одна загадка, для заминки, так сказать. Что это за хрень творится прямо перед нами?
— Накрывают на стол?.. — с полувопросительной интонацией произнес Тимофей.
— Да я не об этом. Я — вот про эту пару.
Лоуренс присел на корточки перед креслом, в котором сидела Брю. Он наклонился вперед и держал руки Брю у нее на коленях. Сцена выглядела так, будто они вот-вот сольются в страстном поцелуе под музыку, знаменующую конец фильма.
— Несколько часов назад Лоуренс называл ее тупой истеричкой или как-то так, — напомнила Вероника. — А теперь — такие нежности.
— Тебе это кажется подозрительным? — спросил Тимофей.
Вероника пожала плечом. Правым — тем, которое не привело бы в движение ее левую руку.
— Мне просто не нравится этот мудак, — искренне сказала она. — От слова «совсем».
— Лоуренса и Брю сблизила общая утрата, — сказал Тимофей. — Насколько я знаю, у людей это совершенно нормально.
Вероника усмехнулась:
— Тиша, ты все же как робот рассуждаешь.
— По-другому я рассуждать не умею.
Тем временем Брю начала говорить громко, обращаясь к одному лишь Лоуренсу:
— Я же не думала, что его выгонят из школы! Я просто… Это была шутка, понимаешь? Глупая и жестокая, конечно. Став взрослой, я не раз корила себя за это. Но я вовсе не хотела, чтобы…
— Тише, тише, — успокаивал ее Лоуренс. — Слушай, тебе нет нужды оправдываться. Ты была ребенком. Сколько тебе было? Десять лет, одиннадцать? Ты просто хотела, чтобы он от тебя отстал, так?
— Да…
— И ты просила его по-хорошему, не один раз. Верно?
— В-верно, — прошептала Брю.
— Он наверняка просто преследовал тебя. Да ему достаточно в глаза посмотреть, чтобы понять: это псих и маньяк!
Брю вдруг встала, высвободив руки.
— Если Генрих и стал таким — то лишь из-за меня.
— Это не так, — поднялся следом за ней Лоуренс.
— Это — именно что так. Теперь Габ мертва, а Генрих сядет в тюрьму до конца жизни. И все из-за меня… — Брю всхлипнула и отвернулась. — Я хочу побыть одна.
— Брю…
— Оставь меня!
Она выбежала из столовой, едва разминувшись в дверях с Конрадом.
61
В дверь постучали. Вероника дернулась во сне, но сон быстро утянул обратно. Реальный мир получил от нее более чем достаточно, теперь ей хотелось просто отдохнуть, завернувшись в два плотных одеяла и оставив где-то снаружи беспощадно воющую вьюгу и всю эту мутную историю с убийством Габриэлы. Убийца пойман, посажен под замок, и она наконец имеет право отдохнуть как следует.
Стук повторился. Веронике показалось, будто она даже в стуке различает занудную интонацию ночного визитера.
— Тиш-ш-ш-ша, — прошипела она, открыв глаза.
Когда стук раздался в третий раз, Вероника спустила ноги в шерстяных носках на холодный пол и, ворча, подошла к двери.
— Почему ты не спрашиваешь, кто стучит? — спросил Тимофей, ввалившись в комнату.
— Потому что, во-первых, убийца сидит под замком, а во-вторых, я знала, что это ты, — зевнула Вероника. — Что случилось, босс? Мне съездить на соседнюю станцию за твоим любимым йогуртом?
Тимофей уставился на Веронику.
— Откуда ты знала, что пришел я?
— По голосу. — Вероника, шаркая ногами, прошла обратно к кровати и снова залезла под одеяла, оставив снаружи только голову.
— Я ничего не говорил.
— А тебе, Тиша, и не нужно, — пробормотала Вероника. — Ты уже все сказал…
— Эй, не спи! — Тимофей тряхнул ее за плечи. — Мне нужно поговорить.
— Эк на тебя Антарктида действует! — Вероника окончательно проснулась и заняла полусидячее положение. — Да что случилось, блин?
Тимофей сел на край ее кровати и погрузился в задумчивость. Взгляд его был устремлен в темноту за окном, где продолжала бесноваться буря.
— Тиш? — позвала Вероника.
Тимофей вздрогнул. Вероника не могла отделаться от мысли, что здесь, в Антарктиде, Тимофей более, чем когда-либо, напоминает нормального человека. С нормальными человеческими слабостями.
Вытянув левую руку из-под одеяла, Вероника сжала его ладонь.
— Не покидает ощущение, что мы здесь расследуем не одно дело, а два или даже три, — сказал Тимофей.
— Мы уже всё вроде как расследовали, — напомнила Вероника. — Осталось только оформить по закону — и здравствуй, теплый мир.
— Хорошо, — кивнул Тимофей. — Тогда просто выслушай меня и скажи, что я все усложняю и на самом деле все не так.
— Это я могу. — Вероника согнула ноги в коленях и приготовилась слушать.
— Смотри. Генрих Вайс учился вместе с Брюнхильдой до пятого класса. В пятом классе у них произошел конфликт, и Генрих был вынужден перевестись в другую школу. Он вырос, выучился на автомеханика. Начал зарабатывать, сделал операцию, почти избавился от лицевого дефекта. Но в какой-то момент, ни с того ни с сего, безо всякого очевидного триггера начал писать анонимные письма Брюнхиль