Парнишка-курьер как раз вышел из дверей с зеленым коробом за плечами. Принялся отстегивать от стойки ржавый велосипед.
Тимофей подошел к нему.
Через десять минут вернулся и сел в машину. Сказал:
— Вильгельм-штрассе, дом двадцать три. Номер квартиры курьер не помнит, где она расположена — не знает. Хозяин обычно встречал его возле лифта.
— Ого, — обронил Вернер. — И как же тебе удалось добыть информацию? Что ты ему сказал?
— Это не имеет значения. — Тимофей откинулся на спинку сиденья. — Поехали, пожалуйста. Будем надеяться, что в этом доме не очень много квартир.
— А что ты ему сказал? — вполголоса повторила вопрос Вернера Габриэла, когда машина тронулась.
— Не имеет значения.
— Ну скажи! Жалко тебе? Мне же интересно. Ты — и разговариваешь! С незнакомым человеком. Да еще умудряешься раздобыть информацию, которую не смог вытянуть профессиональный коп!
— Вот именно потому, что Вернер — коп, он и не смог ее вытянуть, — сказал Тимофей. — И ты не смогла… Подобное тянется к подобному, а непохожесть — отталкивает. Бравый полицейский и девочка из хорошей семьи — не те люди, которые вызовут доверие у парня, живущего в арабском квартале.
— А ты? Ты, между прочим, на местного обитателя тоже не очень-то похож.
— Не похож. Но я, как и этот парень, говорю с жутким акцентом. Понадеялся даже, что он тоже русский, но оказалось — нет… Это, впрочем, нашему разговору не помешало.
— Да что ты ему сказал, в конце-то концов? — Габриэла заглянула Тимофею в глаза. Пообещала: — Клянусь, что унесу твою тайну в могилу!
— Сказал, что я тоже эмигрант. Что от нас с мамой ушел отец и я пытаюсь его найти. Попросил мне помочь.
— И все?
— Все.
— Вот так просто?
— Люди, в большинстве своем, вообще довольно простые существа. — Тимофей помолчал. — Он меня даже сигаретой угостил.
65
Тимофей выскочил в коридор первым, Вероника бежала за ним, чувствуя, как сердце колотится от страха. Но их опередили, кто-то уже распахнул дверь комнаты Брю, и там загорелся свет.
Крик повторился. «Значит, она живая, — подумала Вероника. — Но почему она так кричит?!»
Тимофей остановился в дверях, и Вероника, привстав на цыпочки, заглянула ему через плечо. От увиденной сцены у нее перехватило дыхание, в глазах потемнело. Вероника вцепилась в Тимофея, чтобы не упасть, но тот, похоже, этого даже не заметил.
Разобранная измятая постель была заляпана темно-красными пятнами. В таких же пятнах были ночная рубашка Брю, ее руки и лицо. В последнем она наверняка не отдавала себе отчета. Брю, трясясь как осиновый лист, стояла у подоконника, поджимала то одну босую ногу, то другую, будто пытаясь взлететь, не касаться пола, на котором лежал ключевой элемент сцены.
Лоуренс с торчащей из спины рукоятью ножа.
В комнате уже был Оскар. Он сидел на корточках рядом с Лоуренсом и пытался нащупать пульс на шее.
— Твою мать… — прошептала Вероника.
Лоуренс был в трусах и майке, его одежда вперемешку с одеждой Брю валялась на полу. Кровь была на всем, от запаха желудок у Вероники начал сжиматься, напоминая о неделях, проведенных в больнице.
— Kein puls, — сказал Оскар и встал. Руки его дрожали. — Er ist tot.
Вероника не поняла ни единого слова, но о смысле догадалась. Оскар не суетился, не кричал, не требовал носилки и дефибриллятор.
Мистер Плохой Парень был мертв.
66
Все опять собрались в столовой. Тело Лоуренса отнесли в подвал, положили рядом с Габриэлой. Брю была в душе, с ней оставалась одна из горничных. Все прочие сидели за столом и смотрели друг на друга.
Конрад первым откашлялся и встал.
— Буря должна прекратиться сегодня, в первой половине дня, — сказал он. — Это значит, что через сутки, не позже, следственная бригада будет здесь.
— А у нас — два трупа, — сказал, глядя в стол, водитель. — Запертый невиновный. И — убийца на свободе. Сидит сейчас за этим столом и…
— Хватит! — оборвал его Конрад. — Все всё прекрасно понимают.
Вероника вновь скользила взглядом по строчкам перевода на экране планшета. Прощальный подарок Габриэлы исправно нес свою службу.
— А мне кажется — не все! — Водитель поднял голову и посмотрел на Тимофея. — Мне кажется, тут все пытаются отвернуться от правды! А правда состоит в том, что мы — нормальные люди! Работаем здесь уже не первый год. И всё у нас было прекрасно до тех пор, пока сюда не приехали эти зажравшиеся искатели приключений! — Голос его становился все громче. — Я не знаю, зачем эти психи устроили здесь «Техасскую резню бензопилой» — ради лайков, подписчиков или просто ради острых ощущений, — но мое мнение такое: надо выпустить бедолагу Генриха, а на его место закрыть этих троих. Первой — чокнутую истеричку. И пускай они там, если хотят, выпускают друг другу кишки сколько угодно. А мы спокойно дождемся следователей и…
— …и получим тюремные сроки, — закончил за него Конрад.
— За что?! — аж подпрыгнул водитель.
— За то, о чем ты говоришь. Запереть троих человек, один из которых — убийца, всех вместе, в одном помещении, — не самый мудрый поступок.
— Ни один из нас не убийца, — глядя на водителя, сказал Тимофей. — Теперь это очевидно. Мы с Вероникой были вместе, когда убили Лоуренса.
В голосе его Вероника слышала облегчение. Главное, чтобы Тиша с присущей ему искренностью не ляпнул чего-нибудь вроде «если я и убил Габриэлу, то Лоуренса уж точно не мог».
— И кто это может подтвердить, кроме вас двоих, голубков? — язвительно спросил водитель.
— А кто может подтвердить ваше алиби? — парировал Тимофей. — Или ваше? — Он перевел взгляд на повара с помощником, те обалдело переглянулись.
— А нам-то зачем это нужно? — возмутился водитель.
— Лайки, — пожал плечами Тимофей. — Подписчики. Острые ощущения. Я правильно понимаю, что мы уже миновали стадию цивилизованного решения вопросов и приступаем к той стадии, когда инстинкты берут верх над разумом? Инстинкт заставляет сбиваться в стаи, признак — очевиден: есть вы, и есть мы. Вас — втрое больше, соответственно, вы и победите. При этом, конечно, вопрос «кто убийца?» останется открытым. Но кого это интересует, когда отключается разум…
— Ты меня тупым назвал?! — вскочил водитель.
— Огастес, сядь! — рявкнул Конрад. — Все успокоились, быстро! Не будет никаких инстинктов и стай! Вот как мы поступим. Наши гости будут заперты поодиночке, в своих комнатах…
— Нет! — послышался голос от двери.
Вероника обернулась и увидела Брю с мокрыми волосами, закутанную в теплый халат. Она все еще была бледной, дрожала, но теперь на ней, по крайней мере, не было крови.
— Как вы себя чувствуете? — спросил Конрад.
— Я не вернусь в свою комнату, — проигнорировав вопрос, заявила Брю. — Вы с ума сошли? Там… Там всё…
Конрад посмотрел на горничную. Та закивала:
— Через час — чисто. Пол, постель — все чисто.
— Не вздумайте там ничего трогать, — сказал Конрад. — Эта комната — место преступления, и она должна остаться такой, как сейчас, до приезда следственной бригады.
— Трогайте что хотите. Я. Туда. Не. Вернусь! — повторила Брю. — Там убили Лоуренса!
Она подошла к столу и села на свободный стул рядом с Вероникой.
— Зато теперь свободна комната Лоуренса, — пробормотал в задумчивости Конрад.
— А что, мы ее не опечатаем? — спросил водитель.
— Да, — мрачно согласился Конрад. — Должны… Есть еще две свободные комнаты. Но их нужно подготовить, разумеется…
Он посмотрел на горничную. Та, кивнув, испарилась.
— Хорошо, — сказал Тимофей. — Прекрасное решение. Что будет дальше?
— Дальше? — переспросил Конрад.
— Да, — кивнул Тимофей. — Когда мы все будем сидеть взаперти, а в это время кто-то из вас умрет.
В наступившей тишине отчетливо фыркнул водитель Огастес. Остальные обитатели станции молча переглядывались, отодвигаясь друг от друга. Только Конрад спокойно стоял, глядя на Тимофея задумчивым взглядом.
— Повторяю, — сказал Тимофей, — мы с Вероникой были вместе, когда произошло убийство, и можем друг за друга поручиться. Понимаю, для вас это — не доказательство, однако просто рассмотрите такую ситуацию. Пока никаких конкретных доказательств против одного из присутствующих нет. Вот только нож, которым был убит Лоуренс, однозначно был взят из кухни.
На повара и его помощника посмотрели сразу все. Те переглянулись.
— Что?! — Повар сжал кулаки.
— Я никого не обвиняю, — сказал Тимофей. — Я пытаюсь объяснить, что самоизоляция будет иметь смысл лишь в том случае, если ей подвергнутся все без исключения. Но в этом случае останется один человек, обладающий ключами от всех дверей. И я хочу, чтобы каждый из вас сейчас подумал, кому из присутствующих можно было бы доверить ключи? Кому он готов доверить свою жизнь? Это будет человек, который может зайти в комнату к любому из вас.
Вновь стало тихо. Сначала все посмотрели на Конрада, потом отвели взгляды.
— Генрих, — сказал вдруг Конрад. — Он был взаперти, когда произошло убийство. Я думаю, ему можно доверять.
— То есть, — осторожно подала голос Брю, — этот человек сможет зайти ко мне в любой момент? После того, как я выставила его убийцей?
— Что, так трудно посмотреть простому работяге в лицо и извиниться? — съязвил Огастес.
Брю опустила взгляд.
— Огастес! — прикрикнул Конрад. — Брюнхильда, пожалуйста, вы не могли бы рассказать, что конкретно произошло в вашей комнате?
Брю закрыла глаза. Ее руки, лежащие на столе, дрожали.
— Может, не нужно допрашивать ее вот так, при всех? — впервые вмешалась в разговор Вероника.
На нее никто не обратил внимания. Поняли только Тимофей и Оскар, но и они промолчали.
— Он пришел ко мне, — сказала Брю, не открывая глаз. — Лоуренс. Принес вино…