«24/ 7».
— Круглосуточный, — взглянув на название, пояснил Штефан. — Тут таких полно. Скорее всего, китайцы держат… Идем.
— Зачем? — удивилась Габриэла.
— Поговорим с хозяином. Наверняка он знаком с большинством своих покупателей. Лучше пообщаться с ним, чем шерстить все квартиры подряд в поисках неизвестно кого.
За кассой магазинчика стояла китаянка. Витрины были битком забиты дешевыми продуктами, жестяными банками, бутылками, жевательной резинкой и всякими мелочами — от одноразовых бритвенных станков до презервативов.
Вернер огляделся по сторонам, вежливо поздоровался с китаянкой. И вдруг попросил Тимофея:
— А ну-ка, дай мне распечатку.
Тимофей вытащил лист из рюкзака.
Вернер нашел строчку с названием магазина. Хмыкнул, заметив, что это название повторяется в строках, выделенных желтым, еще дважды. И подошел к витрине с алкогольными напитками. Выбрал бутылку, повернулся к стойке с прохладительными. Взял полтора литра кока-колы. Отнес бутылки на кассу. Спросил:
— Сколько с меня?
Китаянка сложила на калькуляторе две цифры и показала калькулятор Вернеру.
Молча. Наверное, акцент у нее был еще хуже, чем у Тимофея.
Цифра почти совпадала с той, что была на листе. Расходилась в центах.
— Значит, он брал не колу, — пробормотал Вернер. И принялся объяснять китаянке, помогая себе жестами: — Мужчина. Живет в этом доме. Приходит сюда. В последний раз был неделю назад. Покупает вот этот виски, — он придвинул бутылку женщине. — Знаешь его?
Китаянка озадаченно молчала.
Вернер изобразил пантомиму еще раз. Добавил:
— С ним могла быть женщина. Не здешняя. Хорошо одетая. Не как он. Другая. Понимаешь?
— Красная машина? — вдруг сказала китаянка. — Женщина — красная машина?
— Да! — выпалила Габриэла. — У мамы Тима — красная машина!
— Другая женщина, — понимающе сказала китаянка. — Не его. Не этого мужчины.
Вернер осторожно кивнул.
— Хотя они… — Китаянка запнулась — должно быть, не знала нужного слова. Подумала. — Они — одна земля.
— Не понимаю, — нахмурился Вернер.
— Соотечественники, — сказал Тимофей. — Эти люди говорили на одном языке, правильно? Вы это хотите сказать? На чужом, не на немецком?
Китаянка показала ему большой палец и энергично закивала.
— То есть тот человек — тоже русский. — Вернер повернулся к Тимофею. — Ты знаешь, кем он может быть? У твоей мамы много русских знакомых?
— Достаточно. Еще перед тем, как мы переехали сюда, она общалась со многими людьми. Узнавала всякие подробности относительно переезда.
— Она общалась с ними по Сети?
— Да, конечно. Но когда мы переехали — никто не мешал маме познакомиться с кем-то из этих людей лично. Предполагаю, что так оно и было.
Вернер посмотрел на него удивленно. Переспросил:
— «Предполагаю»? То есть точно ты не знаешь?
— Нет. Это ведь жизнь мамы, а не моя.
— А у вас в семье не принято… гхм… интересоваться жизнью друг друга?
— Это не принято для меня, — сказал Тимофей. Он не знал, как еще построить фразу.
— Интересная ты личность, — хмыкнул Вернер. На Габриэлу взглянул почему-то с сочувствием. — Ладно… — Снова повернулся к китаянке. — А где нам найти этого мужчину? — Увидел непонимание в ее глазах и задал вопрос по-другому: — Квартира. Тот мужчина, который приходил с женщиной. Где он живет — знаешь?
Китаянка отрицательно покачала головой.
— Хотя бы подъезд? — допытывался Вернер. — Ты сказала, женщина приезжала на машине. Где она оставляла машину?
Китаянка впала в глубокую задумчивость. То ли вспоминала, то ли снова не поняла вопрос.
На входной двери звякнул колокольчик.
Они, все четверо, машинально повернулись к двери.
Китаянка просияла.
— Вот! — обрадованно объявила она, показывая пальцем на вошедшего. — Вот этот мужчина!
Тот от такого внимания замер на пороге. Сначала посмотрел на сияющую китаянку, потом изумленно — на Тимофея. Открыл рот, чтобы что-то сказать, но не сказал. Перевел взгляд на Вернера.
Тот шагнул ему навстречу. Начал было:
— Добрый день… — однако вошедший не дослушал.
Он развернулся и бросился бежать.
69
На теплом складе, где закрыли Генриха Вайса, хранились постельные принадлежности, одежда, чистящие средства и что-то еще, находящееся в многочисленных запечатанных коробках. Их содержание Тимофея не интересовало.
Генрих соорудил себе постель: развернул на полу матрас, положил сверху простыню, подушку, укрылся одеялом. Устроился он вполне уютно и, очевидно, спал, когда убийца вошел в дверь. Генрих проснулся от звука, сел. Одеяло сползло. Возможно, прозвучал короткий диалог, после которого нож полоснул по горлу Генриха и перерезал сонную артерию.
Кровь хлынула фонтаном и залила все вокруг. Генрих упал на спину и больше не поднялся. Он хватался руками за горло и, по всей видимости, извивался — смятое одеяло валялось в стороне.
— Дерьмо, — констатировал врач, стоя в дверях.
«Мартин Йоргенсен, — напомнил себе Тимофей, — датчанин». После убийства Габриэлы он выучил имена и национальности всех сотрудников станции.
— Кровь, — поправил Тимофей и первым вошел внутрь.
— Послушайте, не надо вам тут следить. Я и сам дальше не пойду. Смерть я могу констатировать и отсюда.
— Я не наступлю в кровь, не беспокойтесь.
Тимофей подошел к телу так близко, как только мог, чтобы не испортить ничего, что могло помочь следователям. И опустился на корточки. Его взгляд ощупал лицо Генриха, изуродованную гортань, спустился ниже. Генрих спал полураздетым, с голым торсом.
Одежду, аккуратно сложенную, Тимофей увидел на одной из коробок. Всю, кроме свитера — свитер, смятый, валялся рядом с матрасом. Ему тоже досталось, светлая шерсть вся была в крови.
— Какая здесь температура? — спросил у врача Тимофей.
— Точно не знаю… Впрочем, вот термометр.
Тимофей смотрел на тело, пока Йоргенсен присматривался к термометру.
— Пятьдесят градусов.
— Это, как я понимаю, по Фаренгейту.
— Разумеется.
— В жилых помещениях теплее?
— Конечно. Там — порядка шестидесяти шести.
— Генрих Вайс отличался пониженным порогом восприятия холода?
— Что? — переспросил Йоргенсен.
— У вас есть медицинские карты, вы должны быть в курсе особенностей организмов работающих здесь людей. Генрих Гейне закалялся?
— Я… Я не знаю.
Тимофей встал и прошел к выходу.
— Странный вы человек, — обронил Йоргенсен, когда Тимофей проходил мимо него. — Когда принесли девушку, там вовсе не было крови, а вы упали в обморок. Здесь же…
— Вы хотите задать вопрос или просто озвучиваете пришедшие в голову трюизмы, чтобы спастись от неудобного молчания?
Врач обескураженно замолчал. Тимофей, выйдя в коридор, локтем толкнул дверь — Йоргенсен едва успел выскочить вслед за ним.
— Что вы делаете?
— Сижу на корточках и смотрю на замочную скважину, подсвечивая себе фонариком мобильного телефона, — объяснил Тимофей.
— Хорошо. А зачем вы это делаете?
— Ищу следы взлома.
— Взлома?!
Заинтригованный Йоргенсен присел рядом с Тимофеем. Они вместе тщательно осмотрели замочную скважину.
— И как? — спросил Йоргенсен.
— Не знаю.
— Следы есть или их нет?
— Есть царапины, в том числе — свежие. Их могли оставить и ключом. Я не уверен, лучше дождаться криминалистов.
Йоргенсен встал и совершенно другим тоном сказал:
— Ну так какого черта вы лезете, если не соображаете?
Вместо ответа Тимофей вновь открыл дверь и вошел внутрь. На этот раз остановился сразу за порогом и снова внимательно осмотрел помещение. Кровь. Одежда на коробке. Смятый свитер. Тело на матрасе. Кровь, кровь, кровь…
Взгляд его упал на стену. Стена была темно-коричневого цвета, поэтому замысел убийцы исполнился не сразу. Надпись, сделанная кровью, не бросалась в глаза.
— Brunhilde gehört zu mir, — прочитал Тимофей.
— Господи… — Голос Йоргенсена вернулся к прежней неуверенности. — И что это значит? Я не говорю по-немецки…
— «Брюнхильда принадлежит мне», — перевел Тимофей на английский.
Буквы были такими же нарочито витиеватыми, как в анонимных письмах.
70
Медпункт наполнился криками боли. На операционном столе лежал помощник повара, а единственный оставшийся на станции врач, Йоргенсен, накладывал шину.
— Он взял один из снегоходов и просто уехал, — говорил Конрад.
Начальник станции стоял в коридоре, возле открытой двери медпункта, напротив Тимофея.
— Куда? — спросил Тимофей.
— Не доложил, — поморщился Конрад. — Барт попытался его остановить — видите, к чему это привело.
— Он бросился на снегоход, которым управлял человек, спасающий свою жизнь?
— Уж простите, но человеку не всегда свойственно принимать исключительно логические решения, основанные на холодном анализе!
— Да, я это знаю, — легко согласился Тимофей.
Барт издал особенно громкий крик, и Конрад закрыл дверь.
— Полагаю, Оскар попытается добраться до ближайшей станции.
— Это возможно?
— Теоретически — да. Вы читали книгу «Марсианин»?
— Я не читаю художественных книг.
— Ну, в общем, удачный исход авантюры Оскара ничуть не менее вероятен, чем успех героя этой книги. Я передал на соседнюю станцию все, что мы знаем. Что к ним едет человек, возможно, убийца… По крайней мере, там он не натворит бед.
— А каков самый вероятный исход?
— Оскар заблудится, движок заглохнет. Если ему очень-очень сильно, невероятно повезет, мы найдем его живым, когда стихнет буря. Сильнейшие обморожения, ампутация конечностей, слепота… Это будет чудо в любом случае. Откровенно говоря, я на его месте предпочел бы умереть.