— Я не думаю, что из меня ничего не выйдет. Я просто не хочу работать в полиции.
— Вот как? И почему же?
— Потому что вы — не свободны.
Вернер невесело усмехнулся:
— Никто в этом мире не свободен, парень. Повзрослеешь — поймешь. Увы.
— И как же теперь искать этого человека? — вмешалась Габриэла. — Того, который убежал?
— Самый простой способ его найти — спросить у твоей мамы, кто это. — Вернер повернулся к Тимофею. — Все, что мог сделать ты сам, уже сделал. Дальше нужна помощь твоей мамы. Скажи, что мы разыскали ее предположительного знакомого. И что у него в кармане лежало письмо странного содержания. Вот, можешь ей показать. — Вернер протянул конверт Тимофею. — Возможно, что-то прояснится.
— А разве это не вещественное доказательство? — снова влезла Габриэла.
Вернер подмигнул:
— Ну, я же не работаю над этим делом. Конверт вы могли раздобыть и без меня — посему, полагаю, имеете полное право распоряжаться им как угодно. А мне что-то настойчиво подсказывает, что фрау Бурлакофф с родным сыном будет более откровенна, чем с представителем власти. Позвони мне, когда поговоришь с мамой. — Он взглянул на Тимофея. — Расскажешь, что удалось выяснить. Хорошо?
Тимофей молча кивнул и убрал конверт в карман куртки.
74
Как и обещали сводки, метель улеглась к полудню. Три снегохода отправились в путь сразу после завтрака, унося на себе Конрада, Огастеса и Йоргенсена.
— Вы же понимаете, что все это мы делаем для очистки совести? — прозвучал в наушниках Конрада голос Огастеса.
— Если мы этого не сделаем, будем отвечать по статье «преступная халатность», — сказал Конрад. — Так что хватит болтать и смотри в оба.
— Ублюдок, устроивший бойню, замерз насмерть в Антарктиде, — не унимался Огастес. — По-моему, в этом всего лишь воплотилась высшая справедливость.
Конрад не ответил. Он думал о тех, кто остался на станции. Горничные, повар и его помощник со сломанной ногой. Три трупа. И трое туристов, один из которых — более чем необычный человек. Чего стоит только эта его просьба, больше напоминающая приказ. Конрад до сих пор не решил, будет ли ее выполнять. В конце концов, погода наладилась, над головой светит ослепительное солнце, к вечеру приедут следователи. Почему бы им не разобраться с этим делом самостоятельно?
Размеренная жизнь на станции превратилась в ад, в фильм ужасов. Три трупа — это как минимум. Четвертый, скорее всего, они найдут сейчас. И все это за… сколько? Сутки? У станции «Сириус» есть все шансы войти в историю Антарктиды. Вот только вряд ли после всего происшедшего увеличится поток туристов…
Пожалуй, при любом исходе пора обновить резюме. До пенсии осталось всего-то пять лет, Конрад надеялся провести их здесь, на спокойном месте. И вот… Впрочем, полярники — не те люди, которые раскисают перед трудностями.
— Мы его даже не увидим, — вновь возник в треске помех голос Огастеса. — Держу пари, его занесло снегом так, что…
— На десять часов подозрительный холмик, — перебил его голос Йоргенсена.
Конрад повернул голову. Он мигом сообразил, о чем говорит врач. Посреди более-менее ровной поверхности снега виднелось возвышение неправильной, неестественной формы.
— Так на что ты там готов был спорить, Огастес?
Огастес промолчал. Но даже в молчании Конрад расслышал недовольство и усмехнулся. Огастес был отличным парнем, прекрасным работником, но его цинизм временами раздражал. Конрада очень многое в последнее время раздражало. А раздражение требовало выхода. Н-да…
Три снегохода, один за другим, остановились рядом с холмом. Конрад первым надел снегоступы и подошел ближе. Рукой в перчатке смахнул снег, и показалась одна из гусениц. Снегоход Оскара лежал на боку.
— Идиот не справился с управлением, — прокомментировал Огастес.
— При таком ветре он добрался аж досюда, — сказал Конрад. — Управлял уж точно не как идиот.
— Ну давай поставим ему здесь памятник. Вот прямо на этом самом месте. Я даже знаю, что написать: «Самый лучший водитель среди серийных убийц! От благодарных выживших».
Конрад проигнорировал очередное выступление. Срываться нельзя. Сейчас — точно нельзя. Не здесь, не при Йоргенсене… Он взял лопатку и принялся откапывать снегоход. Врач хотел было присоединиться к нему, но вдруг замер.
— Доминик, — тихо сказал он, — по-моему, копать надо там.
Конрад проследил за его взглядом и увидел в десяти метрах холмик поменьше.
Бросились туда. Огастес не отставал.
— Если этот сукин сын каким-то чудом жив — я могу случайно добить его лопаткой, — предложил он.
— Не можешь, — сказал Конрад. — Злобные ублюдки вроде тебя способны убить только на войне.
— Точно, я и забыл, что ты прекрасно разбираешься в людях и никогда не взял бы на работу убийцу!
Конрад проглотил и это — хотя глаза уже подернула пелена ярости. Лопаткой он пользоваться не стал, разгребал снег руками. Это странным образом помогало унять раздражение.
Вскоре показалась ярко-красная водительская спецовка, которую Оскар надел перед тем как совершить свой безумный побег.
— Вытаскиваем? — спросил Огастес.
— Ни в коем случае! — вмешался врач. — У него может быть повреждена спина. Убирайте снег.
— Значит, если этот сукин сын жив, — пропыхтел Огастес, аккуратно освобождая неподвижное тело от снега, — нам придется пять километров переть его на носилках — вместо того чтобы кинуть через сиденье и спокойно довезти? Клянусь генератором, я люблю Оскара все больше! С каждой секундой!
Когда освободили голову Оскара, Конрад жестом велел прекратить раскопки и посмотрел на врача.
— Давай. Твой выход.
Йоргенсен стянул рукавицу и просунул ее за воротник лежащего ничком бывшего коллеги.
— Ну? — не выдержал Огастес, когда врач поднял голову. — Жив?!
75
Вероника пила уже вторую чашку кофе и никак не могла стряхнуть с себя сонливость. Ночка выдалась еще та, а утром Тимофей подскочил ни свет ни заря, и ей тоже пришлось вставать. Не могла позволить себе разлеживаться.
Все, кроме тех, кто уехал на поиски Оскара, опять собрались в столовой. Пришел, опираясь на костыль, даже помощник повара. Брю выглядела так, будто вовсе не сомкнула глаз за всю ночь — что, в общем, и неудивительно.
— В гробу бы я видала такой отдых, — вздохнула Вероника.
— Все-таки изначально мы ехали не отдыхать, а работать, — напомнил Тимофей.
— По-моему, мы и не отдохнули, и не поработали, — ворчала Вероника. — Впрочем, хоть сейчас наконец-то жизнь стала похожа на жизнь.
— Что ты имеешь в виду? — заинтересовался Тимофей.
— В жизни вечно нет никакого смысла, а самые важные вещи происходят случайно, — зевнула Вероника. — Это в кино ты бы обязательно раскрыл дело, пользуясь исключительно своими гениальными мозгами. А в жизни преступник сам себя выдал и сам же себя угробил. Тоска…
— Как минимум два «живых» дела я раскрыл, пользуясь исключительно своими гениальными мозгами, — напомнил Тимофей.
— Это — статистическая погрешность, — отмахнулась Вероника. — Если хочешь мое мнение — нам нужно вернуться к архивным делам. Это спокойнее, безопаснее, и там у тебя куда больше шансов блеснуть.
— Согласен, — неожиданно покладисто отреагировал Тимофей. — Меньше эмоций, вовлеченности. Проще оценить картину, частью которой ты не являешься.
Рация, стоявшая на столе, затрещала и что-то сказала. Повар схватил ее, ответил; рация затрещала вновь. Вероника опустила взгляд на планшет, и ее глаза широко раскрылись:
— Да не может быть!
76
В этот раз поисковики в дверь не вошли, а влетели.
— Освободите коридор! — орал Конрад. — Вон! Все — вон отсюда!
Вероника поняла его уже по интонации, лишь постфактум прочитав перевод на экране планшета. Она отпрянула обратно в столовую, толкнув спиной Брю. Потом проем загородила массивная спина повара. Вероника лишь мельком успела увидеть что-то ярко-красное, лежащее на носилках.
Оскара унесли в медпункт, дверь захлопнули.
— Боже мой, он жив! — повторяла Брю. — Какой ужас, какой кошмар…
— Не волнуйся, — коснулась ее плеча Вероника. — Если он и жив, то вряд ли подвижен настолько, чтобы разгуливать по коридору. До нашего отъезда уж точно тебя не побеспокоит.
— Думаешь? — с опаской посмотрела на нее Брю.
— Конечно. Даже если бы он в Москве в декабре так заночевал — и то бы к утру ему было невесело. А тут… Как он вообще ухитрился выжить? — Вероника вспомнила свой недолгий поход с Оскаром от жилого блока к гаражу и содрогнулась.
Конрад вошел в столовую через десять минут. Окинул всех присутствующих тяжелым взглядом.
— Оскар жив, — сказал он. — Он сильно обморозился, у него повреждена спина. В себя не приходит. В общем… — Конрад помешкал. — В общем, даже если Оскар очнется в течение ближайших суток — встать он точно не сможет. Так что… Теперь можно… Даже не знаю, как сказать. В общем, теперь ни у кого из вас нет причин для беспокойства.
Тимофей кивнул и сказал:
— Спасибо.
— И вторая новость. — Конрад опять выдержал паузу, в течение которой было тихо, как в космосе. — Из-за непогоды корабль задержался, увы. Следователи прибудут только к завтрашнему утру, и, соответственно, покинуть станцию вы сможете не раньше, чем завтра.
— Слава богу, хоть завтра, — выдохнула Вероника.
И тут в разговор вмешалась Брю:
— Вы же запрете дверь в палату?
— В медпункт? — уточнил Конрад. — Разумеется. Мы не оставим этому человеку возможности навредить кому-либо.
— Но вы ведь только что сказали, что на ноги он уже не встанет, — нахмурилась Брю.
— Верно, — согласился Конрад. — Однако ваш покорный слуга — из тех невыносимых персон, которые в любой ситуации предпочитают перестраховываться. Вы же не будете настаивать на…
— Нет, — резко опустила голову Брю. — Нет, ни в коем случае. Просто… я устала бояться.