Вот только если он сейчас ответит на вопрос дежурного согласием, тот, когда принесет кофе, может посчитать это поводом продолжить разговор.
— Не хочу. Спасибо.
Дежурный отстал, хотя, вероятно, лишь на время. Он поглядывал на Тимофея все с тем же любопытством и рано или поздно наверняка нашел бы другой повод заговорить. Но тут открылась дверь кабинета следователя.
— Идем, — сказал следователь Тимофею.
Тимофей молча поднялся с кресла.
— Мы едем к тебе домой, — сказал следователь. — Твою маму заберем на допрос — пока как свидетельницу. Твоего отца уже объявили в розыск. Рано или поздно, с помощью матери или без — мы его найдем. А тебя, по-хорошему, следовало бы уже сейчас передать органам опеки. Но я решил дать тебе возможность увидеться с матерью. Возможно, она назовет имена знакомых или родственников, которые могли бы стать твоими опекунами.
Следователь посмотрел на него — снова ожидая какой-то реакции.
— Я понял, — сказал Тимофей.
Не попал. Следователь на это неодобрительно покачал головой и больше с ним не разговаривал до самого дома.
В машине они ехали вчетвером. Тимофей и молодой парень в форме — на заднем сиденье, следователь и водитель — впереди. Из машины вышли все четверо.
Мамин «фиат» стоял на парковке.
— К черному ходу, — приказал следователь водителю.
— Есть. — Тот свернул с дорожки, обходя дом.
Тимофей, следователь и парень в форме поднялись на крыльцо.
Дверь была не заперта и даже закрыта неплотно. А значит, пропажу сына мама уже обнаружила. Из-за двери доносился мамин голос.
Следователь прислушался. Спросил у Тимофея:
— Что она говорит?
Мама говорила по-русски.
— Не знаю. Плохо слышно.
Слова, приглушенные толстой дверью, действительно были едва различимы.
— Пойдешь рядом со мной, — приказал следователь Тимофею. — Вперед не лезть!
Он распахнул дверь и быстрым шагом прошел через холл в гостиную. Тимофей послушно шел рядом, Парень в форме держался за спиной следователя.
Мама сидела на диване и плакала. Рядом с ней на подлокотнике, обняв маму за плечи, сидел отец.
83
Вероника вышла в столовую. Она не знала, с чего еще начать. Все всегда собирались здесь, столовая была как будто сценой в театре. Но сейчас спектакль закончился, и актеры разошлись.
Щелкнув выключателем, Вероника зажгла свет. Обошла вокруг стола. Ну и что дальше? Покричать? А может… Хм… Глупо, конечно, писать человеку, который точно находится в одном с тобой здании (Тиша ведь не покинул станцию среди ночи, чтобы еще разок посмотреть на пингвинов, ведь правда?!), но это точно будет не самая большая и не самая страшная глупость в ее жизни. Гораздо глупее было, например, согласиться ехать в Антарктиду.
Вероника вынула из кармана телефон и начала набирать сообщение: «Где тебя черти нос…»
Дописать она не успела — из коридора послышался хлопок, похожий на выстрел.
Выронив телефон, Вероника бросилась к коридору и увидела на стенах странные отблески, как будто в медпункте кто-то запустил фейерверк. Что определенно было бы слишком странно даже для Тимофея.
Но прежде чем Вероника сделала шаг туда — из дверей медпункта выскочил человек и побежал по направлению к ней. Вероника попятилась, вернулась в столовую.
Человек вбежал следом за ней и остановился. Капюшон от толстовки сбился назад, и Вероника, узнав знакомое лицо, выдохнула.
— Ты? Господи, как ты меня напугала! Что там случилось?
Брю что-то ответила, глаза ее беспокойно бегали. Вероника сообразила, что оставила планшет в комнате, а без него коммуникация обречена на провал.
— Сорян, я схожу за переводчиком. Господи, там что, взорвалось…
Она не договорила, потому что заметила деталь, которая сразу не бросилась в глаза.
Брю держала в правой руке кухонный нож. И лезвие было в крови.
Заметив, куда смотрит Вероника, Брю решилась. Она быстро, как змея, метнулась к Веронике, и та лишь успела вскрикнуть, когда лезвие ножа легло ей на горло. Брю оказалась сзади.
— Стоять тихо, — прошипела она ей в ухо на русском языке. — Ты стоять тихо.
84
Сигнальная ракета.
Конрад в первый же день, в числе прочих предметов, входящих в так называемый набор безопасности, выдал каждому из них по ракетнице — наказав использовать их лишь в самом крайнем случае, чтобы привлечь внимание поисковой группы.
«Или отбиться от белого медведя», — проворчала тогда Вероника.
«Белые медведи здесь не живут, — напомнила Габриэла, прочитав перевод на экране планшета. — А если выстрелишь в пингвина — выплатишь огромный штраф».
«Надеюсь, эти деньги как-то утешат семью бедолаги», — вздохнула Вероника, и Габриэла не нашлась с ответом.
Теперь Габриэла была мертва, а Тимофей знакомился с последствиями применения сигнальной ракеты в замкнутом пространстве. Медпункт наполнился едким вонючим дымом, от которого заслезились глаза. К счастью, Тимофей успел зажмуриться и отвернуться, прежде чем ракета взорвалась, ударившись в стену, и вспышка не обожгла ему сетчатку.
Он услышал быстрый топот ног и, поднявшись, побежал следом. В дыму, с едва открывающимися глазами, Тимофей спутал направления и налетел на кушетку с телом. Коснулся холодной руки мертвого Оскара, провел ладонью над его грудью.
Ножа не было.
Теперь Тимофей уже безошибочно рванулся к двери. Выскочив в коридор, успел заметить фигуру в толстовке, нырнувшую в столовую, услышал голос…
Голос Вероники.
Кашляя, Тимофей пробежал по коридору, замер в дверях.
Брюнхильда стояла посреди освещенной столовой, держа окровавленный нож у горла Вероники. Тимофею понадобилось мгновение, чтобы понять: это не ее кровь. Кровь Оскара.
Облегчение было сильным, но коротким. Тимофей попытался прикинуть, насколько велики шансы заполучить сепсис, если Брюнхильда хотя бы оцарапает этим ножом Веронику. Шансы были достаточно велики. Поэтому Тимофей сделал лишь один шаг за порог и остановился, внимательно глядя в глаза Брюнхильде.
В глазах безошибочно читалась паника. И Тимофей решился сделать первый ход сам.
— На что ты надеялась? — спросил он. — И на что надеешься сейчас?
— Отстань от меня! — взвизгнула Брюнхильда, и правая рука ее дрогнула.
Плохая стратегия. Будущее пугает эту психопатку до истерики. Значит, нужно обратиться к прошлому. Нужно выиграть время, чтобы у нее устала рука, чтобы она ослабила хватку.
— Идея с отверткой была отличной, — сказал Тимофей. — Я, правда, не очень понял, какой в этом был практический смысл. Но исключительно в эмоциональном плане…
Брюнхильда криво усмехнулась:
— Практический смысл был — заткнуть Габ. Она вычислила меня. Сразу же, как только приняла всерьез мою ситуацию! — В голосе отчетливо слышалась обида, которой не сумела смыть даже кровь. — Если бы вы узнали, что это я… Если бы узнали мама, Вернер… Я не могла этого допустить! А отвертка мне просто попала под руку. Я увидела ее, когда заглянула в кладовку. И сразу вспомнила ту историю из детства. Эта дрянь Габ мне тогда ничего не рассказывала — о нет, Брю, ты еще слишком маленькая! Хотя ей самой было всего-то тринадцать. И я, между прочим, прекрасно все знала! Я подслушивала за дверями гостиной, как Габриэла разговаривает с родителями и Вернером. Мне нравилось все про всех знать. Я знала даже, что Габриэла в тебя втюрилась — еще тогда, в детстве. И когда я увидела отвертку, мне показалось, что это будет забавно. В первую очередь — для тебя.
— И как же Габриэла додумалась, что анонимщик — ты? — склонил голову Тимофей.
Лицо Брюнхильды помрачнело, и Тимофей понял, что опять просчитался. Нельзя было отмечать даже мимоходом интеллектуальное преимущество Габриэлы. Он поспешил добавить:
— Я понял лишь, что это должно быть что-то такое, о чем Габриэла знала как член вашей семьи. Ей просто повезло.
— Конечно, повезло! — воскликнула Брюнхильда. — Ей постоянно везло, всегда! Я допустила ошибку в письме. Это дурацкое правило…
— Перепутаны местами дательный и винительный падеж? — оживился Тимофей. — Die Schwester zeigte einen sicheren Ort der Hure. Ну конечно, мне это сразу показалось странным. Но я не знал, что это — твоя характерная ошибка.
— Конечно. Тебе-то откуда знать? Но… — Брюнхильда нахмурилась. — Как же ты меня вычислил?
— Это было очень непросто. Генрих Вайс, оказавшийся на станции, — удивительное стечение обстоятельств. Я бы сказал, невероятное. И — тот редкий случай, когда это именно стечение обстоятельств. Ты говоришь, что Габриэле всегда везло. Однако Генрих Вайс — твое везение. То самое совпадение, вероятность которого — один шанс на миллион. И ты допустила, пожалуй, всего одну ошибку, которая навела меня на подозрения.
— Какую? — Брюнхильда смотрела на него широко раскрытыми безумными глазами.
В коридоре послышались шаги и голоса. Брюнхильда напряглась. Тимофей потянулся к карману.
— Нет! — крикнула она.
— Я просто достану телефон.
— Зачем?
— Хочу включить песню.
Брюнхильда замолчала. Тимофей вытащил телефон, разблокировал экран и запустил SoundCloud.
Холодные тени окружают меня,
А сердце пылает,
Кожа моя покрывается льдом,
Я не в силах его растопить…
Музыка звучала тихо; для того, чтобы разобрать слова, нужно было прислушиваться. Но Брюнхильда не могла не узнать собственной песни.
— Красивая лирика, насколько я могу судить, — сказал Тимофей. — Ты поешь на английском, акцент минимален. Следовательно, ты знаешь английский язык, и знаешь его превосходно. А с учетом того, что ты поприветствовала меня при первой встрече на неплохом русском, я могу заключить, что способности к языкам у тебя гораздо выше средних. Ты прекрасно схватываешь мелодику чужой речи. Музыкальный слух здесь играет важную роль.